Маленькая ложь Бога

Ивуар на заднем сиденье вела себя на удивление смирно, озвучивая разговор между своим кроликом и куклой и напевая какие-то песенки. Лео в ее возрасте был страшным непоседой, не мог усидеть на месте больше десяти минут. Она — совсем другое дело. Кажется, Ивуар уже выстроила собственный мир. Конечно, я не устоял перед искушением сделать так, чтобы она заметила мое присутствие: буквально пристыл взглядом к ее личику, делая ей разные знаки, пытаясь, как следует сконцентрировавшись, сдвинуть ее кролика с места… Но я не слишком настаивал: все же я не привидение, не «стучащий дух», как в спиритических сеансах, — ничего такого.

Здесь, на этом свете, я лишь проекция, невидимый пришелец: то немногое, что от меня осталось, находится наверху, на берегу реки.

Страшный миг настал быстро. Лео припарковался перед домом и, как всегда, окинул оценивающим взглядом лужайку; он знает, что после его отъезда я не слишком за ней ухаживаю. Увидев плачевное состояние того, что напоминает теперь заросли бурьяна, он возвел глаза к небу и несомненно подумал, что это будет дополнением к списку дел, которые он собирался сделать у меня за предстоящую неделю, — прежде всего, объяснить, как пользоваться новым компьютером, который буквально сводит меня с ума; надо было все же оставить старый, он меня отлично устраивал!

Марион добрых тридцать секунд не могла извлечь Ивуар из детского креслица, к которому та была крепко пристегнута, и за это время Лео успел вытащить из багажника две самые большие сумки.

Ну вот, сейчас.

Они стоят перед закрытой дверью. Лео стучит, ждет немного, стучит второй раз, уже громче, потом третий. В конце концов он звонит, и все трое ждут — напрасно. Лео отступает на несколько шагов, прикладывает козырьком руку к глазам, чтобы заслонить их от солнца, смотрит на окна второго этажа, надеясь, возможно, увидеть меня в одном из них. На лице у него проступает досада.

— Может, его нет дома? — спрашивает Марион.

— Да нет, машина-то здесь, смотри.

Лео кладет руку на дверную ручку, дергает ее несколько раз вверх и вниз, пытаясь открыть дверь, но дверь закрыта на ключ. Он уже немного нервничает, я вижу. Марион тоже понимает это и пытается его успокоить:

— По-моему, он у соседей.

— Может быть, хотя это странно, я говорил с ним вчера по телефону, и он ждал нас к половине третьего. Непонятно.

— Тогда что будем делать?

— У меня есть ключи, войдем внутрь и подождем его.

Если бы у меня еще было сердце, оно, наверно, чуть не выскочило бы из груди за эти секунды, пока Лео шарит по карманам, достает связку ключей и находит среди них ключ от моей двери, дубликат, который я заказал для него и специально попросил сделать красным, чтобы не путать с остальными.

Он вставляет ключ в скважину, поворачивает и широко распахивает дверь. Зовет меня:

— Папа?

Мне хочется ответить.

Он зовет снова, на этот раз громче:

— Папа, ты дома?

Да, сынок. Но не так, как тебе хотелось бы.

Он делает несколько шагов в сторону гостиной, Марион и Ивуар идут за ним.

И тут он видит меня.

— Папа!

Голос его срывается, как у подростка.

Он подбегает ко мне, встает на колени, переворачивает мое тело лицом кверху. Думаю, он сразу все понял, потому что он уже плачет.

Марион стоит остолбенев. Она держит Ивуар за ручку, но не уводит ее, не в силах пошевелиться.

Лео приподнимает мне голову, прикладывает ухо к моему рту и носу, но не слышит и не чувствует ни малейшего дыхания. Он оборачивается к Марион, но не может произнести ни слова.

Увидев, как по лицу Лео катятся слезы, Марион внезапно выходит из ступора: она берет Ивуар на руки, крепко прижимает к себе и несет обратно к машине.

— Мама, а что дедушка делает?

— Он спит, моя дорогая.

Она прячет головку девочки у себя на груди и проливает первую слезу. Затем повторяет, стараясь скрыть дрожь в голосе:

— Твой дедушка спит.

Лучше мне вернуться наверх. Мне слишком больно. Больно за них. И страшно. Страшно за сына. Я помню, как умерла мама, потом — отец… Когда остаешься сиротой, жизнь меняется. Она приобретает другой вкус, все становится иным, чего-то не хватает, даже в моменты величайшего счастья.

— Тяжело, не правда ли, дружище?

— Да, очень тяжело. Я даже не ожидал…

— Ну, хватит висеть над Рекой вниз головой. Вставай, пройдемся немного.

— Пройдемся? Куда?

— Никуда. Пройдемся, чтобы побыть вместе.

Без особой охоты я поднимаюсь. Все это странно и ненормально, и мне даже приходит мысль: не лучше ли, чтобы этого места вовсе не было.

В глубине души мне кажется, что теперь я предпочел бы, чтобы ложь Бога оказалась правдой.

— Теперь ты, конечно, лучше понимаешь, почему я сказал, что не стоит наблюдать абсолютно за всем… Ну на что тебе такое?

— Да, понимаю, но скажи честно, много ли умерших, которые теряют всякий интерес к тому, что происходит там, внизу? Которым наплевать, как живут их близкие?

— Нет, не много. Но такие есть.

— Что, есть умершие, которые не смотрят в реку? Никогда?

— Да, есть такие. А некоторые даже желают сразу покинуть Сад.

— Признаюсь, мне тоже это приходило в голову…

— Нет, когда я говорю «сразу», это означает действительно в тот самый миг, когда я их тут встречаю! Они даже разговаривать со мной не хотят!

— Неужели? Странно…

— Не так уж и странно, если поразмыслить…

Я слишком хорошо его изучил: в его словах есть какой-то подтекст. И этот взгляд искоса, это притворно отсутствующее выражение… Тут нечего долго и думать:

— Ты намекаешь на моего отца?

— Да, к примеру. Он покончил с собой в надежде исчезнуть насовсем, избавиться от переживаний, от чувств и, когда очутился здесь, потребовал, чтобы его немедленно отпустили. Он был совершенно подавлен.

— Ну, все же не так, как я. Напомню, что он выкинул эту штуку в мой день рождения…

— Знаю. Есть эгоистические поступки, которые трудно понять, потому что в их основе лежит гремучая смесь из отчаяния и любви… Ладно, я не собираюсь оправдывать действия твоего батюшки, знаю, что тебе пришлось тогда пережить.

— Со временем я оправился. Каждый латает в себе дыры как может. Начало было неважное, но после, ты ведь знаешь, я был счастлив. Благодаря Алисе и Лео я прожил хорошую жизнь… Ну и потом у меня был ты, конечно…

— И это было неплохо, а?

— Да. Тяжело иногда, даже слишком. Но все же хорошо.

Когда я умирал, перед моими глазами не пронеслись главные моменты моей жизни, как это показывают в фильмах. Однако здесь воспоминания внезапно нахлынули на меня: несколько картин, обрывков воспоминаний — итог моего пребывания на земле. Надо думать, это Сад начинает действовать…

Странная все-таки штука жизнь.

Бог…

Мой друг Бог!

В самом начале, когда Он избрал меня, одного из всех, чтобы сделать своим лучшим другом, я даже не поверил. Решил, что вдруг спятил, стал жертвой какого-то видения (или галлюцинации — как хотите) на грани полного маразма: кто я такой, чтобы приглянуться самому Богу — какой-то жалкий продавец секс-шопа, парень неплохой, но малость пришибленный, без цели в жизни, без будущего? Чтобы уяснить себе это, мне понадобилось несколько лет — пока жизнь не решила наконец преподнести мне подарок, которого, думаю, мы все ждем: существо, способное в корне изменить наш взгляд на мир.

Мой подарок звали Алиса. Она не только вошла в мою жизнь, она вошла в меня самого. Вошла и поселилась во мне, в моем теле, в моем сердце, и я сразу понял, что тут она теперь и будет жить всегда. Со временем она выбросила из меня всю старую мебель — колченогие столы и стулья, не закрывающиеся шкафы; сломала перегородки и все перекрасила.

И главное, Алиса все расширила. Я и представить себе не мог, что внутри у меня так просторно.

В тот день, когда Алису у меня отняли — изуродованную железом и колесами автомобиля, — я решил не верить больше в Бога: но как не верить, когда ты знаешь, что он есть?

Мне понадобилось время, чтобы простить ему, вернее, чтобы понять, что, зная заранее об ожидавшем нас роковом конце, Бог делал все, чтобы мы с Алисой проводили вместе как можно больше времени. Он ускорил нашу встречу, просветил меня насчет ее вкусов, подсказал, как вести себя, чтобы произвести на нее впечатление, что делать, а чего не делать, чтобы не оттолкнуть ее; позже он подыскал мне работу поближе к дому, чтобы я мог каждый день уделять ей на несколько минут больше.

Эти минуты так дороги мне сегодня.

Потом начались эксцессы: я пил, увлекался женщинами. Все это были попытки оглушить себя, обмануть, и все они были обречены на провал. Как будто что-то могло заставить меня забыть Алису… И вот доказательство: даже после смерти я по-прежнему думаю о ней!

Я выбрался из всего этого благодаря Богу — «по милости Божьей» (мне теперь понятно это выражение) — и ради Лео, моего Лео, который так стойко перенес то время, когда я бросил его одного… И которое, к счастью, было недолгим. Я вновь почувствовал вкус к жизни и с радостью наблюдал, как он растет, а вместе с ним — наше взаимопонимание и моя любовь к нему. Ему я обязан счастьем последних лет: видеть его счастливым, гордиться им, стать дедом — все это делало счастливым и меня.

Интересно, если бы в моей жизни не было Бога, она, в сущности, мало чем отличалась бы от других.

Ладно, воспоминания — это прекрасно, но что бы такое сделать, чтобы занять себя? Потому что не прошло и четырех часов, как я сюда попал, а мне уже зверски скучно. Все же здесь довольно тоскливо, я все лучше понимаю это с каждой минутой. Кстати о минутах: например, в Саду никогда не знаешь, который час. Ты должен пойти к Реке, найти местечко, чтобы втиснуться (надо и правда, чтобы Бог объяснил мне, почему на берегу так мало места, это же глупо!), отыскать на земле часы — уличные или ручные — и только так узнаешь время! Ничего себе способ! К счастью, после трех раз таких мучений я придумал пользоваться Биг-Беном, это удобно — не надо спускаться слишком низко, стрелки видно издалека. Может, это оттого, что я тут недавно, но для меня важно знать время.

Да, еще к вопросу о времени, я понял кое-что интересное относительно моей давешней «встречи» с Майклом Джексоном. Он все еще здесь, хотя уже несколько лет как умер: это доказывает, что в саду можно оставаться довольно долго… Потому что, если я уже знаю, что убраться отсюда можно очень быстро, то сколько времени здесь можно оставаться, мне до сих пор не известно! Несколько десятилетий? Или веков? Ну а поскольку все вокруг выглядят, как в лучшие свои годы, можно предположить, что тут не стареют. Глядя на них, невозможно угадать, сколько они тут находятся.

Интересно, в какой момент Алиса решила уйти отсюда?.. Как она поняла, что все — данная ей власть использована полностью, и она может со спокойной душой все бросить? Я тоже в один прекрасный день почувствую это? И потом, что это за две следующие ступени власти?

Ох, как мне действуют на нервы все эти тайны!

К тому же Бог только что сказал, что сюрпризы для меня еще не кончились, и еще: «Вещи вовсе не обязательно таковы, какими кажутся на первый взгляд». Я слишком хорошо его знаю, Он не стал бы бросаться такими фразами. Значит, мне еще предстоят здесь открытия… Что-то, что, конечно, пока от меня сокрыто.