Дорога из пепла и стекла

* * *

Всё это началось, если, конечно, слово «началось» тут вообще уместно, около двух месяцев назад. То есть момент «включения», если, опять же, тут это слово применимо, произошел два месяца назад, и, по мнению Скрипача, лучше бы этого момента не было вовсе. Он осознал себя… нет. Неправильно. Всё не так, и всё неправильно. Потому что на самом деле было вот что.

Скрипач пришел в себя, именно пришел в себя, на берегу холодного неспокойного моря, и очнуться его заставила боль, дикая боль в левой руке, от ключицы до кисти. Когда удалось открыть глаза, он понял, что полусидит, прислоняясь спиной, к холодному мокрому камню, находившемуся у линии воды. Сознание мутилось, плыло, он попытался встать, но боль резанула с такой силой, что он тут же упал обратно, ударившись о камень. От боли темнело в глазах, и несколько минут он просидел в полузабытьи, но потом всё-таки сумел собраться, потому что осознал, что нужно хотя бы попробовать оглядеться.

Ита он нашел после третьей попытки отойти от камня на несколько шагов, за небольшой скальной грядой, у самой воды. В первые секунды он подумал, что Ит мёртв, но тут же понял, что ошибся. Ит был жив, но, судя по тому, что видел Скрипач — ненадолго. Потому что не получится прожить долго в мокрой одежде, на ледяном ветру, дующем с моря, с таким количеством переломов, ран, и с такой кровопотерей. Скрипач тогда просто молча сел рядом с Итом на мокрый камень, и замер. Сознание снова стало мутиться, плыть, ветер вытягивал из тела остатки тепла, и Скрипач в тот момент подумал, что они оба, видимо, совсем скоро умрут, и что, наверное, с этого берега у них есть шанс попасть на тот, эфемерный, запредельный, и это, кажется, будет хорошо и правильно, и поскорее бы.

Из полузабытья его вывел раздавшийся рядом звук шагов, а потом — шорох осыпающихся мелких камней под чьей-то ногой. Скрипач кое-как открыл глаза, и увидел, что рядом с ними стоит рауф, мужчина, точнее — глубокий старик, одетый в какую-то рванину; стоит молча, не произнося ни звука, и смотрит на них. Потом старик отвернулся, и медленно пошел между камней прочь. Скрипач глянул на Ита, потом встал, придерживая истерзанную левую руку правой, и пошел следом за стариком — в эту секунду он даже толком не осознавал, зачем он это делает, потому что никакой надежды у него не было, и бороться — понять бы ещё, с чем — у него не осталось ни сил, ни желания. Догнать старика он смог минут через десять, тот, разумеется, слышал, что Скрипач идёт за ним, но даже не обернулся.

— Помогите, — произнес Скрипач на всеобщем. — Пожалуйста, помогите нам…

Старик, наконец, остановился, повернулся — холодный, безразличный взгляд, абсолютное равнодушие.

— Иди вон, — сказал он тоже на всеобщем. — Прочь пошла. Иди прочь.

Он говорил с чудовищным акцентом, но понять сказанное можно было бы и без слов вовсе.

— Помогите нам, — снова сказал Скрипач.

— Пошла прочь, — снова повторил старик.

— Пожалуйста…

— Пошла! — старик замахнулся. Не ударил, нет, именно замахнулся. Скрипач отступил на шаг, старик повернулся, и снова побрел по едва заметной между камней тропинке, уводящей от берега к линии низкорослых облетевших деревьев, виднеющейся неподалеку.

— Помогите… — снова безнадежно произнес Скрипач, но старик шел, не оборачиваясь, и не замедляя шага.