ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая

Глава 21

Ко мне подступили два здоровых стражника в черной форме и перчатками чуть ли не до плеч, похожими на резиновые. Взяли под руки, подняли и понесли на выход.

Косятся, боятся. Руки напряжены, но стараются меня как можно дальше от себя отодвинуть. Когда меня пронесли перед лампами криминалистов, я понял почему.

Грудь, рукава — все было в темных пятнах засохшей крови. А когда меня вынесли на улицу и пронесли мимо тонированного окна кабины автозака, то я увидел, что и лицо не уступает. Какая-то боевая раскраска на лбу и под глазами, будто я пальцем кровью на себе рисовал и красная корка вокруг рта. Это типа я их ел, что ли?

А вдруг и правда? Может, я себе все это придумал? Про Грешников, про скверну. А на самом деле реально крыша поехала. Еще и эти голоса в моей голове. А ведь их, кроме меня, никто и не видел…

Стоп! Нафиг даже такое допускать. В реальности происходящего я уверен, а, значит, меня просто мастерски развели. На зависть всевозможным рекламщикам, пиарщикам и решалам моего прошлого мира меня просто красиво сделали. Точнее, не именно меня, а с моей помощью.

Всплыви наружу информация о чумном разрыве и причастность Арсеньевых к Грешникам, тут же потянутся ниточки к Львову и к остальному кругу общения графа. А так мнемоник психанул, нет в этом ничего нового. Хороших людей убил, бред несет про заговоры и скверну. Ку-ку, все понятно. Никто ему не поверит.

Так что главный вопрос — поверит ли Исаев? Уже очень моя наследственность красиво ложится против моих слов. Чоповцы поверят мне, насчет Искры не уверен, родители ее точно накачают в обратную сторону. Ладно, это все вопросы в пользу бедных или как там говорят?

Поверят или нет, это десятый вопрос — Львову и Ко я уже не нужен. Прессу пригнали — репортаж с подробной фотосъемкой сделали. А на судебном процессе (если тут такой предусмотрен) мои показания никому не нужны, да и попытки с кем-то поговорить, собственно, тоже. А, значит, до суда я не доеду…

Мне завели руки за спину, чем-то там дополнительно защелкали, подбили ноги, чтобы шире плеч, а ткнули лбом в стенку автозака — черного фургона со смешным капотом, похожим на поросячий пятак. Вот только это было единственное смешное в этой машине — не карета из Азкобана, конечно, с дементорами, но холодок по спине прошел.

А следом за ним еще один, когда я понял, что перестал чувствовать фобосов. Как отрезало, только что пусть слабенько, но были неподалеку, а тут будто пуповину отрубило. Пришлось сделать несколько медленных, глубоких вдохов, чтобы отступило ощущение, будто я тону.

Чуть отпустило, когда увидел криминалиста, выходящего из дома. В руках у него (судя по напряжению на лице) был тяжелый, свинцовый ящик. Толстую крышку дополнительно, как бантиком, опечатали лентой с символикой Инквизиции, на которой болталась картонная бирка. Я почувствовал, что там все мое. Как минимум душелов, хотя по размеру ящик и для обреза бы сгодился.

Вот только как бы это все забрать обратно? Я покосился, до боли выкручивая глаз, чтобы проследить путь криминалиста. Насчитал с десяток вооруженных людей, которые все это время целились в меня и винтовок, трех стихийников из Прайда, парочку инквизиторов и пустил слезу от рези в глазу.

— Мужики, у меня же есть право на один телефонный звонок? — я покосился на стоявшего справа охранника.

— Завали хлебало, урод, — ответил охранник и сплюнул на землю. — И не смей заклинания произносить заморские.

— Сорян, мужики, не с того начал. Мне нужно поговорить с Исаевым.

— Сказал, завали хлебало, — охранник достал из кобуры местный аналог электрошокера (тонкую трость с искрящимся кристаллом вместо набалдашника) и ткнул им меня под ребра. Больно, блин, ткнул.

— Нет Исаева, его ранили в стычке с нечестивыми, — ответил охранник слева, такой же здоровый, как первый, но сильно старше. Из-под кожаного шлема полумаски у него торчала седая прядь волос.

— Не разговаривай с ним, Беляй, — презрительно хмыкнул первый, — Не велено.

Слова Беляя ударили меня сильнее, чем электрошокер. Даже муть в голове сразу прошла. Без Исаева мои шансы резко так сокращаются, падая практически в ноль. Я судорожно стал перечислять в памяти всех своих знакомых, кто мог бы меня хотя бы выслушать.

Инок? Среди представителей Очей, снующих вокруг «места преступления» я его не видел, но даже будь он тут, станет ли слушать? Наоборот, прошлая наша встреча так себе закончилась и в его интересах меня не спасать.

Искра и ее семья? Искра — да, а вот на папашу с его ресурсами рассчитывать не приходится. Этому тоже будет проще, если я исчезну куда-нибудь.

Император? Ну да, ну да…сам пошел…

Как-то мало у меня знакомых в городе. Не ту, как говорится, мышцу качал. Надо было больше социализироваться, а не по катакомбам лазить. Балы, красавицы, лакеи, юнкера…ну да, и тут тоже сам пошел.

— Грузите его уже, — высокий мужчина в служебной форме Ордена прошел мимо меня, двигаясь к кабине, и командным голосом произнес. — В Бутырку везем, там уже готовы к встрече. Со стороны Пугачевской башни заезжаем.

— Стойте! — взвизгнул один из инквизиторов. — Какая Бутырка? Мы забираем его обитель. Это дело церкви, и мы будем его судить! Подождите, наша моторка уже едет.

— Убиты охотники Ордена, — спокойно ответил орденский. — Поэтому разбирательство будет вести Орден. Потом, — он усмехнулся, — отдадим его вам, если будет что отдавать.

— Вы не имеете права! Пакт церкви за номером семьсот два… — продолжил визжать инквизитор, но его перебили.

— Хоть шестьсот шестьдесят шестой, — орденский опять хмыкнул, а со стороны инквизитора послышались причитания и отзвуки короткой молитвы. — По регламенту Ордена забираем его на дознание.

— Я буду жаловаться, — уже спокойным голосом (хотя я его здесь не виню — судя по звуку передергиваемых затворов, часть ружей уже смотрела не в мою сторону).

— Дерзайте. Хоть епископу, хоть императору, хоть самому бо… — орденский запнулся, видимо, все-таки решив не зарываться и дальше уже продолжил тише, практически себе под нос. — Мы все равно первые приехали, а кто первый встал, того и лапти…

Моторка вздрогнула и завелась. Хлопнули двери. Меня довольно грубо дернул за цепи Беляй, а потом ни с того, ни с сего схватил за шкирку и впечатал в стену фургона.

— С первого раза не понимаешь, что ли? — довольно зло прокричал охранник, продолжая давить меня в моторку, приблизился, задышав мне чуть ли не в затылок, а потом неожиданно прошептал: «Жди. Исаеву нужно время. Просто переживи хотя бы ночь».

Меня еще раз тряхнули и закинули в фургон с двумя пустыми лавками, оставив в одиночестве, но с кучей новой информации для размышления. То, что это может быть провокация, я сразу отмел — не видел смысла об этом думать. Устроят мне липовый побег, чтобы пристрелить при попытке к бегству? Пофиг, шансов на спасения в рамках этой попытки все равно больше, чем ждать любого пусть даже самого гуманного и справедливого суда.

Так что жду. Коплю силы, разминаю мышцы, устроившие ускоренную регенерацию (Харми успела что-то добавить к природному навыку). И чешется все изнутри, будто заживая, и сразу же рвется — на одном рывке от Мухи я, наверное, годовую программу по фитнесу выдал за секунду. В прошлой жизни мне бы прописали: сон, отдых, белки и углеводы.

В этой есть только первые два, а рассчитывать на тюремный ужин с макаронами не приходится. Я осмотрел фургон — две щелочки (даже палец не просунуть) под потолком для вентиляции и слабого света, сталь оббита чем-то мягким и затянута в кожу. На ощупь липкое и холодное, да еще и силу начинает вытягивать. Посмотреть аурой сквозь стену тоже не удалось, обшивка не только снижала громкость звуков вокруг, но и полностью блокировала силовые поля.

Тронулись и, не спеша набирая скорость, поехали по проселочной дороге, чуть подпрыгивая на ухабах. Я поерзал, устраиваясь на лавке так, чтобы минимизировать область соприкосновения с обшивкой и попытался помедитировать под мерное урчание моторки. Представлял, как заживают порванные мышцы и гонял по ним внутренний запас энергии.

Когда въехали в город, сквозь щели начал проникать утренний свет. А за ним и хоть какой-то шум просыпающегося города. И отчетливее всего пробился звонкий голос мальчишки-разносчика газет, бойко выкрикивающего заголовки утренних новостей.

— Кровавое убийство! Безумие Гордеевых вернулось! Ритуальное жертвоприношение или кровавый пир психопата? Мнемоники опасны для общества! Убийцу графа видели в Яре, есть ли связь? Читайте в свежем выпуске…

И так по кругу, меняя только убийцу, психопата, людоеда и проклятую душу местами. И чем ближе к центру мы продвигались, тем больше голосов разносчиков наперебой несли в массы легенду, продуманную Львовым.

Интересно, как быстро все слепили. Не знаю всех тонкостей печатного процесса, но текст, похоже, заранее написали и ждали только фотографии. А еще интересно, что Яр приплели. Хотя теперь на меня все что угодно можно повесить, пипл схавает.

Наконец, моторка притормозила, чуть сдала назад, пока открывали ворота, а потом, проехав еще несколько десятков метров, остановилась. Яркий свет, хлынувший потоком через распахнутые двери, ослепил.

— Выходь! Медляво, давай, шабы даж плечи не дробыгнули! — в проеме, загородив большую часть света, показался двухметровый силуэт.

Тюремный дворик напоминал электрическую подстанцию. По периметру стояли кристаллы в виде длинных гармошек, от которых в разные стороны отходили короткие штырьки с проводами. Этакий подсохший одуванчик на длинной рифленой ножке. Все это дело искрилось и переливалось оранжево-фиолетовым цветом. Восемь человек полукругом стояли передо мной и еще четверо сбоку вдоль дорожки, как бы показывая, куда мне идти. В руках у всех такие же «одуваны», только размером с полицейскую дубинку.

Высокие стены дворика не позволяли понять ни размах места, ни возможности для побега. Наверху на парапете стояли снайперы, и совсем высоко в вышке точно были люди за большими прожекторами, но сколько я не смог разглядеть.

Кряхтя и прихрамывая, я вышел на свет и спрыгнул на землю. Неудачно спрыгнул — нога подвернулась и чуть было не завалился носом в грязь. Толпа охранников всколыхнулась, синхронно отступили на шаг, но быстро собравшись, навели на меня «одуваны».

— Ээ, кулема, — здоровяк единственный даже не пошевелился, — Подымайся и пошустрил, убивец херов, здесь тебе хурорт.

Меня проводили внутрь — одна решетка, вторая, потом какая-то камера то ли для дезинфекции, то ли местный аналог металлоискателя. Подвели к стойке и оформили, задавая такие вопросы, на которые мне только и оставалось, что говорить «да».

— Матвей Гордеев?

— Да.

— Охотник Ордена?

— Да.

— Состоишь в отряде ЧОП «Заря»?

— Да.

— Мнемоник?

— Да.

Место и дату рождения, имена родителей, номер орденского жетона и все прочее они знали заранее. В каких-то вопросах даже лучше, чем я сам. Один раз только я сказал «нет» — на вопрос, признаю ли я себя виновным. Но на это только рассмеялись.

После заполнения всех бумажек с меня, наконец, сняли кандалы. Но легче не стало — стационарные «одуваны» здесь были повсюду и, работая на полную мощность, подавляли любые попытки дотянуться до силы. Голый импотент, наверное, больше счастлив в женской бане, чем я сейчас. Руки и ноги на месте, а ощущение, будто их поотрубали.