Москва 2087

2

Когда профессор ушел (продолжать дискуссию в присутствии своей дочери он и вправду не желал категорически), Макс тщательно запер за ним дверь. Отец Макса, Берестов Алексей Федорович, был владельцем крупной охранной фирмы — «Законы Ньютоны». И замки в двери своего жилища установил первоклассные. Вот только — сам Алексей Берестов, получивший во времена своей байкерской молодости прозвище Ньютон, сейчас в этой квартире не проживал. Отравился путешествовать — на супер-поезде «Новый Китеж», который отец и сын Берестова пустили когда-то колесить по железным дорогам Европы. Пустили с одной-единственной целью: чтобы поезд этот стал самым надежным в мире убежищем для молодых и красивых людей. И сейчас Алексей Федорович принял на себя обязанности и коменданта этого поезда, и начальника его службы безопасности.

На этом поезде имелось и персональное купе для Настасьи Рябовой — в котором она и отравилась в двухнедельную познавательную поездку по маршруту «Москва-Владивосток-Москва». Профессор не мог этого знать — Макс ему соврал, будто Настасья пошла с тремя охранниками заниматься отовариванием. Шопингом — как говорили в прежние времена. А сама девушка не сочла нужным известить об этой поездке своего отца — который мало того, что выглядел теперь как совершенно посторонний для неё человек. Филипп Рябов когда-то продержал Настасью девять лет взаперти в собственной квартире — даже в гимназию не пускал, учил её на дому. А в дополнение к этому все девять лет изображал из себя её деда, уверяя, что и отец Настасьи, и мать погибли во время нападения на них так называемых колберов — нелегальных торговцев экстрактом Берестова. Так что — вряд ли теперь стоило удивляться тому, что отношения между отцом и дочерью были натянутыми. И возвращение из страны безликих Настасьиной мамы, которую сама Настасья звала, как в детстве, Машей, ничуть ситуацию не улучшило.

Из Санкт-Петербурга, где «Перерождение» разместило свою штаб-квартиру, профессор приехал исключительно для того, чтобы повидаться с Максом. И оценить его умонастроение. Но поселился он при этом совсем не в квартире на Большой Никитской — хотя Макс из вежливости его и пригласил, пусть даже это и грозило разоблачением относительно Настасьиной поездки. Профессор снял номер в исторической гостинице «Ленинградская», сознательно или бессознательно выбрав именно то место, которое более всего на свете ненавидел отец Макса, Алексей Берестов. С которым профессор был знаком и вроде бы даже поддерживал дружеские отношения.

Но, конечно, профессор своим отказом поселиться у него невольно подыграл Максу. Тот ведь сам предложил Настасье съездить прокатиться на «Новом Китеже», пока он сам будет заниматься крючкотворством: изучать нормативные акты «Перерождения», якобы нуждающиеся в редактировании. Когда он это предлагал, то боялся: Настасья расстроится, что он отправляет её в «круиз» со своим отцом, тогда как он сам остается дома. Однако эта девушка в очередной раз его удивила. Спросила: «А ты не обидишься, если я поеду без тебя?» И саму идею поездки приняла с восторгом. Годы затворничества явно нелегко ей дались.

Так что в квартире своего отца Макс должен был оставаться один еще три дня — до возвращения Настасьи из железнодорожного круиза. Даже Гастон, огромный черный ньюфаундленд Макса, ехал сейчас на «Новом Китеже» вместе с Настасьей. Пес настолько привязался, прикипел душой к девушке, что Макс подозревал: ньюф уже считал именно Настасью своей главной хозяйкой. Что даже не казалось удивительным. На памяти Гастона Макс дважды прошел трансмутацию. В первый раз — когда Гастон был еще щенком-подростком, и пес через пару месяцев полностью привык к новому обличью своего человека. Но теперь-то Гастону было уже пять лет! И, хотя он совсем не дичился Макса и всячески выказывал ему свою привязанность, ясно было: в сознании пса возникла трещина, которая зарастет нескоро. Если вообще когда-нибудь зарастет.

— Ну, значит, так тому и быть… — прошептал Макс; но поймал сам себя на нежданном уколе ревности — это к Настасье-то он взревновал своего пса! Вот уж — ничего более нелепого и придумать было нельзя.

Но, так или иначе, а это полное одиночество было сейчас Максу как нельзя более кстати. И даже не потому, что он хотел еще раз обмозговать принятое им решение. Нет — с решением-то никаких колебаний он более не испытывал. Вот только — его реализация была, мягко говоря, делом непростым. Макс не имел никакого права засветиться, приводя свой план в действие. И дело тут было даже не в профессоре и не в корпорации «Перерождение» как таковой.

После своей второй трансмутации, благодаря которой он стал выглядеть юным красавцем с обликом сказочного принца, Макс вернулся в корпорацию в качестве доверенного лица одного из её учредителей — Максима Берестова. И представил все необходимые для этого документы. Поверил ли в «Перерождении» хоть кто-то, что этот новенький — и в самом деле всего лишь доверенное лицо? Макса это волновало менее всего. Денис Молодцов — мнимый Денис Молодцов — предоставил ему фактически карт-бланш, позволяя осуществлять любые изыскания, какие Макс желал. Да иначе и быть не могло. Те отношения, которые существовали сейчас между Максом и профессором, лучше всего описывал стародавний термин сицилийской мафии: omerta. Обет молчания, круговая порука. Если бы он попробовал разоблачить Макса, то Макс уж точно изыскал бы способ разоблачить его самого.

Но — юристы «Перерождения» всегда соблюдали букву закона. Этого у них было не отнять. И они ни при каком раскладе не стали бы покрывать чьи-либо действия, наносящие урон интересам акционеров «Перерождения». Даже если бы действия эти исходили от представителя одного из главных держателей акций.

Однако же Макс обладал неким преимуществом, о котором юристы корпорации понятия не имели. Не успели пока докопаться. И теперь нужно было успеть — это преимущество грязным образом реализовать.

Выход в Корпнет у Макса имелся даже из дому — он позаботился об этом, как только обустроился в Москве. Так что из прихожей он сразу же пошел в рабочий кабинет своего отца — который стал теперь его кабинетом.