Мальчик-Которого-Нет

10

Рональд сидел напротив и гипнотизировал взглядом мой лоб. Я не собиралась облегчать жизнь ни шестому Уизли, ни кому-то еще, а потому усиленно делала вид, что читаю или любовалась пролетающими за окном пейзажами. Уж что-что, а игнорировать чужой взгляд я умела практически профессионально. Зато у меня появилась возможность подумать и понаблюдать.

Сласти я покупать не стала, чем, похоже, еще больше выбила из равновесия рыжика. Он даже что-то пробубнил себе под нос, когда я вытащила из рюкзака сверток с парочкой сендвичей и маленький термос с чаем.

За этот месяц я выяснила, что у волшебников какой-то совершенно уникальный метаболизм. Или я забыла, или в свои прошлые одиннадцать я не могла умять столько всякой снеди за раз. Так еще и сладкого хочется раза в три сильнее, чем я привыкла. Но всему находилось самое простое объяснение — магия. Чтобы хорошо колдовать, надо хорошо есть. А после сильных магических затрат сладкое — первое спасение волшебника. Особенно маленького, с его детскими силенками. Вот поэтому в поезде и продают сладости, а не что-то полезное, а каждодневный рацион в школе полон жареного и тушеного мяса, пирогов и булочек, а не диетических салатиков. Не удивлюсь, если волшебник-веган — редкий и уникальный зверь.

За размышлениями были съедены сендвичи, выпит чай, а вздохи Уизли прошли мимо меня. Уизли, не дождавшись от меня никакой реакции, со страдальческим видом жевал свои сендвичи с говядиной, когда дверь купе отъехала в сторону, явив самоуверенно задранный нос Гермионы Грейнджер. За ней, бледнея и краснея, в тамбуре топтался Лонгботтом.

За недолгую поездку волосы девочки стали еще пышнее, и эта неряшливость сильно контрастировала с идеально подогнанной формой, аккуратно повязанным галстуком. Даже гольфы были натянуты на одинаковую высоту. Интересно, ей религия не позволяет причесываться?

— Никто не видел жабу? — выдала девочка строго, будто точно знала, что жаба находится именно в нашем купе, и мы ее удерживаем против ее, жабьей, воли. — Невилл ее потерял.

— Нет, не видели, — не слишком внятно отозвался Рональд. — Он уже тут был и спрашивал.

Я из-под ресниц наблюдала за собравшимися, ожидая, как будут развиваться события дальше. Взгляд в раскрытый дневник позволял мне не отвечать на вопросы, пока их не зададут напрямую. И, похоже, именно возможность задержаться Грейнджер и искала, осматривая купе.

Я мысленно хмыкнула, сообразив, что и в каноне девочка просто воспользовалась неудачной попыткой шестого Уизли, чтобы задержаться и познакомиться с другими первокурсниками. Интересно, она и в другие купе так врывалась? Теперь и не узнаешь.

— Что читаешь? — не придумав ничего другого, спросила девочка, шагнула ко мне и бесцеремонно выдернула дневник Лили из рук. У меня невольно открылся рот от подобной наглости. Отмерла лишь тогда, когда у Грейнджер не вышло пролистать тетрадь.

— Юная леди, вас родители не учили, что брать чужое без разрешения — дурной тон? — выдохнула я с почти змеиным шипением.

— Я просто хотела узнать, что это за книга, — чуть сбившись с менторского тона, пробормотала девочка, с каждой секундой все больше и больше бледнея. Похоже, я узнала не все о защите дневника. Пришлось поскорее вернуть тетрадку, чтобы никто ничего не заметил.

— И? — хмуро уточнила я. — Что это меняет, юная леди?

Грейнджер на миг поджала губы, а потом уже прежним тоном заявила:

— Как можно быть таким грубым?

У меня аж брови взлетели. Очень хотелось напомнить девочке, что это она вломилась в купе, а не я. Но зачем озвучивать очевидное? Рон смягчать ситуацию явно не собирался. Пришлось притушить негодование и более спокойно сказать:

— Разве родители не говорили вам, что трогать чужие книги — опасно? В мире волшебников даже на самых простых книгах есть какие-нибудь чары. Самоочищения или консервации. Но полно и менее безобидных вещей!

— Мои родители не волшебники, — сообщила девочка. — И среди родни нет волшебников. — Ее щекам медленно возвращался здоровый цвет. — И это был такой сюрприз, когда я получила письмо, но, конечно, очень обрадовалась, ну, вы понимаете, это же лучшая школа колдовства из существующих, как я слышала… Конечно же, я заучила все учебники нашего курса наизусть и очень надеюсь, что этого будет достаточно… Кстати, я Гермиона Грейнджер, а вы кто?

Не слушая юную волшебницу, я таращилась ей в рот, пытаясь понять, как она умудряется так быстро тараторить, и отмерла лишь на вопросе. Еще до отправления на платформу 9 и ¾ я себе поклялась, что постараюсь или не врать вообще, или лишь тогда, когда нет иного выхода. Но с именем план не работал. Назвать себя Гарри я не могла и не знала, как уклониться от ответа.

— Я — Рон. Рон Уизли, — сообщил рыжик, за ним представился Лонгботтом, и троица студентов уставилась на меня.

И в этот момент, невольно спасая меня от затянувшегося молчания, Невилла у порога потеснил Драко Малфой. Не в полумраке ателье мадам Малкин он казался еще более нескладным. Но волосы были все такими светлыми, почти серебристыми, а глаза — пронзительно серыми. Я невольно отметила, что из всех собравшихся хорька более всего напоминал Уизли с его узким маленьким лицом. А вот Малфой походил на щенка. Породистого, но пока неловкого и нескладного.

«Щенка борзой, — решила я про себя. — Такой тощий…»

Прилизанные волосы лишь усиливали сходство.

— Это правда? — спросил он. — Я слышал, что в этом купе едет Гарри Поттер. Так это ты?

Малфой смотрел на меня в упор. И было заметно, что он чем-то недоволен, но очень старается держать маску высокомерия.

— Интересно, хоть кто-нибудь тут собирается сначала здороваться, спрашивать, не помешал ли, представляться, а уже потом задавать вопросы? — пробормотала я себе под нос, но услышали все. И покраснел почему-то один Малфой.

Хм, вот и выяснили, кому хотя бы рассказывали о вежливости, отсутствие которой не красит даже королей.

А еще выяснили, что краснеет Малфой не горячечным алым румянцем, а будто заледеневшего белого мрамора касается отсвет заката, придавая статуе хоть какое-то подобие жизни.

— Это Крэбб, а это Гойл, — ровным тоном представил маячивших в коридоре парней блондин. — Меня зовут Малфой. Драко Малфой.

И вновь мне не пришлось представляться в ответ. Рон фыркнул, испортив вполне пригодную попытку начать нормальный разговор. Хотя о какой нормальности может идти речь, если в купе и в тамбуре скопилась уйма народа? И это я не даю им возможности войти и сесть, вытянув ноги на диванчике. А на втором сиденье хватило места только Рону, Гермионе и Невиллу.

Пока два чистокровных выясняли, кто из них круче, я отметила два факта. Во-первых, даже дети чистокровных не все знакомы между собой. Об этом уже говорил Костехрум, но я не до конца верила. И теперь понимала, почему существует традиция отправлять детей на учебу поездом. Если старшекурсники просто могут повеселиться и поделиться новостями до прибытия в Хогвартс, то малышня получает шанс познакомиться и завести первых друзей до начала учебы. Да и выбор факультета многие делают именно в поезде, рассматривая и слушая других студентов.

А во-вторых, прежде я не замечала, как много разного смысла закладывают юные волшебники, называя себя. Я не думала об этом, когда читала книги. Как и не пыталась понять, зачем Драко Малфою в принципе искать Поттера в поезде.

Шестой Уизли первым делом назвал имя, а уже после фамилию. Малфой — наоборот. Интересно, это было сознательно? Если бы я была тем мальчиком, который рос в чулане, не знал любви и заботы, видел только жестокость со стороны Дурслей и особенно Дадли, то, само собой, мигом прониклась бы симпатией к более понятному и простому рыжику в чуть потрепанной одежде и с грязью на носу, а не аккуратненькому напыщенному аристократику, у которого, как у кузена, есть собственная свита громил. Вот только я не мальчик и я не из чулана. И прекрасно понимаю, что в целом эти двое равны друг другу, если не брать во внимание их семьи. Но и семьи их я не собираюсь воспринимать так, как бы воспринял Гарри Поттер. Судить о людях я могу лишь с высоты своего опыта и возраста. И, честно говоря, прямо сейчас никто из собравшихся не вызывал симпатию. А потому я, разве что подбородок не подперев кулаком, наблюдала за перепалкой двух чистокровных. Еще и щеку изнутри прикусила, чтобы не улыбаться. Подумать только! Два чистокровных в надцатом поколении одиннадцатилетки устроили словесную баталию из-за меня родимой. Ну… в смысле, из-за мальчика-полукровки. Пусть Того-Самого-Мальчика, но все же полукровки. Увлекательное зрелище! Сюда бы ведро попкорна!

— ...они могут себе позволить, — припечатал Малфой, и мы все услышали возмущенный возглас Грейнджер.

Блондин же взглянул на меня и осекся. Почудилось, что он даже ругнулся про себя, помянув Мерлина, Моргану, Мордреда или всех вместе.

* * *

Малфой вытерпел несколько минут, а потом просто вломился в купе, где и без него с приятелями было тесновато. Мама часто повторяла, что Драко, как и все Блэки, часто сначала делает, а уже потом думает. Мальчик и сам нередко ругал себя за горячность, несдержанность и огромное любопытство. Но сейчас просто не мог ждать удачного момента.

Еще бы! Рядом с Поттером находились и предатель крови, и нюня Лонгботтом, и эта девчонка, явно магглорожденная или полукровка. Все успели раньше, чем он, Драко!

Оттеснив внука Железной Августы, Малфой взглянул на остальных собравшихся в купе, мигом находя того, кто мог быть Поттером. И едва удержал лицо.

Драко откусил бы язык, но не назвал бы себя поклонником Гарри Поттера. Но это не мешало юному волшебнику изучить все, хоть сколько-то связанное с Героем магической Британии. Ни в одной из книг не упоминалась внешность Мальчика-Который-Выжил, только некоторые детали, вроде шрама-молнии и ярко-зеленых глаз. Но Драко никогда не сомневался, что узнает Поттера. Из всех рассказов, всех сплетен и статей в книгах вырисовывался образ юного аристократа с недюжинной магической силой. И Драко представлял темноволосую копию самого себя, хоть и понимал, что это невозможно.

Реальный Поттер оказался совершенно не таким, каким его себе придумал Драко. Но промахнулись и те волшебники, кто знал или хотя бы видел колдографии родителей Гарри Поттера.

Сначала Драко заметил зеленые глаза и носки в яркий цветной ромбик, а уже потом все остальное. Поттер оказался миловидным очень худеньким мальчиком. Пусть он и лежал на диване, не позволяя никому сесть рядом, одежда юного волшебника не казалась неопрятной: идеальные стрелки на очень черных брюках, белоснежная рубашка, мягкий темно-зеленый пуловер без намека на крошки и вездесущую пыль. И будто этого было мало, волосы Героя оказались пострижены как-то так, что хваленая поттеровская лохматость бесследно пропала. Если была. Виски, бока и затылок выстрижены очень коротко, макушка подлиннее и очень длинная челка, завивающаяся в несколько мягких плотных локонов. Эти локоны падали на лоб, не позволяя рассмотреть знаменитый шрам. Аккуратный, сдержанный, хоть и чуть необычный образ, удовлетворивший бы даже придирчивого Люциуса Малфоя, и внезапно цветные носки под стать Дамблдору.