Скверная жизнь дракона. Книга четвертая

Глава 2

Под аккомпанемент скрипа промасленных досок и хлопков парусины, солёные брызги подбрасывались вверх волнами, рассекаемые носом торгового корабля. Ящеролю… Ксаты, снующие по палубе, не замечали стоящего на носу корабля «сородича», без татуировки на лбу и с посохом в руке. С самого первого дня плаванья игнорирование приобрело всеобъемлющий характер.

— Древнейший? — за моей спиной раздался спокойный размеренный голос.

Ещё один разумный с морщинистой кожей, какими полнится и этот корабль, и другие, плывущие в нескольких километрах от нас. Во всём торговом флоте, что огибал южный материк по северной части и стремился к восточным берегам — нет других рас, кроме одной.

— Налдас, — я легонько кивнул в ответ подошедшему ксату.

С того самого дня, когда я очнулся в каюте корабля — этот разумный подобно курице-наседке крутится рядом. И если бы только для обучения языкам. Складывалось впечатление, что Налдас охраняет меня от солёного бриза и морской болезни. Что же скрыто за этим спокойным взглядом и не самым развитым телом, чьи плечи углами торчат под одеждой? Лёгкая и спокойная походка кажется болезненной, а пристальный многозначительный взгляд с каждым днём нервирует всё больше и больше. Но куда сильнее меня бесит это постоянное «Не могу сказать, древнейший». Да и от слова «древнейший» в печёнке свербит.

— Я надеюсь, вы накрасталанд к уроку языка нутонов и ратонов?

— Я-что?

— Я надеюсь, вы накрасталанд и…

— Накрасталанд? Что это означает?

— Степень готовности, — спокойным ровным голосом объяснял Налдас. — Такая, когда разумный отдохнул, полностью восстановил силы и готов к новым свершениям.

— Да, я готов. Но ответь: почему меня игнорируют, когда я пытаюсь заговорить с командой корабля?

— Не могу сказать, древнейший.

Пришлось вновь подавить вспышку гнева. Что не спроси — один ответ. Сколько будет продолжаться плаванье, и почему только один корабль причаливает в порт, а другие стоят вдалеке? Понятно, что запасы воды и еды в трюме защищены: пропитанные магией амфоры и бочки надёжно всё сохраняют, да и сами стены трюма разрисованы светящимися рунами. Но разве матросы не должна сходить на берег, чтобы отдохнуть? За два месяца плаванья флотилия из пятнадцати кораблей посетила лишь семь портов. И каждый раз в порт заходил лишь один корабль.

— Начинай, — я устало посмотрел в глаза Налдаса. Его вертикальные зрачки чуть сузились.

— Мы с вами остановились на словах…

— В гнезде! На два часа в нос! — закричал ксат, только что вышедший на палубу.

— Есть на два часа в нос! — ответили сверху мачты.

На палубе матросы замерли. Каждый раз, стоило капитану выйти и крикнуть заветные слова, то все с надеждой смотрели вверх. На самой верхотуре мачты из неказистой бочки торчала голова ксата, старательно высматривающего вожделенную полосу на горизонте.

— Есть, — спустя минуту томительного ожидания наконец загорланил смотрящий. — Подтверждаю землю на два часа. Флаг на крепости. Он из жёлто-красных квадратов. Их восемь.

— Мы причаливаем! — раскатистый бас капитана растормошил застывшую команду. — Приготовится! Первый…

— Флаг из восьми квадратов — отличительная символика империи Талкая, а красный с жёлтым — цвет портового города Гантар, — Налдас поспешил внести ясность в происходящее.

— Мы наконец-то приплыли?

— Совершенно верно. Но прошу меня простить, я отойду на минуту, — услужливо кивнув, Налдас направился к капитану.

На фоне крепкого моряка мой щуплый сопровождающий казался задохликом. Вот только перед этим задохликом капитан раскланивался как перед божеством, чуть ли не целуя ноги в низких поклонах. Изучающе посмотрев на солнце и обменявшись несколькими фразами Налдас пошёл обратно, а капитан с облегчением посмотрел ему вслед. Меня же главный по кораблю вообще старался не замечать, будто я прокажённый.

— Прошу меня простить, древнейший, но…

— Неужели так сложно обращаться по имени? Уже тошнит от этого слова. Давай, повтори за…

— Прошу меня простить, древнейший, но я не могу обращаться к вам вашим настоящим именем. Это огромное табу.

— Почему?

— Не могу сказать, древнейший.

— Тогда другим именем, которое мне дали в той пещере. Оно…

— Прошу меня простить, древнейший. Мне известно имя вашей оболочки, но я не смею обращаться к вам так, пока мы находимся в море.

— Почему?

— Не могу сказать, древнейший. Но могу сообщить, что, сойдя на землю, я буду обращаться к вам только по имени вашей оболочки. Это произойдёт в ближайшие часы, ещё солнце будет в зените. Мы многое успеем сделать за сегодняшний день, но сейчас нам следует отправиться в каюты и подготовится.

Приглашающим жестом Налдас указал на конец палубы, на лестницу к нижним участкам судна.

Раздосадовано посмотрев на ксата — я направился к лестнице. Вот только эта досада лишь чистейшая игра. С самого первого дня нашего знакомства мне стало очевидно, что Налдас ничего не скажет. Пытаться же давить на него или угрожать физической расправой более чем глупо: за него заступится капитан и, скорее всего, вся команда корабля. Меня одного слишком мало на столь огромную толпу. Иногда даже казалось, что матросов гораздо больше необходимого.

Да и корабли во флотилии изумляли своими размерами. Длиной метров тридцать, до воды не меньше десяти метров, а внутри корпуса запрятано три этажа палуб. На самой нижней обширный трюм, в центральной расположены жилые помещения команды с кухней и прочие бытовые помещения. Но зачем на верхней палубе столько пустых комнат? В них нет ничего, кроме низенького стола и небольших кроваток, будто предназначенных для маленьких детей. А в других комнатах так вообще стояли колыбельные для совсем уж крохотных детишек.

— Я вскоре подойду, принесу вам рюкзак, а вы пока собирайтесь, — сообщил Налдас, когда мы подошли к каюте.

А чего мне собирать-то? У меня только вещи со скверного материка, а новую одежду мне выдал Налдас, когда я оправился и встал с кровати. Ксат тогда сильно удивился: сперва я едва мог приподняться, чтобы поесть, а на следующий день я уже спокойно расхаживал по каюте. Думаю, ксат догадался, что всё дело в сладком содержимом шара, размером с футбольный мяч.

Спустя минут десять Налдас вернулся, держа в руках крепко сшитый объёмный рюкзак. В него вошло практически всё, кроме кинжала с костяным лезвием — его я повесил на пояс. Самодельную одежду со скверного материка пришлось выбросить: каким-то образом корабельные крысы пробрались в сундук и сгрызли всю кожу, а в шерстяной ткани свили гнёзда. Благо хвостатые твари не погрызли магическую куртку и чёрное шерстяное полотно с золотым рисунком, и спальнику не сильно досталось. И куда только глядели местные коты?

— Сперва на корабль взойдёт ноктан, затем мы сойдём на берег, — объяснил ксат, когда мы поднялись на палубу.

— Поднимется кто?

— Ноктан, — всё так же услужливо повторил ксат.

— Кто это?

— Не могу сказать, древнейший.

— Тогда зачем вообще сообщил это название?

— Для регламента, древнейший. И, пожалуйста, молчите, пока мы не окажемся в городе.

— Это как-то связано с тем, что ты обращаешься ко мне не именем, а этим словом.

— Совершенно верно. Будет досадной неприятностью, если разумные узнают, кто скрыт под вашей личиной, — Налдас поклонился показывая, что разговор завершён.

На горизонте с каждой секундой всё чётче просматривались очертания города и порта на береговой кромке. В углах порта — коричневые крыши с комьями грязи на обветшалой черепице, деревянные стены с многолетним налётом смога от постоянных пожаров, а окна без стёкол, лишь с дырявыми фрамугами и перекошенными ставнями. Но чем ближе к центру береговой линии, тем чаще попадались здания вполне пристойного вида. Двух и трёхэтажные каменные постройки гордо возвышались над безобразием торговой бухты, а крики чаек дополняли образ портового города. По длинному берегу рассаживали моряки, а рыбаки седлали шлюпки и выходили в открытое море, где забрасывали сети и лески удочек. Широкие каменные причалы уходили на многие десятки метров от берега. На одном из них торговую флотилию ждали.

В отличие от зевак на берегу, то ли удивлённо, то ли с ненавистью смотрящих на заходящие в порт корабли — стоявшие на причале ксаты ожидали соплеменников. Иначе не объяснить вереницу узких телег, заполнивших именно тот причал, к которому направлялся наш корабль. Практически каждый из встречавших держал на груди небольшую плетёную корзинку с чем-то белым внутри.

Пока мелкие лодочки подплывали к кораблям, цеплялись верёвками и буксиром на вёсельной тяге тащили к причалу — я с тревожным ожиданием всматривался вглубь портового города.

Я сбегу.

Не знаю, что случилось на острове ксатов и в чём причина ненависти ко мне, но я в опасности. Следует дождаться подходящего момента и улизнуть, даже если придётся стукнуть Налдаса посохом по голове. Одно радует: провиант со скверного материка крысы почему-то не тронули, его примерно на неделю хватит. И я теперь могу изъясняться на языке людей и равнинных эльфов, так что получится добыть в деревнях еды. Но вопрос ещё открыт: почему у двух разных рас один язык? Нутоны, или люди, и ратоны, или равнинные эльфы — у них один язык, говор, письменность… И, получается, одни боги на двоих. Как такое возможно, ведь…

«Не смей приближаться в стенам миссии, отродье!» — пробившийся в канал мыслеречи голос оборвал мысль. Но ответить или хоть что-то возразить я не успел: канал разорвался.

Многие стоявшие на причале ксаты были без татуировок на морщинистых лбах, и радужки их глаз обычных расцветок: в основном карие, но встречались и голубые, и зелёные. Но все они обычны, в отличие от моей, серебряной с синим отблеском.

Вскоре корабль причалил. В гордом одиночестве на палубу поднялся ксат без татуировки. В богато расписанных золотыми и серебряными нитками одеждах; с длинным посохом в руке, украшенным драгоценными камнями; и надменным взглядом.

Капитан корабля поклонился зашедшему ещё сильнее, чем Налдасу, лбом достав до палубы, и сев на колени. Получилось тому встать лишь когда ксат что-то тихо сказал. Преисполнившийся гордости капитан отчитался о путешествии, сообщил что проблем не возникло и команда рада исполнить какую-то миссию. После этих слов матросы поклонились, ксат что-то прошептал и направился обратно к причалу, а капитан отдал приказ готовится к приёму священных даров.

— Прошу, следуйте за мной. И молчите, — заговорил Налдас, когда ксат в дорогих одеждах вернулся к делегации.

Медленно спустившись по пружинящему трапу — я наконец очутился на твёрдой не раскачивающейся от волн поверхности. Вестибулярный аппарат почуял неладное и сознание повело в сторону и если бы не посох, то запутаться мне в собственных ногах и барахтаться в воде. И не только мне одному. Налдас так же отвык от устойчивой поверхности, но за считанные секунды отбросил наваждение. Ксат кивнул мне и уверенной и лёгкой походкой направился в сторону города.

Я отправился за Налдасом, по пути разглядывая вереницу ксатов без татуировок на морщинистых лбах, со священным трепетом во взгляде смотревших на сородича в дорогих одеждах. За разумными тянулась вереница узких телег, в каждой из них лежал с десяток плетёных корзин с продолговатыми белыми свёртками.