Выжжено

Тридцать лет спустя

Он вышел на палубу, чтобы увидеть, как корабль входит в порт Гамбурга. Пахло водорослями, и небо было ясное. Вид корабельных мачт и грузовых кранов, залов и пирсов в восходящем солнце был великолепен.

Мимо проскользил парусник, катамаран с флагом басков на корме. Маневровый катер пыхтел, выпуская клубы белого дыма; выхлопная вонь ударила Маркусу в нос.

Всё ли он взял? Он обшарил карманы своего пиджака, нащупал паспорт, футляр с очками для чтения. Он надеялся, что с багажом всё будет так, как ему обещали.

Причалили. С борта бросили концы, мужчины на причале поймали их и накрутили на швартовые палы. Могучее стальное тело «Короля Уильяма» швырнуло о каменную стену так, что за него стало страшно. Но моряки своё дело знали. Судовые моторы взревели, вода вспенилась, а пассажиры спокойно дожидались конца манёвра.

Едва он ступил на землю старого континента, как перед ним очутился Юлиан. Он был в точности такой же, как на фото.

— А, ты уже тут! — воскликнул Маркус, протягивая руку. — Ну, привет, племянник.

— Привет, дядя Маркус, — улыбнулся Юлиан. — Только не говори, что я вырос совсем большой.

— Да как бы я посмел? Хотя именно так мне и кажется. Наверное, потому, что с возрастом скукоживаешься, сдаётся мне.

— Вопрос перспективы, как известно.

Сколько же Юлиану? Должно быть, уже за сорок, а? В расцвете лет, как говорят. Однако для профессора математики он выглядит на удивление юным. И на удивление нормальным.

Они подождали, когда выгрузят багаж. Юлиан осведомился, как прошла поездка.

— В последнее время ходит много слухов о пиратах.

— Половину пути нас сопровождал военный крейсер. Нас и грузовое судно, которое шло в Ирландию, — рассказал Маркус. — Но погода вначале была отвратительная.

— Я удивлялся, почему ты не полетел самолётом. Когда я услышал, что рейс Нью-Йорк — Париж опять возобновлён, я думал, ты наверняка полетишь.

— Ах, знаешь, я налетался в своё время… Кроме того, когда ещё помнишь старые самолёты и видишь разницу… Нынешние просто экстремальны. О, вот мой чемодан.

Когда они прошли таможню, Юлиан повёл его к парковке, а там — к тёмно-красному автомобилю.

— Ты что, весь этот путь проделал на машине? — удивился Маркус.

Юлиан достал из кармана кодовую карточку.

— Нет, я приехал поездом. Это депозитная машина. Я состою в сообществе депозитных машин, знаешь? Очень удобно.

Они погрузили вещи в багажник и сели в машину.

— А что это за сообщество? — спросил Маркус.

Пока выезжали с территории порта, Юлиан объяснил:

— Это большое предприятие, которое содержит депозит автомобилей во всех узловых местах. Как член сообщества, я плачу ежемесячный взнос и могу использовать любой депозитный автомобиль, какой найду. При помощи вот этой карточки-ключа. Поездки рассчитываются по использованию, и в конце месяца я получаю счёт.

— Понятно, — сказал Маркус. — Раньше это называлось «Car-Sharing».

— Боюсь, что мой английский никуда не годится, — признался Юлиан. — «To share» означает… что?

— Делить.

— А, да. Понял. Car-Sharing. Да, точно. — Он лихо вписался в поворот. — У вас там, за океаном, тоже такое есть?

Маркус отрицательно покачал головой.

— Страна там слишком велика для этого. — Он посмотрел в окно. — Постой, но мы же не к вокзалу едем?

— Нет. — Юлиан просиял. — Я достал билеты на дирижабль, который курсирует вдоль Рейна. Думаю, тебе понравится.

— Дирижабль?

— Ежедневно ходит по маршруту Гамбург — Бремен — Дюссельдорф — Кобленц. — Казалось, больше всего он радовался за себя. — Когда стало ясно, что ты приезжаешь рано утром, я позвонил им, и вот — удалось.

Ехать на дирижабле и в самом деле оказалось очень приятно, хотя Маркус был бы рад и европейскому поезду. С другой стороны, в поездах он ещё наездится. Он хотел съездить и в Австрию, чтобы навестить могилу Блока, но в первую очередь к сестре…

— Как мать чувствует себя с тех пор, как осталась одна? — спросил он.

Юлиан вздохнул.

— Ну… Смерть отца она пережила тяжело, можешь сам представить.

— Сколько же ему было?

— Ровно семьдесят, — Юлиан отвернулся, скрывая взгляд, в котором смешались досада и боль. — Ему не следовало больше работать в свинарнике, его предупреждали. Эта новая форма ящура опасна именно для пожилых людей.

— Да, я слышал. — Маркус глянул вниз. Дирижабль двигался так низко, что можно было видеть даже людей в квартирах. — Я уже целую вечность не говорил с твоей матерью. Всё надеялся, что снова наладят Интернет. А вместо этого и телефонные кабели пришли в негодность.

— Теперь хотят проложить новые, — сказал Юлиан. И с болью улыбнулся. — У меня довольно смутные воспоминания об Интернете. Какие-то яркие картинки на экране. Отец всегда чертыхался, когда начались сбои; вот это я помню.

Они летели над железнодорожной линией. Маркус всё ждал, когда же будет проезжать поезд, но так и не дождался.

— С железной дорогой было то же самое. Её пионеры думали, что свяжут весь мир в единое целое. Потом всё рухнуло, все эти войны и так далее… И только потом развилась собственная железнодорожная сеть. Так что надежда есть.

Стюард наконец принёс кофе.

— Газеты тоже принести? — поинтересовался он.

Маркус полез за деньгами и только потом вспомнил, что его доллары тут не годятся.

— А какие там новости?

Стюард с крашеными усиками пожал плечами.

— Обычные. Последние известия с австралийской войны, насилие и анархия в Южной Америке… И результаты футбольного чемпионата Среднего Востока. Израиль побил Ливан 1:0 на дополнительной минуте и теперь встретится в финале с Сирией.

— Возьмём одну, — сказал Юлиан.

Они разделили части, и Маркус начал с новостей. Опять столкновения между китайскими и австралийскими войсками, это продолжается уже несколько лет. Опять сотни граждан Австралии азиатского происхождения интернируются. И всё ещё беспорядки в Венесуэле, которая, кажется, никак не может смириться с иссяканием своих нефтяных полей.

— Против Сирии у них шансов нет, — заявил Юлиан. — Без Бен Шолема. Это центральный нападающий. У него травма, тут написано.

— За футболом я не слежу, — признался Маркус и сложил газету. — А правил американского футбола мне уже не постичь.

Юлиан тоже отложил свою часть газеты.

— А как там у вас вообще? Иногда доходят слухи, что Соединённые Штаты больше не соединённые, потом опять оказывается, что слухи преувеличены…

Маркус вздохнул.

— К сожалению, не преувеличены. Доллар везде пока един. И у нас пока есть президент. Но он сидит главным образом между всеми стульями. Не считая того, что…

Он выглянул в окно. Всё чаще можно было видеть ряды вестерманов. Пролетали как раз над картиной, столь типичной для последнего времени, но которую ему ещё не приходилось видеть из такой перспективы: машина у заправки крестьянского хозяйства, которое продаёт горючее на свой страх и риск. Двое мужчин болтают между собой, а бак наполняется.

— Там, где я живу, сейчас de facto государство с названием Норсуэст Пацифик. Оно охватывает старый Орегон, Вашингтон — штат, не город — и Северную Калифорнию. Нам пока лучше, чем всем остальным, но у нас большие проблемы с беженцами с юга. И на побережье — с пиратами из Азии; это становится всё драматичнее.

Юлиан серьёзно посмотрел на него.

— А юг — это…

— Сначала юго-запад — Южная Калифорния, Аризона, Нью-Мексико, Невада, Юта, Колорадо. Сейчас почти безлюдная земля. Земледелия почти никакого, следовательно, недостаток горючего. И это там, где без кондиционеров и искусственного водоснабжения погибнешь. Не говоря уже о нарастающих конфликтах с Мексикой. Это щекотливая тема с тех пор, как штаты Новой Англии отказались поставлять средства для военной охраны этой границы. А потом юго-восток, теперь это Божий штат. Женщины обязаны носить платки, кто говорит об эволюции, того сажают в тюрьму, а воскресная месса — обязанность. Так говорят, во всяком случае. И Высокогорные Равнины, поставщики горючего, которые, невзирая на это, приходят во все большее запустение. Штаты Северной Монтаны, где выжить могут только звероловы да овцеводы. И так далее. Но по северному маршруту страну пока что можно пересечь на поезде беспрепятственно.

Юлиан тяжело вздохнул.

— Похоже на то, что мы здесь не так уж и плохо живём.

— Да, живёте неплохо.

— Тогда почему ты остался там?

Маркус задумчиво оглядел его.

— Это трудно объяснить. Потому что когда-то в моей жизни была непреодолимая тяга туда. Потому что я чувствовал себя там на своём месте. — Он вспомнил горы и побережье Тихого океана, бескрайние дали и запахи лета и добавил: — И потому что мне там нравится, несмотря ни на что.

— Мы-то надеялись, что твоя жена приедет с тобой. Мы бы хоть наконец с ней познакомились.

Маркус взял свою чашку, допил последний глоток остывшего кофе.

— Мы так и планировали. Но потом что-то помешало. Ссора, как всегда. Глупая, жестокая, обидная ссора…

Его брак относился к разряду того, о чём он говорил: «несмотря ни на что». Что-то у них с Эми-Ли сложилось совсем не так, как они себе представляли.

Поездка вниз по долине Рейна была волнующе прекрасной. Лодки, плывущие по реке, старинные замки, склоны с виноградниками… Слишком уж быстро они добрались до Кобленца, где дирижабль закрепился на остановке Эренбрайтштайн и где их встречала семья Юлиана.

— Это Майя, моя жена. Это Эрвин, наш младший, а это Мейнхард. Наша старшая, Эрмина, к сожалению, в отъезде в Авиньоне, по школьному обмену.

Маркус кивнул.

— Это, конечно, важнее, чем старый дядюшка, которого она всё равно не знает.

Оба мальчика с любопытством разглядывали дядю из Америки. Эрвину было лет тринадцать, Мейнхарду пятнадцать. Жена Юлиана Майя была худенькой неприметной женщиной, но это только на первый взгляд, пока ты не попадал под прицел её небесно-голубых глаз. Она безбоязненно расспрашивала его, вытягивала из него всё то, о чём Юлиан не посмел спросить.

Да, рассказывал Маркус, они всё ещё живут в Crooked River Pass. Дети — замечательные парни, оба, а старшая, соответственно, самая красивая в мире девушка. Замужем, естественно. Только с внуками пока что-то не получается.

Через некоторое время осмелели и мальчики.

— А какая у тебя вообще профессия? — спросил Эрвин.

Маркус улыбнулся.

— Я руковожу институтом, который спасает от забвения старые методы и технологии. Если ты хочешь знать, как производят целлофан, можешь спросить у нас. Если ты находишь старую машину, то мы наверняка сможем её починить. И если тебе попадётся в руки дискета или флэшка, мы, пожалуй, сможем прочитать, что на ней записано.

— А что такое флэшка?

— Это он тебе расскажет после ужина, — окоротил его Юлиан.

И потом они въехали в очаровательный старый переулок, и их небольшой дом изнутри оказался просторнее, чем казался снаружи. Вкусно пахло жареным мясом и пряностями. В столовой Маркус увидел, что стол в его честь сервирован хорошей посудой.

Пластиковой.

Он невольно засмеялся.

— Ах ты, Боже мой.

— О, я совсем забыла, — Майя залилась краской. — Моя мама тоже всегда смеётся. Вы же такую посуду раньше всегда выбрасывали, да?