Завоеватели

Усталые, грязные, голодные — непобедимый отряд Завоевателей с драккара «Медведь».

Бьярни негромко сказал:

— Лучше этой башни нам здесь ничего не найти.

Завоеватели одобрительно загалдели. Хильзен потрогал рукоять меча и загадочно улыбнулся. Одна из его многозначительных улыбочек, что так выводили из себя Норга.

— Не стоит торопиться, — как всегда, спокойно произнес Тоддин, и Бьярни повернулся в его сторону. — Там вполне может быть засада. Лучше дождаться ребят с «Черного волка»…

— И потом они сами займут нашу башню, — перекосившись не то от боли в руке, не то от неприятной мысли, вмешался Хильзен.

Синеглазый юноша неожиданно усмехнулся и опустил голову. Заметив это, Бьярни вспыхнул и резко схватил его за плечи.

— Ты понял, о чем мы говорили! — сказал он.

Синяка отмолчался.

— Ты понял! Понял! — повторял капитан. Левой рукой он уже вытаскивал нож. — Говори! Ты понял?

Юноша нехотя сказал:

— Да.

Бьярни поднял ножом его подбородок.

— Откуда ты знаешь наш язык? Лазутчик?

— Оставь парня, — вмешался Тоддин.

Капитан сильно встряхнул свою жертву. Смуглое лицо слегка поморщилось, но ни тени страха не мелькнуло в ярко-синих, как пролитые чернила, глазах.

Косматый Бьярни посмотрел на него с недобрым интересом.

— Так откуда ты знаешь наш язык?

— Я не могу объяснить, — сказал Синяка. — Просто… — Он махнул рукой, из чего можно было заключить, что язык Завоевателей носился в воздухе где-то неподалеку.

— А сквозь стены видишь? — поинтересовался Норг и шмыгнул носом.

Юноша обернулся к нему и ответил вполне дружелюбно:

— Ты хочешь знать, есть ли в башне люди? Нет, людей там нет. И не было вот уже несколько столетий.

— Стало быть, мы можем ее занимать? — уточнил Норг.

— Да, — медленно произнес молодой человек, — если не боитесь…

Хильзен задрал подбородок и язвительно поинтересовался:

— Кого же нам здесь бояться?

— Призрака Желтой Дамы, — объяснил юноша. — Довольно неприятная особа, так рассказывают.

На площади грянул здоровый дружный хохот.

— Малыш, — снисходительно произнес Хильзен, которому едва исполнилось девятнадцать лет, — если у вас в городе все такие, как ты, то я не удивляюсь, что мы вас побили…

Синяка не обиделся. Подождав, пока перестанут смеяться, он спокойно сказал:

— У нас таких больше нет.

Косматый Бьярни поманил его пальцем. Горожанин подошел ближе, не опуская глаз.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил капитан.

— Синяка.

— Это имя или прозвище?

Синяка немного подумал.

— Имя, — сказал он наконец.

Бьярни положил тяжелую ладонь ему на плечо. Покосившись, Синяка увидел на волосатой лапе капитана широкий кожаный браслет, утыканный шипами.

— Так вот, Синяка, пойдешь с нами в башню. Не исключено, что ты ценой своей жизни хочешь погубить доблестных парней с «Медведя». Но больно уж неохота отдавать башню волчарам.

Синяка не выразил ни удивления, ни страха. Он повернулся и зашагал к тяжелой двери, на которой даже не было замка, потом остановился и поманил к себе могучего Норга. Норг уперся в мостовую, расставив пошире ноги в почти новых кожаных сапогах, и потянул дверь на себя. Несколько минут он пыхтел и медленно багровел, затем дверь подалась с адским скрежетом. Норг ворвался в башню, не заметив даже, как толкнул по дороге Хильзена, который схватился за раненую руку и безмолвно скорчился у стены, уставившись в одну точку и приоткрыв рот. Синяка обошел его и оказался в пыльном сумраке башни у винтовой лестницы.

— Ну, где ты там? — хрипло шепнул из темноты Косматый Бьярни.

Откуда-то из-под лестницы зашелся кашлем Хилле Батюшка-Барин.

— Иди вперед, — приказал Синяке Бьярни.

Без колебаний Синяка быстро побежал наверх, и под его ногами винтовая лестница исполнила старинную гальярду, причем, фальшивила и иногда путалась в диезах. За Синякой затопали сапоги Завоевателей, и башня огласилась какофонией звуков.

Один за другим они появлялись в большом круглом зале на втором этаже. Синяка ждал новых хозяев Датского замка, стоя посреди зала, — высокий, по-детски легкий, с бесстрашными глазами одного цвета с осенним ветреным небом, светящимся в бойнице.

Справа громоздился древний доспех — с широкими лапами, мощной грудью в обручах из дутого железа, он стоял, слегка присев на полусогнутых ногах и растопырив руки. Казалось, он хочет схватить Синяку за плечи.

К доспехам вела цепочка следов, отпечатавшихся в густой пыли. Только теперь, увидев следы и поглядев на мальчика со стороны, Бьярни заметил, что он босой. Светло-серые армейские штаны Синяки были покрыты снизу коркой засохшей глины.

Пыль лежала везде — не только на каменном полу, но и на доспехах, на огромных грубых столах и лавках, сваленных в углу. Выцветшие ветхие гобелены, висевшие на стенах, расползались от одного только прикосновения пальцев (можно добавить, что то были пальцы хозяйственного Тоддина).

Хильзен разбежался и легко вскочил на стол, грохнув сапогами. Стол даже не крякнул — предки нынешнего хилого племени ахенцев делали мебель на славу. Бьярни покосился на Хильзена с еле уловимым одобрением.

Под столом кучей лежала старинная серебряная посуда. Судя по некоторым характерным пятнам, так и не вымытая после последней трапезы, со времени которой протекло уже несколько столетий. Желтая Дама как раз появилась во время пиршества и выгнала людей из замка навсегда.

— Недурно, — кратко заключил Косматый Бьярни и жестом велел Синяке подниматься на третий этаж.

Синяка без малейших колебаний повиновался, сверкнув на лестнице босыми пятками. Бьярни тяжеловесно ступал за ним.

На третьем этаже они обнаружили склад оружия тысячелетней давности. Завернутые в истлевший ковер, под окном-бойницей лежали огромные мечи. Многие даже не заржавели — в башне было сухо. Хильзен толкнул ногой ковер и задумчиво поглядел на рассыпавшиеся по полу клинки.

В другом углу навалом лежали копья, пики и несколько тяжелых алебард. Синяка хотел было взять одну, но едва не отрубил себе ногу.

— Да, тут можно разместиться, — сказал Бьярни. Он еще раз оглядел большую комнату и прищурился с удовольствием. — Только сначала нужно убрать пыль, а то задохнемся.

Норг покровительственно потыкал в Синяку пальцем.

— И никакие призраки нам не указ.

На секунду в комнате стало тихо, и вдруг снизу донесся звон металла и отчаянный вопль Хилле, в котором смешались страх и боль. Бьярни мгновенно схватил Синяку за волосы, подтащил к себе и приставил нож к его горлу.

— Все-таки там была засада, — сказал он. — Змееныш.

Хильзен, придерживая меч в ножнах, подскочил к лестнице, склонился и крикнул:

— Хилле! Ты жив?

Снизу залязгало. Потом послышался басок Хилле:

— Ну.

— Что там у тебя случилось?

Лязг возобновился. Потом Хилле сказал:

— А, мать его. — И закашлялся. — Доспех упал, зараза. — Он гулко чихнул несколько раз, после чего вкусно шмыгнул носом.

Косматый Бьярни медленно отпустил Синяку. Юноша тряхнул головой и, не сказав ни слова, отошел к стене. Внизу Хилле Батюшка-Барин принялся кашлять и ругаться. Потеряв терпение, Хильзен легко сбежал по лестнице. Через несколько секунд за ним последовали и остальные.

За упавшим доспехом обнаружилась печка, построенная в более поздние времена. Это было круглое металлическое сооружение, покрытое облупившейся грязно-синей краской, довольно безобразное на вид. Судя по всему, последние обитатели башни стыдливо прикрывали ее старинными доспехами, чтобы не мозолила глаза. Завоеватели, понятия не имевшие о том, что такое единство стиля в архитектуре, пришли в неописуемый восторг. Решение не отдавать башню крепло с каждой минутой.

Бьярни пригнал несколько солдат, чтобы вычистили пыль, растопили печку и натаскали воды.

Несколько минут Норг постоял на втором этаже, слушая бурные протесты Хилле, который яростно сопротивлялся попыткам Тоддина отправить его за дровами. Невнятно ругаясь и душераздирающе кашляя через слово, он уверял, что не создан для лесоповала. Послушав некоторое время, Норг внезапно озверел и молча треснул подростка по голове кулаком. Хилле замолчал и покорно затопал вниз.

Хильзен, как всегда, непринужденно отлынивал. Он поднялся на третий этаж, где никого, кроме Синяки, не было. Тот смотрел в узкое окно на залив, где хорошо были видны яркие полосатые паруса, освещенные предзакатным солнцем. Хильзен задумчиво изучал фигуру юноши. Что-то странное было в облике этого молодого горожанина.

Синяка почувствовал на себе взгляд и обернулся. И тогда Хильзен понял. Волосы, вот оно что, сказал себе юный Завоеватель. Волосы у Синяки были светлее, чем кожа. При таком смуглом лице он должен был иметь иссиня-черные кудри или, на худой конец, угольные, но уж никак не русые.

Хильзен нашел лавку поудобнее и тяжело опустился на нее. Машинально прижал к груди левой ладонью больную правую руку и поморщился.

— У форта? — спросил Синяка, кивая на повязку в коричневых пятнах крови.

— Угу, — процедил Хильзен, не разжимая губ.

Ресницы Синяки дрогнули, и он еле заметно пожал плечами. Хильзен потер пальцами больную руку пониже раны.

— А сам почему хромаешь? — спросил он вдруг Синяку.

Мгновение Синяка смотрел на Завоевателя молча. Хильзен кривил рот, баюкал правую руку и, казалось, целиком ушел в свои думы.

— Почему хромаю? — переспросил наконец Синяка. — Ваши постарались.

Хильзен поднял голову. На мгновение глаза их встретились. Потом Хильзен нарочито зевнул во весь рот.

— Ты, парень, знаешь что, — сказал он. — Ты иди. Мы ведь пленных не берем.

— А мне некуда идти, — сказал Синяка равнодушно и посмотрел на Хильзена так, словно тот был древним доспехом. Потом его глаза снова зацепились за неряшливую повязку повыше правого локтя.

— Ты промой дырку на руке, чудо, — сказал Синяка. — У тебя заражение будет.

— Не учи ученого, — небрежно произнес Завоеватель. — Одо фон Хильзен получал в сражениях раны и потяжелее.

— Это ты о ком? — не понял Синяка.

— О себе, болван, — сказал Хильзен и снова зевнул. — А все же лучше бы тебе было уйти из города со своими… Мы ведь скоро здесь камня на камне не оставим…

Синяка криво дернул плечом.

Над лестницей появилась всклокоченная светловолосая голова Норга. Сделав умильное лицо, он произнес:

— Господин граф! Кушать подано!

Хильзен подошел к лестнице и легонько пнул сапогом макушку Норга.

— Убери башку с прохода, — сказал он. — Не видишь — граф идет.

Норг, возмущенно взвыв, с грохотом скатился вниз по ступенькам.

Вскоре Хильзен уже восседал за столом и вкушал нечто вроде каши, в которой мелькали кусочки плохо проваренной сушеной рыбы. Отставив мизинец, на котором поблескивал железный перстенек, он орудовал огромным, острым, как бритва, ножом, деликатно снимая губами с широкого клинка внушительные холмики каши.

Норг следовал его примеру, однако подобным изяществом манер не обладал и ножом орудовал, как лопатой, деловито посапывая. Хилле Батюшка-Барин запустил в серебряную тарелку свои невероятно грязные пальцы, не прибегая к помощи столовых приборов.