Раскаты грома

X СВАДЬБА

Кёр де ла Монтанья, Сердце Монтаньи, резиденция герцогов это самого северного из феодальных владений, выгодно отличалась от большинства замков оптиматских владетелей Западных и центральных провинций. Огромная, угловатая, устрашающая крепость — родной дом Людовика Монтрея, располагалась на вершине отвесного утеса и состояла из плеяды гигантских квадратных башен, меж которыми терялись промежутки сложенных из каменных блоков куртин.

Здесь был водопровод, паровое отопление и стекла — в одной из башен, где проживала герцогская семья. И ковры на стенах, для утепления, и паркет на полу, и кое-какая внутренняя отделка кроме охотничьих трофеев, гобеленов и ржавого оружия на стенах. В остальной же части замка господствовали привычные оптиматам порядки: солома в качестве подстилки на стылых камнях, сквозняки, ставни со щелями, ведро с испражнениями вместо приличного нужника со сливом.

Для жителей Монтаньи причуды молодого герцога оставались всего лишь невинными причудами. Кто-то на борзых щенков состояния спускает, другие — гарем из одалисок содержат, а его высочество Людовик — водопровод захотел. Дай ему Бог здоровья, благодетелю! Водопровод — это не людей собаками травить, или пирамиды из голов складывать… Пусть чудачит, милостивец!

После того, как мятеж дю Бенаков был утоплен в крови войсками герцога Монтрея и аскеронского коннетабля Бриана дю Грифона, и поддержавшее восставших аристократов и значительно поредевшее оптиматское духовенство молча проглотило переход владетеля Монтаньи в ортодоксальное вероучение — подданные на герцога молились (в основном — испуганно осеняя себя знамением крыльев Феникса) и все нововведения принимали как нечто само собой разумеющееся. И водопровод, и введение денежного чинша вместо барщины, и отмену внутренних таможен, и эдикт о свободе вероисповедания… Некому больше было бунтовать. Все, кто мог — уже кормили падальщиков на полях сражений или вдоль дорог висели. Кто-то сбежал — в Кесарию, Смарагду, к родственникам из Центральных и Западных провинций. Имения мятежников конфисковывались, земли — присоединялись к герцогскому домену и раздавались в аренду всем, кто готов был их обрабатывать и платить положенные налоги.

Оптиматские вилланы Монтаньи поверить не могли в такие перемены, и осторожничали, а вот их немногочисленные популярские и ортодоксальные соседи-фермеры мигом сообразили что к чему и стремились застолбить за собой как можно больше свободной, плодородной, пахотной земли…

Братья-Арканы ехали во главе колонны верховых, поднимаясь по извилистой горной дороге к Сердцу Монтаньи и как раз наблюдали, как бродят внизу, в долине, по заснеженному полю два мужчины — ортодокс в кожаном доспехе и шапероне, и популяр в оранжевых шароварах и теплом дублете. Землемеры втыкали колышки, и растягивали веревки с узелками. За их спинами черным, жирным пятном на снегу выделялся сгоревший особняк. Раньше это была летняя резиденция дю Бенаков — поближе к герцогскому двору, теперь же — безусловное владение его высочества.

— Надеюсь, мы успеем помыться с дороги! — Децим почесал шею. — Надо было соглашаться ехать в фургоне…

Флавиан с самым безмятежным выражением лица выдохнул морозный воздух и проговорил:

— Отец-то уже там. Терпит тяготы и лишения. Пьет старое вино, есть сыр с плесенью, ворчит на дебелых служанок, что воду в бадью горячую слишком подливают…

— У них водопровод, — напомнил Рем. — По крайней мере — во-о-он в той башне. Видишь, на утесе — наледь? Там слив, точно тебе говорю. И пар идет. Горячее водоснабжение!

— А ты думаешь, нас поселят в помещение с водопроводом? — Децим снова почесал шею. — Я ставлю на вонючий, типично оптиматский клоповник!

— Как можно! Мы — братья невесты! — картинно возмутился Флавиан, мягко улыбаясь.

— Мы и так — союзники, — парировал Змий. — А вот графов с герцогами и легатов с епископами Монтрею надо умаслить…

— Тех, кто остался жив, — все с тем же безмятежным видом заметил Флавиан.

Он недавно прибыл с Севера, братья встретились на ярмарке Дымного Перевала, и Рем не переставал удивляться оптимистичному настрою обычно спокойного и даже печального Флавиана.

— Северяне будут? Людовик высылал им приглашения? — уточнил Буревестник.

— Будут. Кунингас Микке Ярвинен с супругой. Может быть — и старый Корхонен тоже. Монтанья — их сосед и теперь — союзник! — кивнул священник.

— Что ж, это значит — наша партия будет довольно многочисленной! — удовлетворенно кивнул Рем.

— Я так и представляю эту картину: оптиматы будут зыркать на нас, мы — на оптиматов, а популяры — на тех и других! — расхохотался Змий и даже забыл на минуту про зуд на шее.

Он был прав: на свадьбу Людовика и Селены обещали съехаться многие окрестные владетели, в том числе — с популярского Северо-Востока и окрестностей Тимьяна. Сохранить мир и не допустить смертоубийства в таких условиях будет довольно сложно… С другой стороны — каждый из гостей делал свой выбор заранее: все они знали, что Монтрей теперь — ортодокс. И кто боялся испортить отношения с Синедрионом больше, чем заполучить в недруги герцога одного из самых крупных и густонаселенных владений на Западе — не ехали вовсе.

Наконец, усталые лошади зацокали копытами по камням моста, который вел к открытым воротам крепости. Скопа, доверенное лицо герцога, уже знакомый Аркану по визиту Людовика в Аскерон, встретил братьев и их эскорт тут же, во внутреннем дворе.

— Приветствую вас, ваши высочества и вас, ваше преподобие… — он коротко поклонился.

От взгляда Рема не ускользнула тень недовольства, которая промелькнула на лице Флавиана: ортодоксальные священники не терпели именования в духе «святой отец» или озвученное «преподобие». Такие титулы наделяли человека ореолом святости при жизни, а это противоречило традиционной религиозной доктрине.

Спешившись, Буревестник хлопнул Негодяя по морде ладонью и строго погрозил пальцем:

— Оставлю без кобыл на месяц, если будешь плохо себя вести!

— Ты с ним как с человеком разговариваешь, — своего жеребца Децим отдал груму без церемоний. — Разбалуешь!

— Этого-то? — молодой герцог только вздохнул, увидев, что конь скалит зубы на кожаный колпак мальчика-конюха. — Этот и так — баловень и мерзавец. Не знаю, за что и люблю…

— На семейку нашу похож, — усмехнулся Змий. — Знаешь, сегодня, пожалуй, единственный день за долгое время, когда я буду рад провести время в кругу семьи. Правда, Селену на самом деле жалко — ей придется находится среди оптиматского быдла…

— Мы прикроем, — кивнул Рем. — Венчание все равно будет проводить брат Мартелл, ему я доверяю безоговорочно, а далее она будет несколько дистанцирована от гостей…

— Что за уродская традиция: родственники невесты не присутствуют на пиру? Как вообще это можно объяснить? Отец и братья новобрачной должны дома сидеть и слезами обливаться, что свою дочь и сестру отдали в чужой дом? Это получается — мы такие дураки что невесть за кого Селену просватали? Или она — сирота, у которой нет семьи⁈ — Децим до половины вынул меч из ножен и с силой вогнал обратно. — Р-р-р…

— Спокойно, братец, спокойно, — взял его за плечо Флавиан. — Монтрей — наш человек, он понимает ситуацию. Мы ведь будем там, совсем рядом, и весь пиршественный зал окажется перед нами как на ладони!

— Пиршественный зал? Загон для свиней! — глаза Змия превратились в две крохотные злые щелочки. — Вы видели оптиматские пиры? Не наши, аскеронские, а настоящие, какие приняты на Среднем Западе? Я навидался в Лабуа, меня тошнит от их манер и кухни…

— Селена будет сидеть рядом с мужем, на помосте, он не даст ее в обиду. И у нас семь тысяч мечей вокруг замка и пара сотен — внутри. Если оптиматы действительно будут вести себя по-свински — мы найдем на них управу… — мрачно проговорил Рем.

Ему, как и брату, было тревожно. Конечно, хотелось бы, чтобы и бракосочетание, и первые месяцы жизни новобрачных прошли в условно безопасном Аскероне, и чтобы маленький племянник родился там же, но… Место жены — рядом с мужем! Об этом говорит ортодоксальное учение, и возмущения Децима и тревоги Рема тут были очень вторичны. Селена выбрала Людовика, значит — будет вместе с ним, и в горе и в радости. Пока смерть не разлучит, и так далее, и так далее.

— Веди, маэстру Скопа… — Децим Аркан наконец взял себя в руки, и оставил в покое эфес меча. — Мне нужен весь водопровод в этой юдоли скорби…

— И банщицы? — понимающе ухмыльнулся Скопа. — Чтобы уменьшить скорбь?

— Банщицы-оптиматки? Бр-р-р-р! — демонстративно вздрогнул Змий. — Нет-нет, я жену люблю.

— Она на открытом Тарвальском первенстве по метанию ножей среди женщин берет главный приз от муниципалитета второй год подряд, — Флавиан ткнул в бок Рема. — Как тут не любить?

— Хо-хо! — не удержался Буревестник.

— Ржете? Всё ржете? — горестно покачал головй Децим. — А у нее три Аркана на попечении: я и два мелких! На ее месте я бы занялся метанием молота…