Когда в задаче одни неизвестные

Подполковник Сарсенбаев

— Товарищ подполковник, я заявляю решительный протест... На каком основании вы взяли подписку о невыезде с моего мужа, Шамова Геннадия?.. На том, что какой-то желторотик вместе со своей полусумасшедшей теткой решили, будто Геннадий кого-то там видел? Но откуда ему, желторотику, знать, что видел Геннадий и чего не видел? Почему вы верите всякой клевете?.. Выходит, на меня кто-то, допустим, на меня скажут, что я собираюсь убить свою соседку, — и вы посадите меня? Я требую, чтобы моему мужу немедленно разрешили выехать в отпуск... Или я иду к прокурору...

— Сегодня воскресенье, — негромко заметил Галимжан Сарсенбаевич, — в прокуратуре выходной.

— Что? Что вы сказали?

— Сказал: не надо распалять себя попусту — сегодня в прокуратуре выходной.

Темные глаза молодой женщины округлились, лицо, наоборот, вытянулось.

— Как вы разговариваете?

— Лучше подумайте, как вы сами разговариваете.

— Я буду жаловаться!

— Пожалуйста. Я вас не задерживаю.

Сарсенбаев встал, показывая, что разговор окончен.

— Нет, нет... Я пришла к вам... Я хочу...

И посетительница разрыдалась. Достала из сумочки платок, скомкала его, прикладывая к глазам.

— Подождите...

Сарсенбаев налил воды в стакан, пододвинул женщине.

— Выпейте.

— Спасибо.

Но пить посетительница не стала. Еще попромокала лицо скомканным платком, шумно вздохнула.

— Извините, — сказала уже примирительно, — у меня на междугородней триста пятьдесят-четыреста заказов за смену...

— А у меня, — откинув назад волосы, подхватил тем же тоном Сарсенбаев, — у меня, извините, восемьсот километров железнодорожной линии, от Туркестана до Саксаульской включительно, все станции и полустанки на ней, и на всех восьми сотнях километров должен быть порядок. А еще — все аэровокзалы. И еще — убийство вот надо раскрывать.

Женщина сидела, не поднимая головы.

— Вы меня, пожалуйста, извините по-настоящему... — Наконец посмотрела она в глаза. — Я говорила с вами, как с Генкой...

— Это верно, — усмехнулся Сарсенбаев. — Он у вас тоже вздернутый какой-то.

— Вы заметили?

— Как же не заметишь?.. И, кстати, эта полусумасшедшая тетка, как изволили выразиться, очень высокого мнения о вас. А вы, Оксана Игнатьевна, аттестовали ее — врагу не пожелаешь.

— Вы знаете мое имя?

Сарсенбаев видел: этим вопросом посетительница хотела скрыть смущение.

— Как видите, знаю, — примирительно сказал в ответ. — А меня зовут Галимжан Сарсенбаевич.

— Очень приятно,

— Раз так, будем говорить спокойно, по-человечески. Слушаю вас.

Женщина посмотрела с долей отваги.

— Да, вы правы... Я вела себя как вздорная бабенка. — Снова прямой взгляд на подполковника. — Но я просто растерялась... Отец у меня участник войны, заслуженный строитель. У Геннадия отец тоже сражался в Отечественную, три ордена имеет... И вдруг Геннадия — повели в милицию...

— Что же вы хотели?

— Я не знаю... Думаю, он ни в чем не виноват.

— А мы его пока и не обвиняли ни в чем. Он проходит у нас как свидетель.

— Тогда почему вы его держите, почему не разрешаете уехать?

— Считаем, что еще потребуется для ведения следствия.

— Но я не думаю, что он в чем-то виноват... Что он может сделать что-то такое...

— Оксана Игнатьевна, пока следствие не закончено, я не могу вам ничего сказать. А следствие по делу весьма серьезному — убит человек. Это-то вы понимаете — убит человек и нам надо изобличить преступника?

— Да, но... Вы думаете, Геннадий действительно что-то видел?

— Ничего не могу сказать. Могу лишь заверить: следствие во всем разберется, всему будет дана объективная оценка. Понимаете?

— Понимаю... А я чего только не передумала. Я не знала, что делать... И думала, вот-вот Геннадия совсем заберут. Да, было такое... Я не знала, что делать...

— Успокойтесь. Я, наоборот, знаю, что делать, потому и разрешил дежурному впустить вас ко мне — сегодня выходной, мог бы и не принимать. Попросил вас зайти, потому что надеялся, вы поможете следствию.

— Да? В чем же я могу?

— Прежде всего, обрисуйте характер Геннадия.

— Характер? Но зачем вам?

— Эх, Оксана Игнатьевна... — Сарсенбаев даже покривился. — Ваш муж точно такой — ему вопрос, он: «А зачем?»

— Разве?.. Хотя да, да... Извините, я расскажу. — Женщина тряхнула головой. — Несдержанный он. Сейчас, например, так психует, так нервничает... Да, ершистый он... Я бы сказала, занозистый — вот и у меня от него это «а зачем?» Вы правильно сказали...

— Всегда честный, правдивый?..

Женщина колебалась.

— Извините, Оксана Игнатьевна, надо обо всех качествах говорить очень откровенно, либо совсем не говорить.

— Да, я понимаю... Нет, Галимжан... э...

— ...Сарсенбаевич.

— Нет, Галимжан Сарсенбаевич, к сожалению, Геннадий может покривить душой и по пустяковому случаю... Вынуждена признаться, сколько у нас было ссор из-за этого, а он оправдывается: «Хочешь жить — умей вертеться». И отец его из-за этого столько нервов попортил...

— Так, ясно... Храбр или, наоборот, трусоват?

— Нет, он не трус. И, знаете, он добрый, ласковый, остроумный...

— Ясно, ясно, — улыбнулся Сарсенбаев. — Живите на здоровье дружно, мирно. А если и есть какие-то слабости у вашего мужа — вы и помогите ему избавиться от них. Устраивает?

— Да, устраивает, — улыбнулась и Оксана.

— Вот видите... А теперь, скажите, друзья-товарищи у него — все надежные люди?

— В каком смысле «надежные»?

— В моральном, Оксана Игнатьевна. Нет ли среди них больших любителей выпить, или похулиганить, или залезть в карман государства...

— Товарищи у него в основном из депо — хорошие парни. Других я как следует не знаю. Иногда встречаются, здороваются — и все.

— Не помните этих знакомых? Не можете их описать?

— Нет, не запомнила. Вроде обыкновенные...

— Не помните каких-то специальных примет?

— Нет, не помню... Хотя — у одного шрам был под глазом. Знаете, как маленькая подкова.

«Неужто Мамбетов?» — подумал Сарсенбаев.

— Одну минуту, — сказал вслух. Подошел к сейфу, вытащил фотографии — тут были и Мамбетов, и Жусупов, и Нургалиев, и Рахим, и десяток других парней. — Посмотрите, пожалуйста, не найдете среди всех этих товарищей знакомых Геннадия? Только не торопитесь.

Посмотрев на фото Рахима, Оксана помедлила. Но она так же медлила и на некоторых других.

— Вот этого видела, с усиками.

Это был Нургалиев-Футболист.

Легко, сразу опознала и Мамбетова.

— Вот, у него шрамчик. Видите, даже на фото капельку заметно.

«Вижу, — подумал подполковник, — но и Шамов не скрывает, что знал Мамбетова... Что, интересно, скажет она о других?..»

Но больше Оксана никого не признала.

Подполковник расспросил, как Оксана отдыхала с Геннадием, поинтересовался, не задерживался ли Геннадий где-то по вечерам, нет ли у него каких-то секретов.

— Не знаю, тут не знаю... Я работаю посменно, где он бывает, когда дежурю, не знаю.

Еще вопросы — о родителях, об отце Геннадия в особенности, об образе их жизни. Наконец:

— Спасибо, Оксана Игнатьевна. Мы хорошо с вами поговорили.

Женщина растерялась.

— Странный какой-то разговор, — тихо сказала она, пожимая плечами. — Я вам такого наговорила, так разоткровенничалась — сама себе не верю.

— Мне что, — улыбнулся Сарсенбаев, — считать это за комплимент или наоборот?

— Что вы — наоборот!.. Так с вами легко стало, хотя с Геннадием ничего не изменилось... Поверила я вам как человеку.

— Спасибо. Нам такое не часто доводится слышать.

Сарсенбаев встал. Встала и Оксана.

— Да, понимаю... Вы уж извините, пришла, разоралась, как дура.

— Ничего, бывает. И вы не помните зла, если что не так.