Кланы в постсоветской Центральной Азии

Сказанное позволяет предположить возможность двух вариантов социально-политического развития клановой организации постсоветских республик, показанных в нижеприведенной схеме.

Может быть, излишне драматично, но все же достаточно точно раскрывает социальные тенденции первый отрицательный вариант социально-политической перспективы клановой организации постсоветской Центральной Азии, ведущей к фрагментации стран, изложенный в заключительной части аналитического доклада главного редактора интернет-ресурса «ЦентрАзия» В. Н. Хлюпина. По этому поводу он пишет так: «Самая большая угроза государственности ЦА-режимов – не внешняя экспансия, а внутренняя нестабильность, обычно порождаемая отнюдь не стихией низового народного протеста, а разложением и войной элит.

Схема. Два варианта социально-политической перспективы кланов постсоветской Центральной Азии

Непродуманное реформаторство – первый признак болезни и загнивания элиты. Власти понимают, что не могут управлять по-старому, но не знают, как преодолеть косность элитной бюрократии, которая дружно подхватывает и доводит до полного абсурда любую светлую идею Главного реформатора.

Политический ландшафт скуден как выжженный солнцем устюртский такыр, проблески растительности чахлые, окрас защитный, конфигурация саксаулообразная.

Медленно, но верно идет процесс постепенной Бастустанизации – формируются изолированные геополитические мини-анклавы (долины, районы), до которых не доходит Власть Центр. Там свои – фактические мини-президенты и гап-правительства («гап» – дружеские сообществ пловоедов). «Чайхонизация» местной власти – хоким (назначенец центра) вроде бы как и есть, но реально мобилизовать население он может только при помощи местных сообществ, группирующихся в махаллях по своим любимым чайхонам»[338].

На слабость институтов, неконсолидированность элит территориальное и клановое размежевание как основную угрозу социально-политической стабильности стран Центральной Азии указывает российский политолог А.В. Кортунов[339]. О том, что события в Кой-Таше (где произошло столкновение сторонников бывшего президента А. Атамбаева и правоохранителей) «уже фактически разделили киргизский народ на северных и южных», заявила правозащитница Рита Карасартова. Киргизский оппозиционер Равшан Джеенбеков сказал, что «разделение север – юг уже началось и снять его с повестки дня за полгода-год невозможно, тем более в бедной стране»[340].

Вряд ли справедливо полагать, что тенденция клановой дифференциации, ведущей к фрагментации стран постсоветской Центральной Азии, является единственным потенциальным направлением общественного развития. Нарастание общественного разочарования в возможности воспроизводства всеобщего благополучия на основе западных лекал актуализирует консолидацию азиатских социумов на традиционных ценностях, о которых Б. М. Сужиков пишет так: «Гуманитарии наших дней, включая зарубежных историков, пытаются каким-то образом реставрировать феномен групп, основанных на родственных связях, сделав формой социальной организации и политической жизни современности. Их схемы выстраиваются по лекалам, например, движения “Харам-би” в Кении, когда кланы мобилизуют свои ресурсы для достижения определенных целей, или методом адаптации родоплеменной идентичности к современным условиям на основе “корпоративности”. (Эдвард Шац. “Современная клановая политика: зов “крови’ в Казахстане и за его пределами”.) В политической истории Степи действительно наличествует достаточно иллюстраций стройной правовой организации консорции и взаимовыручки в казахском обществе. Как отмечала американский исследователь казахского права XIX в. Виржиния Мартин, “это был живой” организм, состоявший из норм и процедур, формировавших понятия справедливости, ответственности, морали…»[341].

Упомянутый в цитате кенийский опыт конструктивного движения кланов и здоровые проявления роста гражданского самосознания, выраженные, например, в волонтерском движении, говорят о значительном потенциале традиционных ценностей в консолидации народов постсоветской Азии. Принимая участие в национальном форуме волонтерского движения в феврале 2020 г., президент Казахстана К.-Ж. Токаев сказал: «Добрые устремления казахстанцев говорят о зрелости и успешности государства. Волонтерская деятельность играет важную роль в реализации реформ, модернизации всего государства. Своей работой волонтеры вносят конкретный вклад в реализацию реформ. Через трудолюбие, открытость миру мы сможем построить новую экономику, которая будет базироваться на передовых технологиях и высокой производительности труда. Активное продвижение идей волонтерства, несомненно, будет способствовать формированию новой парадигмы мышления казахстанцев»[342].

Вопрос положительной социально-политической динамики клановой организации постсоветских азиатских республик, таким образом, состоит в том, сможет ли центральная власть этих государств своевременно (выделено нами. – Авт.) продуцировать повестку, консолидирующую нации.

Таким образом, следует заметить, что в силу социально-политических условий кланы постсоветской Центральной Азии агрегируют две тенденции динамики. Одна из них, инициируемая конкуренцией элит, нарастающим неравенством и регионализацией традиционных сообществ, ведет к фрагментации и культурно-этнической разобщенности ННГ, а в дальнейшем и к сецессии. Другая фундируемая нерелевантностью либерально-демократического выбора и «реинкарнацией» традиционных ценностей, напротив, создает конструктивный потенциал консолидации и преодоления клановой разобщенности.

При этом очевидно, что доминирующее положение в политической системе стран Центральной Азии централизованной вертикали власти, значение ее стратегии приобретает основополагающее значение. Однако в условиях поднимающейся волны общественного движения бывших союзных республик вариативность принятия властных решений ограничивается необходимостью социализации, исход которой также далек от однозначности.