Заглянуть вперед

И тогда некоторые из них стали искать способы сообщить предкам о содеянном ими, и нашли их. Возможно, это умение появилось у них в результате какого–то генетического сдвига, возможно, оно всегда было заложено в человеке, и требовался лишь такой могучий стимул, чтобы пробудить его.

Он мысленно видел людей (как их назвать — шаманы, жрецы?), концентрирующих ненависть, как электрическая дуга, на предметах, дошедших из счастливого прошлого: останках людей, инструментах, оружии, костях. Таких, как кость его пальца. Так вот что это такое, этот маленький осколок другого мира, который, обрасти он мясом, стал бы точной копией пальца, недостающего на его покалеченной руке. Эта кость — его, она вернулась к нему.

Какой–то сдвиг в психике — он понимал, что его термины неудачны, но до изящных ли формулировок сейчас, когда времени и так в обрез, — возможно, вызванный еще свежей в памяти смертью Джимми, убитого той же болезнью, пробил барьер, отделявший Смиффершона от объекта его ненависти. Какой толщины барьер? Десять поколений? Двадцать? Это не имеет значения.

Макс попытался представить себе, каково было Смиффершону оказаться совершенно голым в чужом для него мире, где шумят города и миллионы людей заняты таинственной деятельностью, где никто не может его понять, где единственной связью с привычным миром осталась маленькая кость, судорожно зажатая в кулаке. Та самая нить нематериальной причинности, соединившая во сне мозг Макса с кошмарным миром будущего, слепо влекла Смиффершона к хозяину отрубленного пальца, и уже по пути он обзавелся рваным плащом и сапогами, подобранными на какой–то свалке, и нашел нож с надломанным острием. Что бы он сделал, если бы не отравился по дороге рыбой с чипсами? Убил бы?

«Лучше бы убил!» — безмолвно кричало все в душе Макса. — Легче умереть, чем оставаться один на один с ужасом вдруг открывшейся перед ним правды».