Пока Боги Воюют

В общем, вышли в дорогу не отдохнувшие, каждый со своими мыслями. Под утро добрались до очередного селения и решили остановиться неподалеку.

Теперь отключились уже все, вместе с животными, шедшими с нами молчаливыми тенями.

Когда проснулись, Сафрон все крутился беспокойно на месте, пока не выдержал Кир.

— Что с тобой.

— Я тут думаю сходить в селение новости узнать, я свой все таки, так что беды не будет, а настроить народ на нужный лад просто необходимо. Как думаете?

— Дело хорошее, только одному идти не стоит- Кир посмотрел на меня.

— Лучше ты сам, Кир. У тебя же знак на руке, так что тебе больше веры будет, а не какому — то пришлому. От пришлых они уже настрадались.

Кир кивнул, но посмотрел на сестру.

— За нее не беспокойся, посидим здесь тихонько, никто и не услышит.

Внезапно неподалёку послышалась грызня. Мы насторожились, неужели придется бежать? Дора навострила уши, посмотрела на малышню, рыкнула, и они побежали разведать обстановку. Вернулись через некоторое время.

— Не понял, Дора. Все спокойно?

Она посмотрела на меня, медленно и спокойно легла на снег, повернулась на спину, сладко потянулась, вытянув свои здоровые лапы, явив нам своё пузо, выпустила когти, выставив их на обозрение, втянула их обратно, лениво перевернулась, сладко зевнула, сложила лапы и демонстративно положила на них голову, закрыв глаза.

Морда меховая, еще и издевается.

— Идите уже- я повернулся к ажарийцам, стоявшим с открытыми ртами.

И остались мы с Милой. Достали свой скудный паёк, оставшийся от Велидима, и приступили к поглощению.

— Эх, развести бы костерок, да бульона наваристого сварить, а еще лучше картошечки запечь в углях. Достаешь так ее палочкой из золы, выкатываешь, а потом берешь в руки, перекатываешь в ладошках, разламываешь, и дуешь, чтобы хоть кусочек горячего откусить. Рот весь черный, а на душе приятно.

— По своей еде тоскуешь?

— Да вроде неприхотливый я в еде, но иногда аж слюни текут, честное слово.

— Готовите тоже на костре?

— Нет. У меня дома стоит печь электрическая. Как объяснить? Вот ветер сильно дует, из него можно энергию забрать и преобразовать во что-то другое. У нас давно научились силы природы использовать. Поэтому свет передается по проводам, и я когда захожу домой, нажимаю только одну кнопку, и весь дом освещается. Вот и печь такая, одну кнопку нажимаю и она нагревается, берешь и варишь.

Я вздохнул:

— Знаешь, все здесь можно пережить, ко всему приспособиться. Меня не страшат жизнь на природе, я из города всегда на свежий воздух уезжал, там и отдыхал душой. Тоскую только по людям, что там остались. Девчонки мои, ставшие мне родными, не по крови, а по духу.

— Как это? — взгляд Милы стал заинтересованным

И я, погрузившись в воспоминания, рассказывал Миле о наших проделках.

Видимо, я так красочно описывал события, что Мила заливисто смеялась, утирая выступившие слезы. А я наблюдал за ней, как она с волнением прижимала ладошки к груди в особенно, по ее мнению, страшных моментов, а потом расслаблено опускала руки, когда рассказ снова переходил на смешные моменты.

За ней было приятно наблюдать, её лицо было такое живое, а в глазах сверкал огонёк

— Ты, кстати, драться умеешь?

— Я? Научилась кое — чему за это время, Кир научил меч в руках держать. У нас ведь не принято было, чтобы женщины дрались.

— Как это не принято? — я искренне возмутился

— Схватит тебя, к примеру, какой-нибудь придурок, так стоять будешь, ждать своей участи? Мои девчонки за себя смогут постоять. Я тебя научу.

Мила взволнованно смотрела на меня.

— Правда? А если двое схватят?

— И от двоих отобьешься, если приемы знать будешь. Вставай! — я вскочил, готовый показать девушке несколько приемов.

Плохо, что места в нашей импровизированной комнате было мало, но я горел желанием, научить девушку хоть чему- то.

— Хватай меня двумя руками. Ага, молодец, а теперь смотри внимательно. Твои преимущества в том, что ты маленькая и юркая, так? Хватай меня за руки и резко притягивай к себе.

— Зачем?

— Вооот. И хватающий тоже не ожидает этого, ты же вроде должна подсознательно отодвигаться от него подальше и вырываться из его рук. Делай как я сказал. Бей в пах.

Я со стоном согнулся пополам.

— Мила, блин. Ты же не успеешь ничему научиться, я помру раньше.

— Ой, прости пожалуйста. Ты же не сказал как бить нужно- прозвучал ее раскаивающийся голос.

— Нормально- я отдышался и встал.

— Учимся в полсилы, а вот настоящего нападающего бей со всей дури, поняла?

— Ну тогда поехали дальше. Смотри, ты ниже меня и твоя голова как раз под моим подбородком, резко, но аккуратно подпрыгни. Видишь? Этим ударом можно на время вывести его из равновесия и быстренько убежать. У тебя же нет цели добить его, правда? Твоя цель- освободиться от рук и как можно быстрее убежать. Запоминай болевые точки- пах, низ живота, глаза. Выстави два пальца- указательный и средний, а теперь бей. Сдурела совсем? — я уже смеялся, уворачиваясь от ее рук.

Это хорошо, что Мила загорелась обучению, вон как глаза горят. И даже знаю, кого она перед собой представляет.

— Ой, прости.

— Ничего- смеялся я. — Главное не покалечь. Поехали дальше?

Я краем глаза заметил, что Дора вскочила, прищурив глаза, фыркнула, приказывая детворе оставаться на месте, и рванула со всех ног.

Странно, неужели что-то почуяла? За себя она постоит, а если опасность, то даст знать, и я снова вернулся к занятиям.

Нам стало жарко и мы сбросили шкуры. Девушка уже подключила воображение и предлагала свои варианты:

— А так можно?

Я или кивал или корректировал. Раздалось рявканье. Мы резко остановились и посмотрели на Дору. Она шумно дышала, а затем развернулась и пошла, оглядываясь на меня.

— Зовет, нужно идти. Мила, я тебя одну не оставлю, так что мигом собирайся, пошли глянем в чем дело.

Мы добежали до края леса и присели.

Слышен шум драки, визг и хрипы животных. Я присмотрелся- таморы отбивались от карунов. Псевдолошади схлестнулись с дикими животными, это если проще. И какого черта здесь происходит среди бела дня?

— И что? Животных разнимать будем? — шепотом обратился я к Доре.

Та повернула на меня голову, посмотрела прищуренным взглядом и мотнула головой в их сторону. Ага, нужно внимательно смотреть.

Я наблюдал, пока не понял, что таморы защищаются, а зубастые лошадки, сокращали их численность с бешеной скоростью. Вроде бы порадоваться нужно, но я заметил одну странность. Они кого-то защищали, но вот кого?

— Дорка, они защищают кого-то, да?

Она кивнула. Ага, теперь бы понять кого. Часть таморов стояла спинами, создав живой щит, остальные безуспешно и пытались отогнать бешеных лошадок, и были уничтожены зубами и лапами злющих карунов. Они приближались с оскаленными пастями, и мне оказалось, что они издевательски ржут над своим небольшим врагом.

— А ведь они не голодны- тихо сказал я.

— Они когда голодные друг с другом грызутся за любой кусок еды, о тут трупы бесхозные валяются, а этим и дела нет. Такое ощущение, что они играются, убивают ради убийства, чувствуя свое превосходство. Убийственные игры какие-то.

Дора вытянулась в струнку и насторожилась. И тут я услышал повизгивание, в котором слышалось отчаяние и страх, что я решился подойти ближе.

— Заходим сзади- и, сделав небольшой крюк, оказался на месте.

Нас заметили. Таморы начали оборачиваться, бедолаги теперь не знали от кого защищаться, от карунов или от нас. А я стоял, сложив руки на груди, и смотрел в небольшую яму, в которой лежала самка таморов. Она была ранена, но из последних сил встала, и я увидел что бока ее были разорваны в клочья. Шкура свисала рваными ранами, открывая живую плоть. Ой, что-то мне это напоминает…

Раненая смотрела на меня, а из глаз текли слезы, которые смешивались с кровью из ран на морде. И капали на белый снег кровавые слезы. Теперь я понял, что взволновало Дору- в ногах у раненой копошились щенки. Внутри меня что-то дрогнуло. Мила схватила меня за руку, привлекая моё внимание. А я посмотрел на Дору, от изумления приподнимая брови:

— Предлагаешь спасти её? Ты забыла, что из-за них ты чуть не погибла?

Дора медленно выдохнула, отвернулась от меня, затем опустила голову к земле, а через некоторое время посмотрела на раненую мамашу, тряхнула головой и решительно посмотрела на меня.

Я все это время смотрел на нее, а сам ощутил массу противоречивых чувств. Нет, чисто по человечески я конечно все понимаю, и даже зауважал Дору еще больше, но…

За это время защищающих раненую мать практически не осталось, а лошадки подходили все ближе.

— Роооом- только и успела сказать Мила, я уже принял решение и выхватил меч.

— А ну уроды, расступись! — и прыгнул в яму, отсекая раненую от карунов.

Одного с разбегу разрубил прямо в воздухе, второго проткнул уже приземляясь. Лошади отступали передо мной, кося безумными глазами на своих мертвых соплеменников. Я стоял, держа меч, до тех пор, пока они не ушли, а затем повернулся к мамаше.

— Ну что, будем тебя спасать? — и подошел ближе.

Она оскалилась, готовая укусить меня.

— А вот этого не нужно. И даже не думай меня кусать! Я тут, можно сказать, через себя переступаю, а ты скалишься. У меня ведь нет привычки всем опасным животным помогать. Если бы не Дора, со своими не понятными мне принципами, я бы к тебе и за километр не приблизился- говорил я спокойным голосом. Вот интересно, это я сейчас ей говорю или себе?

Я, как можно спокойнее, протянул к ней руку, дал себя понюхать. Она дрожала, то ли от страха, то ли от слабости, но у нее хватило ума не укусить меня.

— Вот и молодец. Просто умничка- тихо и спокойно говорил я, а сам медленно потянулся к голове.

Она снова зарычала, но сдержалась. Только от страха втянула голову, готовая наброситься на меня в любой момент. Я легонько провел по её голове, пробежался пальцами по загривку, стараясь не задеть раны, а затем прошелся за ушами. Тело потихоньку переставало дрожать, она успокаивалась, видя, что я не собираюсь ее добивать.

— Пойдем, милая, будем тебя спасать.

Я снял шкуру, расстелил на снегу и потянулся за щенком. Мать тихо зарычала и мне пришлось повторить процедуру заново- протянул руку, и погладил. Потом взял одного несмышленыша и положил на шкуру. Не знаю сколько времени прошло, пока все щенки не оказались на шкуре. А у их матери не было сил выбраться наружу, она поставила лапы на отвесный край ямы и попыталась подпрыгнуть, но скатилась обратно. Она заскулила, словно оплакивая своих детей.

Я спрыгнул к ней, а затем очень аккуратно, поддержав ее за грудь и живот, помог ей выбраться. Она, шатаясь, подошла к свои детям и рухнула, потеряв сознание.

— Что-то мне это напоминает! — я обратился к Доре.

— Спасибо тебе, что напомнила мне, что нужно сердце слушать, по человечески поступать. А теперь, пока она не пришла в себя, бегом обратно. Мила бери щенков, я мамашу, Дора и малышня никого не берет, а охраняет нас!

Дома я уложил тамориху на землю.

— Мила, глянь что можно сделать?

Мила, молчавшая всю дорогу, кивнула и пошла разбираться в травах. Мы совместными усилиями перевязали её, подложив к ней её детенышей.