Встречи с призраками

II

О, как крепко отпечатался в моей памяти тот злосчастный день, когда начались все наши беды!

После обеда мы сидели на веранде; сквозь широко открытые окна струился теплый ветерок. Моя добрая матушка расположилась в углу за вышиванием, время от времени одаряя нас каким-нибудь очередным перлом житейской мудрости из числа тех, которые она ценила превыше всего. Фанни щебетала о чем-то со своим женихом, Чарли в задумчивости расхаживал взад-вперед по веранде, а я сидела у окна, любуясь открывающимся передо мной видом.

Вид и в самом деле был великолепен. Широко раскинувшиеся пустоши Дартмура тянулись до горизонта; сейчас они были озарены лучами вечернего солнца — и на фоне багряного небосвода тут и там поднимались острые силуэты далеких скал.

— …Да, настаиваю на своих словах, — сказал Чарли, подходя к окну, — терять такой вечер прямо-таки преступно!

— Да черт побери этот вечер! — возразил Джек Дэйсби. — На сегодняшней погоде свет клином не сошелся. Мы с Фанни лучше останемся здесь. Не так ли, дорогая?

Девушка, смеясь, подтвердила его слова. Она уютно угнездилась на диване рядом с Джеком и только подзадоривала брата лукавым взглядом.

— Целоваться прилюдно — сущая безнравственность, правда, Лотти? — с улыбкой обратился ко мне Чарли.

— О да! — согласилась я. — Причем безнравственность худшего толка!

— Ты не поверишь, но я отлично помню, как лихо Дэйсби кружил головы всем встречным девицам Девоншира. А посмотри-ка на него теперь! «О Фанни, единственная моя Фанни!» Вот что значит настоящая любовь!

— О, дорогая, не слушайте его! — подала голос из своего угла моя матушка. — Я по своему опыту знаю, что для молодых людей очень полезна дисциплина. Мой Ник, бедняга, тоже всегда с этим соглашался. Он, скажу я вам, каждый вечер, прежде чем отправиться ко сну, имел привычку заниматься физическими упражнениями. Причем некоторые из этих гимнастических приемов были весьма опасны, на что я ему неоднократно указывала. Но он был упрям, как все мужчины… И вот однажды вечером, выполняя одно из своих упражнений, он зацепился за каминную решетку и упал, причем так неудачно, что порвал себе на ноге какие-то мышцы и в результате остался хромым на всю жизнь, потому как доктор Пирсон принял эту травму за сложный перелом и наложил на ногу гипсовую повязку, и такую, что, когда ее уже сняли, нога в колене больше не разгибалась… Да… Впрочем, доктору было немудрено ошибиться, бедняжке, ведь он в то время очень нервничал: его младшая дочь как раз незадолго перед тем случайно проглотила монетку и…

Мы переглянулись: для матушки было очень характерно по ходу рассказа настолько уклоняться в сторону от первоначальной темы, что она порой и сама забывала, о чем, собственно, идет речь. Но на сей раз Чарли воспользовался этим в своих целях.

— Ваши слова — святая истина, миссис Андервуд, — заявил он. — И они как раз подтверждают мой тезис: мы сегодня весь день не выходили из дома. Послушай, Лотти, до сумерек еще целый час, и он полностью в нашем распоряжении. Я уверен, что твоя матушка не станет возражать, если я предложу тебе… гм… ну, скажем, пройтись к реке и проверить, клюет ли сейчас форель.

— Только оденься потеплее, дитя мое: вечером может быть холодно, — сказала матушка.

— Хорошо, мама. Я сейчас сбегаю наверх и возьму свою новую шляпку, знаешь, ту, к которой так идет белая шаль.

— А на обратном пути, убедившись, что с форелью все в порядке, мы сможем просто погулять, полюбоваться закатом, — как бы между делом обронил Чарли, когда я уже направлялась к выходу.

Вернувшись, я обнаружила, что мой жених уже запасся удочкой и с нетерпением ждет меня. Мы прошли через лужайку мимо веранды, из окна которой на нас смотрели улыбающиеся лица, причем одна улыбка (матушкина) была доброжелательной, а две других — довольно ехидными.

— Целоваться прилюдно — сущая безнравственность, — процитировал кого-то Джек, с задумчивым видом уставившись на облака.

— О да — безнравственность худшего толка! — подхватила Фанни.

И все расхохотались так, что разбудили мирно дремавшего полковника. Мы слышали, как он пытается сообразить, в чем соль шутки, — и это ему никак не удавалось именно потому, что шутку наперебой стремились объяснить сразу трое.

Мы быстро сбежали вниз по тропинке — и вот перед нами уже калитка. Чарли на миг остановился, выбирая, куда идти. О, если бы мы только знали, что от этого выбора зависит вся наша дальнейшая судьба!

— Решай, дорогая, куда мы пойдем, — сказал мой жених. — Действительно на реку? Или предпочитаешь прогуляться к дальнему ручью?

— Выбери сам, милый. Мне все равно, где быть, лишь бы рядом с тобой.

— Отлично. Тогда я голосую за ручей. Хотя бы потому, что это удлинит нашу прогулку, — прибавил он, окидывая меня влюбленным взглядом.

Ручей, о котором шла речь, протекает по самым глухим участкам пустоши. До него от Тойнби-холла было несколько миль по бездорожью, меж кустарниковых зарослей и скал, но мы, молодые, полные сил, не думали о таких пустяках.

Во время пути нам не встретилось ни единой живой души. Только овцы девонширской породы, пасшиеся на дальних склонах, с ленивым любопытством провожали нас взглядами, видимо, гадая, что это за незнакомцы вторглись в их владения.

К цели нашей прогулки мы добрались уже в сумерки. Ручей, журча, нес свои воды по лощине с почти отвесными склонами, а по обеим сторонам ее, подобно огромным башням, возвышались два скальных столба. Вода прогрызла себе каменное ложе как раз между ними — и там по крутому откосу струился небольшой водопад, образуя у подножия столбов глубокое озерцо.

При свете дня Чарли любил приходить в этот романтический уголок. Не спорю, под лучами солнца эта местность действительно обретала неповторимое очарование, но сейчас, когда струящийся поток озаряла только восходящая луна, а на серебристой глади озерца словно бы плясали призрачные тени, все вокруг выглядело скорее зловеще.

— Знаешь, дорогая, я, с твоего позволения, лучше даже не буду проверять сейчас, клюет ли здесь форель, — произнес Чарли, садясь рядом со мной на ближайший валун.

— О да! — вздрогнув, согласилась я.

— Так что мы просто передохнем тут недолго — и сразу в обратный путь. Но что с тобой, Лотти? Ты вся дрожишь! Замерзла?

— Нет-нет, милый, — ответила я, стараясь, чтобы голос не выдал моего волнения, — мне не холодно. Просто… Просто я вдруг немножко испугалась. Конечно, с моей стороны очень глупо быть такой трусихой — но…

Мой жених негромко чертыхнулся.

— Ничего удивительного, Лотти! Мне и самому сейчас что-то не по себе. Шум ручья, знаешь ли, сейчас звучит так, словно это не вода течет по руслу, а кровь хлещет из перерезанного горла.

— О, Чарли, ради всего святого, не говори так! Ты напугал меня еще больше…

— Ну-ну, дорогая, не будем думать о страшном, — со смехом воскликнул он, явно желая меня подбодрить. — Направим же стопы прочь из этого мрачного места, где журчание ручья напоминает о крови, и… Смотри, смотри! Боже мой! Это еще что такое?

Откинувшись всем телом назад, Чарли пристально уставился на что-то, находящееся вверху. Лицо его вдруг покрылось смертельной бледностью. Я проследила за взглядом Чарли и едва смогла подавить крик.

Я уже говорила, что ручей с двух сторон был словно бы огражден похожими на столбы утесами. И вот мы увидели на самой верхушке ближайшего из них, примерно в шестидесяти футах над нашими головами, высокий черный силуэт.

Он принадлежал человеку. Рослый худощавый мужчина стоял на краю гранитного столба и смотрел вниз, в темноту под обрывом, где сидели сейчас мы. Луна всходила как раз за спиной незнакомца, обливая верхушки скал мертвенным светом — и в его мерцании человеческая фигура выглядела словно бы изломанной, утратившей четкие очертания.

Появление одинокого путника тут выглядело не просто странным — оно казалось прямо-таки фантастическим. И (может быть, свое действие оказала мрачность обстановки) мне вдруг подумалось, что фантастика это недобрая. В немом ужасе я прижалась к плечу возлюбленного, не в силах оторвать взгляд от высившейся над нами фигуры.

— Эй, там, наверху, кем бы вы ни были! — В голосе Чарли тревога смешалась с гневом. — Какого дьявола вам там нужно? И кто вы вообще такой?

— О! Я не ошибся, не ошибся… — проговорил человек, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть нас. Затем он исчез со скалы. Через несколько секунд мы услышали его приближающиеся шаги — и вот он уже стоял пред нами на берегу ручья.

Если в первый миг, когда незнакомец предстал перед нами на вершине каменного столба, он выглядел как фантастический персонаж, то я не могу сказать, что вблизи это впечатление ослабло. Скорее наоборот. Даже при свете полной луны его худое, вытянутое лицо удивляло странной белизной, подобной цвету рыбьего брюха. А на фоне кричащего ярко-зеленого шейного платка этот контраст выглядел поистине зловещим. Щека у человека была помечена глубоким шрамом, тянущимся от глаза до уголка рта. Это придавало и без того неправильным, почти уродливым чертам лица выражение язвительной, какой-то фальшивой насмешки. Сейчас, когда он действительно улыбался, это делалось особенно заметно.

Рюкзак и альпеншток в руках указывали на принадлежность незнакомца к новомодной касте туристов. В то же время непринужденность и изящество, с которыми он, увидев перед собой даму, снял шляпу и отвесил поклон, свидетельствовали: это не просто любитель путешествий, но и человек savoir faire[45] в смысле светских манер.

С плеч пришельца свисал широкий черный плащ. Это, да еще трудноописуемая нескладность сухопарого телосложения, угловатая резкость движений и бескровная бледность кожи вдруг неуловимо напомнили мне ту летучую мышь необычного вида, которую Джек Дэйсби привез из Японии и теперь в шутку пугал ею всех служанок Тойнби-холла. Это был зверек из семейства кровососов[46].

— Прошу простить, если мое появление оказалось не к месту, — заговорил он; в голосе его присутствовало нечто вроде легкого пришептывания, которое выдавало в нем иностранца, но при этом, как ни странно, добавляло его речи какой-то особый шарм. — Но если говорить обо мне, то я счастлив, что встретил вас, господа. Иначе я не смог бы найти дорогу и, чего доброго, мне пришлось бы сегодня заночевать под открытым небом.

— Черт вас побери, приятель! — Чарли все еще не мог успокоиться. — Неужели вы не могли нас просто окликнуть? Зачем вам потребовалось так внезапно появляться там, словно вы чертик из табакерки? Вы, между прочим, напугали мисс Андервуд!

Незнакомец снова приподнял шляпу и в высшей степени учтиво принес мне извинения за свою невольную оплошность.

— Позвольте представиться — доктор Октавиус Гастер, — продолжал он, — шведский дворянин, в настоящее время путешествую по вашей прекрасной стране без определенных целей, просто ради собственного удовольствия. Не будете ли вы так добры указать мне путь, которым я мог бы добраться до ближайшей сельской гостиницы или иного места, где можно переночевать? Видите ли, я, чтобы не искать других слов, попросту заблудился на просторах этой огромной пустоши.