Мёд с корицей

посмеёмся — а значит, поплачем

над судьбою снегов,

разболевшихся, кожей облезших.

Год пройдёт без стихов —

мы увидим их снова воскресших.

Между зимами всем

обязательно выдадут лето.

В нём гулять без проблем

можно голым, но можно одетым.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Погода ни на что не повлияла —

не рухнул дом, не смыло тополя;

верблюжий дождь похож на одеяло,

которым укрывается земля.

Недалеко от облачного слепка,

под солнцем, над заводами, внизу,

ворона, мимолетная прищепка,

промокший воздух держит на весу.

Водой богато место у карниза,

но быстро уменьшается моток —

двугорбый ливень, шелковый и сизый,

уже пройдёт в игольный водосток.

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Верблюды дождь в пустыне обожают:

бредут в песках. Мелькают миражи.

Двугорбые прекрасно понимают,

что у дождей различны типажи.

Пескам пустынь не привыкать к засушьям.

Верблюд, однако, дождь не всякий чтит,

а тот, что заслужил побыть верблюжьим —

лишь он в двугорбом счастье пробудит.

Иные виды ливней и осадков

не трогают верблюдов ни на грош.

Животные горды и для порядка

лишь сплюнут, но не начудят дебош.

Какой же дождь является верблюжьим?

Не тот, что в слякоть превратит песок.

А тот, что воздух, как холодным душем,

промокшим сделает, лупя наискосок.

Такой, который мягким одеялом

двугорбого укроет с головой,

который цветом сизый, а не алый,

наощупь — шёлк, разбавленный водой.

И чтобы выйти, наконец, в верблюжьи

двугорбым ливнем дождь обязан стать.

…Дом при такой погоде был контужен,

а тополя пришлось потом срубать.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Ощутив себя в ячейке

временного промежутка,

я сидела на скамейке

и ждала свою маршрутку.

Словно брошенные стразы

окна ерзали огнями —

я обдумывала фразы,

что звучали между нами.

Городская суматоха

вобрала меня всецело,

мне сначала было плохо,

но потом похорошело.

Мне и вправду стало легче

возле зарослей левкоя,

потому что время лечит,

даже краткое такое.

Вскоре выкатился глобус,

над водой большого пруда,

а потом пришел автобус

и увез меня оттуда.

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Я сидела и болтала

не ногами, а устами.

Я с собою обсуждала

и делилася мечтами.

На скамейке восседая,

Я обдумывала фразы:

вот нужна тут запятая,

тут не клеится, зараза.

Я обдумывала фразы,

чтоб саму себя уверить,

в том, что окна — это стразы,

и самой себе поверить.

Каждый чих могу прославить:

хорошо мне или плохо.

Может душу продырявить

городская суматоха.

Вдруг внезапно понимаю:

не с собой веду беседу,

а что с окнами болтаю,

как с подругой иль с соседом.

Мне сначала поплохело,

а потом похорошело.

Время в молодости лечит

(стариков оно калечит).

Должен быть счастливым глобус:

наконец пришёл автобус.

Год прошёл, как сон пустой —

я автобус жду другой.

Я жила себе, жила,

а потом я умерла.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Времени бег несносен,

выйдешь из дома ночью —

хлынула горлом осень

из тишины сорочьей.

Ауди у газона

воет как та белуга,

люди внутри салона

слушают Мишу Круга.

А ведь недавно, часом

ранее псом юлило

лето, свиное мясо

на шампурах дымило,

хлопал заряд в салюте,

и пузыри пивные.

Кажется мне, что люди —

это огни ночные,

часть одного проекта,

знак одного недуга —

вымрут однажды те, кто

слушают Мишу Круга.

Явится утро ранне-

желтое листовое.

Годы уходят, а не

время, как таковое.

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Только успел родиться,

вот и уже в могиле.

Средства, чтоб сохраниться,

не существует в мире.

Время пока невинно —

ауди подорвалась:

тронулась с места чинно.

Бац — и в меня вписалась.

Хлынула горлом осень.

Круг заиграл по кругу —

сразу мне стал несносен:

воет, как та белуга.

Следом за Кругом Мишей

марш церемониальный

траурный старый слышу.

Боже! Как аморально!

Явится утром ранним —

жёлтым всё то, что снилось.

Годы теперь в тумане.

Время остановилось.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Хочется вслепую, коридорами,

тихий путь проделывать, но вот:

магазины пахнут помидорами

и летит по небу самолёт.

Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?

Выпить водки? Песню сочинить?

Самолёт на землю опускается,

тянет сверху солнечную нить.

Городок высокий, как поэзия,

поднимает к небу корпуса.

Как по мне, так это не профессия —

столбиком банальности писать.

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Хочется в богатстве жить царицею.

Впрочем, нет! Владычицей морской!

Но опять затеян с продавщицею

спор о помидорине гнилой.

Магазины пахнут помидорами

все без исключенья с этих пор,

даже те, кто торг ведёт фарфорами,

или сделал на декор упор.

Как от смрада помидор избавиться?

Он уже и дома в ноздри бьёт.

Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?

Водку кушать сутки напролёт?

Выбор сделан: я решаю каяться,

Небеса молю — Господь поймёт.

Вот и новый повод, чтоб отчаяться:

в небе тянет нити самолёт.

Так хочу из тухлой помидорины

вылепить конфетку и стихи.

Чакры, к сожалению, зашторены.

В столбиках — банальности одни.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Пока зима над улицами кружится,

обзавелась я истиной простой —

однажды эта матрица обрушится

и станет достоевской красотой.

Представьте: ни березки, ни величия —

одна лишь мировая пустота,

лишь гроздь рябины виснет для приличия

на ветке неразумного куста.

Измятыми, кровавыми туристами

взорвутся мегаполисы вот-вот,

и глобалисты с антиглобалистами

сольются в задушевный хоровод.

Затворники сомкнутся с Шестипалыми

и будут космос крылышками длить,

и даже коммунистам с либералами

однажды будет нечего делить.

Мы превратимся в шарики из лития —

предсказывать, такая скука, бл*ть!

Поэзия — не повод для соития,

поэзия должна объединять.

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Сислибам с коммунистами системными

уж нечего делить десяток лет.

Ворами все являются туземными:

всосались в нефтегазовый бюджет.

Ругаются они скорей для публики,

Бюджет сумел ребят объединить.

Все в курсе: не у них дыра от бублика.

Привыкли сообща бюджет пилить.

Одни сидят в Минфине, в департаментах,

где цель — за экономикой смотреть.

Другие — в губернаторах, в парламентах;

к ГосДуме получилось прикипеть.

Пелевины ни с кем не станут ссориться,

а тихо-мирно отойдут в астрал.

У этих без скандалов дело спорится,

в затылок лишь бы Быков не дышал.

Объединиться все хотят. Без мордобития,

без Латвий, без России чтобы жить

Единым человечьим общежитием —

бюджет хотят всем скопом подоить.

Основы мира рухнут — так прокаркаю.

Спасётся красотою мир опять.

Сольются все со всеми лавой жаркою.

Пустым святому месту не бывать.

Не виновата я в таком развитии.

Мечтаю (чур, меня не материть!):

чтоб слились все в одном большом соитии.

…Поэзию ли в оргиях винить?

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Отползает в сторону куда-то

день тягучий, словно пастила,

в огороде брошена лопата

и другие важные дела.

Завтра будет ветреней и суше,

а сейчас, в закатном серебре

медленно плывут святые груши,

нимбами красуясь при дворе.

Травы за сараями примяты

оттого, что встретили пчелу

дикие, ушастые котята

в мусоре, оставленном в углу.

И теперь не то, что подорожник,

чистотел лежит, как заводной

и идти, поэтому, несложно

к крану за поливочной водой.

Хорошо здесь. Солнце как пружина

стягивает свет за тополя

и встаёт над точкою зажима

мертвенная, лунная петля.

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Во дворе у дома красоваться

не сравнимо с тем, что при дворе

с тамошнею публикой общаться.

Царский терем не ровня дыре.

Груши могут путь удобный выбрать:

плыть на юг, на север иль восток

(с Западом опасны эти игры).

Но святые груши? Это — шок.

Как сумели души погрузиться

в груши, расплескав своё нутро?

…Завтра будет суше: обратится

золотом червонным серебро.

Вот просохну — нимбы растекутся.

С груш стекут текучей пастилой.

Дикие котята разбегутся,

будучи ужалены пчелой.

Утро тёмной ночи мудренее,

вечера — тем паче. Ветерок

утром выгладит лицо нежнее,

нежели вечерний посошок.

Я шагну к поливочному крану,

литра два волью в себя воды.

Небо ало — всё теперь по плану.

Жизнь прекрасна, нет в петле нужды.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

колышет воздух волны ветел

шуршит струной по всем ладам

чуть выше странствующий ветер

стучит по голым проводам

и чистота стоит в округе

как будто вылился эфир

как будто выполнил услуги

работник клининговых фирм

но нарушают диаграмму

косые стайки воробьих

они разыгрывают драму

мужей чирикают своих

над воробьями суд верховен

им в прокуроры будет зван

один лишь людвиг ван бетховен

один бетховен людвиг ван

ВЛАДИМИР БУЕВ

*

Работник клининга сегодня

округу чистил поутру.

Отмыл он в небе лик Господний,

Почистил и зажёг зарю.

Ему заданье дал начальник:

Мол, экологию спасай,

эфир загажен, как свинарник,

ступай, природу возрождай.

Но с воробьями сам не сладил

работник клининговых фирм.

Он столько сил на них потратил —

всё без толку, молчит эфир.

Он от художественных свистов

вконец охрип, стал уставать.

На субподряд специалиста

решил для верности позвать.

Пришлось работнику изрядно

карман свой жалкий растрясти.

Бетховен мастер хоть и знатный,

но дорог, мог не снизойти.

Торг оказался неуместен.

Чтобы согласье получить,

пришлось не денежку отвесить,

а лжесвидетельством платить.

Бетховен ведь не просто мастер.

В петлицах. Бравый прокурор.

Он стаям намекнул на карцер —

и воробьиный спелся хор.

ГАННА ШЕВЧЕНКО

*

Стоят коралловые клёны,

проспекта линия пряма,

и город кажется влюблённым

в свои высокие дома.

Народу осенью несладко,

и здесь обходится не без

полубезумия осадков,

косноязычия небес.