Москва 2087

1

Берестов Максим Алексеевич, реальный возраст которого приближался к тридцати пяти годам, хоть он и выглядел юношей, де-факто стал третьим президентом биоинженерной корпорации "Перерождение". Пусть даже де-юре и считался вторым. И уже полтора месяца, как он занимал кабинет на сорок четвёртом этаже головного офиса корпорации. Кабинет с панорамным окном, выходившим на Финский залив.

В марте погода в Санкт-Петербурге всегда стояла сырая, промозглая — это Макс помнил ещё со времён своего детства, проведенного в столице Евразийской конфедерации. И сейчас он наблюдал, как дождевые струи прямо-таки размазывало ветром по сверхпрочному, армированному оконному стеклу. Возникала полная иллюзия, будто дождевые капли падают вовсе не вниз. Некоторые из них перемещались во стеклу вбок, стремясь к боковым откосам огромного окна. А некоторые и вовсе выворачивали вверх — вопреки закону всемирного тяготения. И ползли, хоть и медленно, под ажурный козырек окна.

Из-за густых темно-серых туч, обложивших небо, рассвет в ту мартовскую пятницу словно бы и не наступил. И в кабинете Макса горел свет — из-за которого он почти не мог разглядеть панораму города, раскинувшегося внизу.

Зато в оконном стекле Макс видел сейчас свое собственное отражение. Темноволосый, темноглазый, с гладкой матовой кожей — он куда больше походил на героя какого-нибудь старинного сериала для подростков, а не на президента глобальной инновационной гиперконкурентной компании, от усилий которой зависели сегодня жизни чуть ли не всех, кто населял Евразийскую Конфедерацию. Да что там: от разработок «Перерождения» зависело благополучие половины Евразийского материка. И это еще — по меньшей мере. И первым лицом в такой компании почти наверняка должен был сделаться кто-то, имевший хотя бы солидный вид — не такой, как у её нынешнего президента. Так что Макс от оконных стекол отвернулся и громко произнес:

— Занавесить окно!

После чего шторы в его кабинете стали медленно, бесшумно сдвигаться — пряча от взгляда президента корпорации и его собственное отражение, и мокрые дорожки на стекле, оставленные обезумевшими дождевыми каплями. Когда Макс только-только занял этот кабинет, то решил: будет неплохо, если его отец оснастит тут всё приспособлениями умного дома.

«Наш с Дениской отец», — тут же поправил сам себя мысленно Макс. И воспоминание о погибшем брате вызвало у него болезненный спазм в горле. Так что даже пришлось откашляться. Он и сам не ожидал, что до такой степени будет по своему брату-врагу тосковать. А профессора (Фила — Филиппа Андреевича Рябова) так и не привыкнет видеть с Денискиным лицом.

Да, теперь с этим несусветным обманом было покончено. Филипп Андреевич Рябов подписал полное признание в присвоении чужой личности. Но, поскольку экстракция Дениса Молодцова была произведена уже после смерти, уголовное преследование Филу не грозило. Он всего лишь вынужден был покинуть пост президента "Перерождения". И ему надлежало возместить все денежные суммы, полученные им в качестве первого лица глобальной корпорации. Но — угрызений совести Макс после этого меньше ощущать не стал. Он не сумел — и не захотел — помешать Филиппу Рябову занять место Дениса. Поскольку понимал: такого случая начать внедрение технологии реградации в самые короткие сроки ему ни за что бы не представилось, если бы не содействие Филиппа Андреевича. И это являлось непреложной истиной — даже с учётом того, что его несостоявшийся тесть решил потом пойти на попятный.

Однако завершить ревизию своих прегрешений Максим Берестов не успел. Из коммутатора, стилизованного под прибор конца двадцатого века, послышался голос его секретарши Марины:

— Максим Алексеевич, 14.30! Вы помните об интервью? Корреспондентка Единого новостного канала уже здесь!

— Через две минуты можете её приглашать! — распорядился Макс.

А затем привстал с кресла и оправил на себе светло-серый двубортный пиджак, и заодно проверил узел галстука — не скособочен ли? Но — и костюм его, и галстук пребывали в идеальном порядке. Придраться корреспондентке было бы не к чему.

Он подумал: это словцо — корреспондентка — еще в середине нынешнего, двадцать первого века сочли бы просторечным. Однако с тех пор много словарей — лексиконов — отправили в макулатуру. А сейчас такие вот словечки, когда-то считавшиеся устаревшими, стали на каждом шагу употреблять на всей территории бывшей Российской империи. Модное веяние: неоархаизмы.

Телевизионная корреспондентка позвонила ему еще на прошлой неделе.

— ЕНК поручил мне взять интервью у нового президента корпорации "Перерождение", — начала она тот разговор, сразу же отметая все вопросы, которые — вдруг! — могли бы у него, президента "Перерождения", возникнуть.

Первым побуждением Макса было — отказаться, никакого интервью не давать. Но, раздосадованный на самого себя, Макс тогда ответил:

— Буду рад рассказать о новой эре корпорации зрителям ЕНК. Но у меня будет одно условие: не задавать мне вопросов о деятельности моего предшественника. Говорить о нем я не желаю.

«Как будто она не знает», — тут же съехидничал он мысленно над самим собой. Однако не удержался и прибавил — больше из-за смущения, охватившего его, едва он услышал голос этой самой корреспондентки:

— Намерения его наверняка были благими, но всем известно, куда именно вымощена дорога такими намерениями!

Собственный тон показался Максу ворчливым, даже брюзгливым. Как будто ему было не тридцать пять, а, скажем, восемьдесят пять лет. Однако корреспондентка ничего неприятного как будто и не заметила.

— Да, я знаю, куда, — сказала она просто. — Мне и справки наводить не нужно!

И на том их телефонная беседа завершилась.

Так что — о сегодняшнем интервью Макс, конечно же, помнил. Он вообще не имел привычки забывать о чем бы то ни было. «У тебя, Максимка, память как у слона», — частенько говаривала его бабушка по материнской линии, Вера Васильевна. Причем произносила она это далеко не всегда в позитивном контексте — дескать, есть вещи, о которых лучше было бы забыть.

— Кто старое помянет, — любила еще Вера Васильевна прибавлять, — тому глаз вон!

Но вот отец Макса — если он при таких разговорах присутствовал — неизменно парировал:

— А кто старое забудет — тому оба вон!..

Уж он-то всегда был на стороне своего мальчика. Вот только — чего бы он сам, Максим Алексеевич Берестов, не отдал, чтобы позабыть навсегда некоторые дни своей жизни! Да вот, хотя бы — то день, когда он согласился возглавить корпорацию "Перерождение".