За Императора!

Глава четвертая

Часто замечают, что дипломатия — это просто война другими средствами. Наши битвы не становятся менее отчаянными оттого, что они бескровны, но, по крайней мере, мы достаем вино и сухие пайки. Толлен Ферланг, имперский посол в Ультрамаре, 564-603М41

— Вы уверены, что достаточно поправились? — спросила Кастин с легкой тенью озабоченности, лежащей между бровей. Я кивнул и поправил перевязь, которую соорудил для пущего эффекта. Она была из черного шелка, подходящего к темным цветам моей парадной формы, и придавала мне, как я думал, приемлемо лихой вид.

— Я в порядке, — сказал я, широко улыбаясь. — Нападающим, слава Императору, досталось хуже.

За пару дней после стычки с еретиками моя рука более или менее зажила, и медики уверили меня, что я отделался сильным ушибом. Она все еще плохо слушалась и немного болела, но, в общем, я легко отделался. В любом случае много легче, чем Дивас. Он провел ночь в лазарете и все еще ходил с костылем. Но, несмотря на это, он оставался таким же раздражающе жизнерадостным, как всегда, и я старался найти как можно больше дел, чтобы держаться подальше от него каждый раз, когда майор снова предлагал пообщаться.

К счастью для меня, Дивас потерял сознание раньше, чем появился крут, так что моя репутация в очередной раз оказалась незаслуженно приукрашена. Он заключил, что я в одиночку прогнал нападавших, а я не видел достойного резона разрушать его иллюзии. Кроме того, мой разговор с тем существом оказался на удивление тревожащим, и я понял, что не хочу слишком о нем задумываться. Я отметил, что Дивас в своем докладе тактично умолчал о том, почему мы оказались в глубоком тылу приверженцев тау, так что, может статься, они все-таки вбили в него немножко здравого смысла. Но, впрочем, зная Диваса, я в этом сомневался.

— Что ж, поделом им за то, что выступили против лучших людей Империума, — сказала Кастин, с готовностью купившаяся на официальную версию событий, особенно потому, что последняя демонстрация моих выдающихся боевых качеств хорошо отразилась на подразделении под ее командованием. Она то и дело поправляла свою парадную форму, одергивая коричневую шинель. Как и большинство вальхалльцев, выходцев с окованного льдом мира, она легко переносила холод, зато даже умеренно теплый климат находила несколько неуютным. Проведя большую часть своей службы с вальхалльскими подразделениями, я давно перенял их привычку устанавливать кондиционер в помещениях на температуру, при которой пар шел изо рта, и обычно никогда не расставался со своей комиссарской шинелью.

— Насколько я могу судить, полковник, — сказал я, — вполне допустимо будет сменить форму одежды на рекомендуемую для тропиков.

— Вы так считаете? — Она неуверенно нахмурилась, в очередной раз напомнив мне, насколько она молода для столь высокого звания, и я испытал непривычный прилив сочувствия. Престиж подразделения был в ее руках, и порой можно было заметить, насколько тяжела для нее эта ноша.

— Безусловно, — заверил я ее.

Она сняла теплую меховую шапку, растрепав при этом волосы, и стала расстегивать шинель. Потом замялась.

— Ну, я не знаю, — сказала она. — Если подумают, что я слишком неформально себя веду, это плохо отразится на мнении обо всех нас.

— Ради Императора, Регина, — вмешался Броклау с весельем в голосе. — Какое впечатление ты произведешь, если будешь весь вечер потеть, как орк?

Я заметил, что он назвал ее по имени — при мне это произошло в первый раз — с молчаливым удовлетворением. Еще один шажок в движении 597-го к единению. Настоящее испытание придет, конечно, только тогда, когда они попробуют себя в своем первом сражении, но и эта мелочь уже была хорошим знаком.

— Комиссар прав.

— Комиссар всегда прав,- сказал я, улыбаясь. — Читайте устав.

— С этим не поспоришь.

Кастин стянула шинель с очевидным облегчением и пригладила оказавшийся под ней жилет. У него был глубокий, вырез, подчеркивающий ее формы так, что, я уверен, она должна была привлечь внимание большинства мужчин, где бы ни оказалась. Броклау одобрительно кивнул.

— Думаю, тебе не стоит опасаться того, что ты не производишь впечатления, — сказал он, предлагая ей расческу.

— Лишь бы впечатление было хорошим.

Она уложила волосы и стала подтягивать оружейный ремень.

Как и у меня, у нее на ремне висел цепной меч, но богато позолоченный и от кончика ножен до рукояти расписанный священными символами. Разница между ним и моей моделью — функциональной, потрепанной и побитой слишком частым, на мой вкус, употреблением — была разительна. Кобура, располагавшаяся на ее другом боку, была столь же безукоризненна. Лоснящаяся черная кожа скрывала болт-пистолет, также сверкавший полированными боками и изысканно выгравированными ликами святых.

— Несомненно, — заверил я.

Ее нервозность была хорошо понятна, потому как нас пригласили не куда-нибудь, а на дипломатический прием во дворце губернатора. По крайней мере, меня пригласили и, в интересах этикета, ожидали также полковника и подобающий эскорт. Такого рода званые вечера были Кастин в новинку, и она чувствовала себя не в своей тарелке.

Я же пребывал в своей стихии. Одной из приятных сторон жизни Героя Империума было то, что заправилы определенного социального круга мечтали заполучить меня к себе, позволив мне все эти годы наслаждаться гостеприимством, винными погребками и дочерьми богатых лентяев, а также свести близкое знакомство с тем миром, в котором они крутились. Главное, что надо было запомнить (и чем я поделился с Кастин), — их представление о том, каким должен быть солдат, имело мало общего с реальностью.

— Лучшее, что ты можешь сделать, — сказал я, — это сразу не позволить втянуть себя во всю эту протокольную чушь. Они и не ожидают, что мы в ней разберемся, так что просто пошли их в варп, и дело с концом.

Она не смогла удержаться от улыбки и устроилась поудобнее в кресле штабной машины, которую где-то раздобыл Юрген. Имея на вооружении мою комиссарскую власть, которая позволяла ему без препонов реквизировать практически все, что угодно, кроме разве что космических крейсеров, он со временем развил в себе нешуточный талант раздобывать все необходимое для моего удобства и комфорта. Я никогда не задавал лишних вопросов по поводу того, где он доставал все это, так как подозревал, что ответы могут сильно затруднить мою жизнь.

— Вам легко говорить, — сказала она, — вы герой. А я всего лишь…

— Один из самых молодых командиров полка во всей Гвардии, — закончил я. — И это положение, по моему мнению, вы занимаете целиком и полностью заслуженно. — Я улыбнулся. — А мое доверие не так-то просто заслужить.

Конечно же, именно это она хотела услышать. Я всегда хорошо умел управлять людьми. Это одна из причин, почему я так хорошо справляюсь со своей работой. Полковник стала выглядеть немного счастливее.

— Так что вы посоветуете? — спросила она.

Я пожал плечами:

— Они могут быть сколь угодно богаты и влиятельны, но они всего лишь гражданские. Как бы сильно они ни старались это скрыть, они будут благоговеть перед вами. Я всегда находил, что в таких ситуациях лучше быть простым, прямым воякой, не интересующимся политикой. Император указывает, мы идем…

— Через варп, пока живем, — закончила она с улыбкой строчку из старой песни. — Значит, мы не должны высказывать своего мнения или отвечать на вопросы о большой стратегии.

— Именно так, — сказал я. — Если они захотят поговорить, расскажите им пару баек о своих предыдущих кампаниях.

В моем случае это, без сомнения, было верно. Я знал, что меня пригласили исключительно в качестве патриотической занавески, дабы произвести впечатление на тау тем препятствием, с которым им придется столкнуться, если они окажутся настолько глупы, чтобы затевать драку с нами. По мне, так пускай бы они водрузили свой флаг на губернаторском дворце в любое удобное для них время, но не мне решать.

— Спасибо, Кайафас. — Кастин положила подбородок на руку, глядя на мелькающие за окном огни.

В первый раз с тех пор, как я присоединился к этому полку, кто-то из них назвал меня по имени. Это было странное чувство, но удивительно приятное.

— Не за что… Регина, — сказал я, и она улыбнулась в ответ.

Я знаю, о чем вы подумали, но вы ошибаетесь; в конце концов, я стал считать ее своим другом и Броклау тоже, но дальше наши отношения не заходили, что-либо большее сделало бы наше положение шатким; иногда, оглядываясь назад, я думаю, что все-таки оно того стоило, но уж как есть, так и есть.

Дворец губернатора располагался в районе, который местные называли Старым Кварталом. Здесь мода на навеянную тау архитектуру, заразившая остальной город, не закрепилась, так что неясное беспокойство, одолевавшее меня с самого прибытия, стало понемногу отпускать. Виллы и усадьбы, проплывавшие за стеклами машины, приобрели знакомые кубические формы имперского стиля, и я ощутил прилив хорошего настроения, настолько сильный, что даже начал предвкушать удовольствие от предстоящего ужина.

Юрген провел машину между створками кованых ворот, украшенных имперским орлом, и заскрипел шинами по рыхлому гравию длинного, закругляющегося проезда, освещенного мерцающими факелами. За нами следовал грузовик с почетным эскортом, приводя дорожку в полную негодность своими мощными траками, в то время как солдаты наслаждались видами из открытого кузова, тыча пальцами и обсуждая достопримечательности. За мерцающим светом живого огня факелов можно было разглядеть ухоженный парковый газон с куртинами цветов и декоративными фонтанами — какая-то часть моего сознания автоматически оценивала, как их лучше всего использовать в качестве прикрытия.

По шумному вдоху Кастин я понял, что в ее боковом окне показался сам дворец, и через секунду поворот дороги открыл его и мне.

— Неплохая квартирка, — сказал я с напускной небрежностью.

Кастин взяла себя в руки и прекратила таращиться, будто деревенщина какая.

— Напоминает бордель, куда я захаживала в кадетские годы, — ответила она с явным намерением переплюнуть меня в показной искушенности.

Я ухмыльнулся:

— Так-то лучше. Помни, мы солдаты. Нас такие вещи не впечатляют.

— Совершенно не впечатляют, — согласилась она, лишний раз поправляя жилет.

Да, в этом здании было чем не впечатлиться. Оно, должно быть, простиралось на добрый километр от одного флигеля до другого, хотя, конечно, много места занимали внутренние дворики и сады, скрытые от нас внешними стенами. Контрфорсы и зубцы, украшенные статуями, увековечивающими предыдущих губернаторов и местных шишек, которых никто уже не помнил, торчали из каждой плоскости, как юношеские прыщи, многие простенки были вызолочены, отражая свет факелов. Это выглядело бы как зловещее предзнаменование, знай мы, что нас ждет. Тогда же здание показалось мне просто одним из наиболее пошлых нагромождений каменной кладки, какое я когда-либо встречал.

Юрген остановил машину напротив главного входа, точно возле красной ковровой дорожки так искусно, будто был пилотом, швартующим шаттл в док. Через секунду за нами остановился наш грузовик, почетный караул в полном составе вывалился из него, и пять пар солдат заняли свои места по обе стороны ярко-красной дорожки, с лазерными ружьями по стойке «На грудь!».