Граф Суворов 7

Глава 9

Внимание! Эта глава не несет своей целью оскорбления чувств верующих, не призывает к вражде и ненависти, и не отвергает сущестующие на территории Российской федерации обычаи и традиции. Все описанное ниже исключительно художественный вымысел существующий в описываемом, полностью выдуманном произведении!

Я долгое время пытался придумать как обойти эти моменты, однако из песни слов не выкинуть, а потому в этой, альтернативной нашей вселенной, будут существовать характерные для аристократии процедуры, традиции и обычаи, в том числе и в их вере. Надеюсь ни у кого ни каких проблем с этим не возникнет.

Приятного чтения!

Маленькая церковь… небольшая церемония… не так я себе это представлял, ой не так. Первые подозрения у меня закрались, когда мы вместо того, чтобы выйти на взлетную площадку прошли в гараж. Не то чтобы я не люблю машины, но после освоения основ пилотирования передвигаться по земле мне казалось чрезвычайно скучным и медлительным делом. Когда же слуги развели нас по разным автомобилям происходящее и вовсе начало выбиваться из колеи.

— Почему мы едем отдельно? — уточнил я у распорядителя.

— Это всего лишь протоколы. Нельзя чтобы все члены правящего дома двигались в одном транспорте. Бомбисты не дремлют и могут организовать теракт в любую секунду. — заметил прислужник. — Но в данный момент беспокоиться вам совершенно не следует, ехать не далеко. Да тут и пешком пройтись близко…

— И почему бы нам тогда не прогуляться? — еще раз удивленно спросил я, усаживаясь на заднем сиденье бронированного автомобиля. Но распорядитель лишь прикрыл дверь и улыбнувшись пожал плечами. — Ну да. Протоколы.

Кортеж, не выезжая с дворцовой территории объехал площадь и остановился у церкви, которую можно было назвать небольшой только с перепоя. Выкрашенная в те же цвета что и зимний дворец, она возвышалась своими золотыми куполами над всеми близлежащими строениями, и только расстояние не позволяло взглянуть на нее снаружи. Машины подъехали вплотную к крыльцу, заблаговременно укрытому от посторонних.

— Часовня Святого Благоверного Великого князя Александра Невского, Небесного покровителя Петрограда. — с плохо скрываемым благоговением проговорил распорядитель, открывший мне дверь.

— Ясно, судя по всему, тезка скромностью не отличался. — хмыкнул я, получив в ответ укоризненный взгляд. Петр и Екатерина ждали меня на верхней ступени, перед закрытой массивной дверью.

— Последние рекомендации и пожелания? — спросил я, не доходя до них пару шагов. Морозовы переглянулись, и несмотря на вежливые улыбки я заметил мелькнувшую в глазах Екатерины ярость. Императрица мать не собиралась прощать прошлые обиды, хотя с каждым часом скрывала их все лучше.

— За этим порогом — обитель бога. Некоторые скажут, что фигурально, но на самом деле здесь заканчивается юрисдикция правителя и начинается власть священнослужителей. — ответил через секунду Петр. — Процедура простая. Так что не запутаешься, но твой распорядитель будет рядом.

— Да, господин. — тут же кивнул мужчина.

— Ясно. Ну в таком случае полагаюсь на вас. — сказал я, и наконец врата храма открылись. На мгновение мне показалось, что меня сейчас ослепит. Столько золота, да еще и со специфической подсветкой и туманом от жаровен и свечей, превращающих просторный зал в подобие небесного царства, я еще не видел. Однако вопреки моим опасениям ко мне тут же подскочил молодой батюшка в черной рясе.

— Следуй за мной, сын мой. — улыбаясь проговорил он.

— Кхм… ну по поводу сына вопрос спорный. — усмехнулся я, чем заставил попа нахмурится, но тот быстро справился со смущением и повел меня вглубь церкви. Краем глаза я заметил, как Екатерина и Петр расходятся по разным сторонам зала, где их уже ожидали мужчины и женщины… десятки гостей которых я не успел разглядеть.

— Нужно проследить чтобы в зале оказались Суворовы, Багратионы и Лугуй. — сказал я, повернувшись к распорядителю. — Это все слишком внезапно, но…

— Я сделаю все что в моих силах. — тут же склонился мужчина и чуть отстал, на ходу печатая сообщения на коммуникаторе.

— Расскажите мне, святой отец, как будет происходить процедура. — попросил я.

— В начале, вам придется исповедоваться, иначе не выйдет. — покачал головой поп, доведя меня до небольшого закутка.

— Вам? — я даже не сумел скрыть удивления, но ото лишь усмехнулся.

— Любой священнослужитель может опустить грех, но не у каждого. — покачав головой сказал мужчина, около пятидесяти лет, с явной проседью в черных как смоль волосах. Вот только отличали его от окружающих не только важный вид и золотые одежды, но и острые живые глаза. — Все свободны. Садись, раб божий Александр.

— Говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. — проговорил я, садясь напротив священнослужителя на небольшую табуретку. — Но, боюсь, разговора по душам, особенно если меня будут называть рабом, у нас не выйдет.

— Вот как? Гордыня — это грех. — покачал головой мужчина. — И грех один из самых серьезных и опасных.

— Согласен с вами, святой отец. Но боюсь дело тут не только и не столько в гордыне. Ведь согласно Евангеле господь создал нас по образу и подобию его. Разве могут собственные дети быть рабами? — улыбнувшись спросил я.

— И то верно. — тихо и мелодично рассмеялся священнослужитель. — Все мы дети и твари божие. То есть его творения. И если тебе приятней называться одним из детей господних…

— Если не станете путать меня с фанатиками, террористами и бомбистами — ничего не имею против. — улыбнувшись ответил я, и в глазах мужчины вновь промелькнули озорные искорки. Или отблески бушующего внутри него пожара. Что-то подсказывало мне что этот человек опасен, и не только как политическая фигура, с влиянием на миллионы умов через проповеди.

Не сдержавшись, я напитал праной зрачки и с трудом сдержался чтобы не вскочить или не ударить на опережение. Тот, кто сидел передо мной. То, что передо мной было. Рваная, но чрезвычайно плотная аура, сияющие и переполненные почти до краев чакры. И сила, сравнимая разве что с императором. Если мы сейчас схватимся не на жизнь, а насмерть, мне не выйти из этого поединка.

— Не пугайся. Я не причиню тебе никакого вреда. А если кто-то захочет причинить тебе его в доме господнем — защищу, даже ценой собственной жизни. — улыбнулся мужчина. — Наверное мы не с того начали. Зови меня Филаретом. В бытность мирскую — великим князем Пожарским.

— Прошу прощения, ваше патриаршество… — я нахмурился, пытаясь вспомнить правильный титул для этого сана.

— Пока мы наедине, давай по-простому, Александр. — улыбнувшись отмахнулся патриарх Петроградский и всея Руси. — Через несколько минут тебе предстоит пройти важнейшую процедуру в своей жизни. Ты станешь первым лицом государства, пусть об этом и будут знать единицы. Для многих правителей она стала бы просто очередным пунктом в бесконечном списке обязательных дел. Но не для тебя. Проблема же в том, что на твоей груди я не вижу креста.

— Да… на ней его нет. — признался я. — Боюсь я… нет, не подумайте, я не отношусь к церкви плохо. Уважаю православное христианство. Как и любую другую религию, впрочем. Только вот… обстоятельства заставляют смотреть меня на мир иначе.

— Да, я понимаю. — улыбнулся патриарх. — Мне немного рассказывали о тебе. Восточные духовные практики, занятия йогой, чудесные выздоровления и даже спасение матери-императрицы. Одни назвали бы твои действия провидением, другие заговором самого сатаны. Но у нас не средние века, чтобы сжигать тебя на площади.

— Ну, в свое оправдание могу сказать, что способен твердо доказать существование души. — улыбнулся я. — По крайней мере я не только верю, но и знаю.

— Это… действительно важно. — кивнул патриарх. — И лет сто пятьдесят назад, если бы ты сумел это доказать, тебя бы разом возвели в ранг святых. Вот только вся Земля уже в курсе существования божественной энергии и материи. Резонанс стал неотъемлемой частью нашей жизни.

— Да, тут я немного опоздал. — усмехнулся я, разводя руками. — Признаю.

— Это хорошо. — вновь улыбнувшись кивнул Филарет. — В иной ситуации я бы потребовал изменить сроки обручения. Пройти тебе через крещение, и только потом допустил к обручению. Но, к счастью, у нас есть другой вариант. Сегодня мы обойдемся отпущением грехов. А вот в следующий раз, тебе придется… Император не может быть язычником, агностиком… или даже буддистом. Только православным.

— Ну не правоверным мусульманином — уже хорошо. — чуть улыбнувшись ответил я. — Хотя мне и странно, что вы с такой легкостью о подобном говорите.

— Странно? Ну что ж, возможно, сын… божий. — чуть улыбнувшись проговорил Филарет. — Со стороны это может казаться необычным или даже не логичным, но все что я делал — делал для своей паствы. Я не отлучил твою мать, хотя она сопротивлялась и не отпускала тебя. Я позволил ей во второй раз выйти замуж, желая ей и всей империи счастья и мира. Но я же позволил и поддержал твоего дядю, когда он пришел ко мне с законом о возвращении к старозаветным порядкам бракосочетания. Все для сохранения Империи и твоей семьи.

— Если империя падет, православию тоже окажется не сладко. — предположил я. — Особенно если власть захватят какие-нибудь безбожники.

— Истинные верующие пройдут через все трудности и испытания со стойкостью. — уверенно проговорил Филарет.

— Гхм. А мне казалось, что они их должны принимать со смирением. — нахмурившись проговорил я.

— Перекрестись, и казаться перестанет. — ответил с улыбкой Филарет. — Начнем с самого большого греха и главной заповеди — не убий. Убивал ли ты сын божий?

— Убивал, святой отец. Убивал из самообороны, по случайности и из необходимости. Пусть век мой был не долог, но приходилось делать всякое. — вздохнув проговорил я.

— И сколько же ты убил? — нахмурившись спросил Филарет.

— Лично? Десятки, возможно, сотни. — ответил я, еще больше нахмурившись и пытаясь хоть примерно провести расчет. — Во время штурма моего первого фрегата, во время боя на перевале, во время сражения за дворец в Ашхабаде. Но куда больше погибло по моему прямому приказу, во время воздушных сражений. Воздух не вода, после падения с полукилометровой высоты в горящем корабле никто не выживает. А мы сбивали их десятками. Учитывая последний крейсер… думаю около пяти… возможно шести тысяч.

— Многовато для юноши, и капля в море для государя. — покачал головой Филарет. — Я отпускаю тебе этот грех, ведь ты творил его для защиты себя и государства.

— Все верно, ваше святейшество. — кивнул я. — Никогда не стремился убивать первым, и не испытываю от этого удовольствия. Даже если это сделано хорошо.

— Славно. Что на счет второй заповеди — не укради? — посмотрел на меня патриарх. — Случалось ли тебе брать чужое, Александр?

— Случалось, святой отец. Я крал в приюте, и забирал силой во время войны. Даже мой флагман, фрегат Гнев империи — кто-то обязательно скажет, что я украл его у англичан и османов. — ответил я, заставив патриарха нахмурится вновь.