Символическая жизнь

[Конечно, люди склонны сомневаться в подобной функции снов, поскольку символы зачастую остаются незамеченными или непонятными. Когда туземцы все же признали, что видят сны, но считают их ничего не значащими, они напоминали вполне современных людей, которые убеждены, что сон – полная глупость, поскольку они в нем ничего не поняли.]

Человек, несомненно, спросит: каков смысл такой функции снов, если символы не будут замечены или поняты? Однако недостаточное понимание не означает, что сон не окажет никакого воздействия. Даже цивилизованный человек порой замечает, что сон (который он даже может забыть) способен изменить его настроение в лучшую или худшую сторону. Сон в таком случае был «воспринят», но только лишь подсознательным образом. И так обычно и происходит. Только в очень редких случаях, когда сон особенно впечатляющ или повторяется через регулярные интервалы, большинство считает его разгадку необходимой. Здесь следует сделать предупреждение относительно невежественного или некомпетентного анализа снов. Есть люди, чье психическое состояние настолько нестабильно, что расшифровка их снов может оказаться крайне рискованной и даже нежелательной в тех случаях, когда слишком одностороннее сознание отрезано от соответствующего иррационального или «безумного» бессознательного.

В более широком смысле было бы большой глупостью допустить, что существует готовый систематический истолкователь снов, который достаточно купить и найти в нем соответствующий символ. Ни один символ сна не может быть взят отдельно от человека, этот сон видевшего, как нет и единой и однозначной интерпретации любого сна. Каждый человек настолько отличается в выборе путей, которыми его бессознательное дополняет или компенсирует сознание, что совершенно невозможно быть уверенным в том, что сны и их символика могут быть хоть как-то классифицированы. Правда, есть сны и отдельные символы (я бы предпочел назвать их «мотивами»), достаточно типичные и часто встречающиеся. Среди таких мотивов наиболее часты падения, полет, преследование хищными зверями или врагами, появление в публичных местах в голом или полуголом виде или в нелепой одежде, состояние спешки или потерянности в неорганизованной толпе, сражение в безоружном состоянии или с негодным оружием, изматывающее убегание в никуда. Типичным инфантильным мотивом является сон с вырастанием до неопределенно больших размеров или уменьшением до неопределенно малых, или переходом одного в другое [что мы встречаем, к примеру, у Льюиса Кэрролла в «Алисе в стране чудес». Но следует подчеркнуть, что эти мотивы необходимо рассматривать в контексте всего сна, а не в качестве самообъясняющих шифров.].

Повторяющийся сон – явление особое. Есть случаи, когда люди видят один и тот же сон с раннего детства до глубокой старости. Сон такого рода является попыткой компенсировать какой-либо отдельный дефект в отношении сновидца к жизни; или же его появление приурочено тому или иному травматическому моменту, который оставил по себе специфическое предубеждение, предвзятость к чему-либо. Иногда такой сон может предупреждать о каком-то важном событии в будущем. Несколько лет подряд я сам видел во сне повторявшийся сюжет, в соответствии с которым я «открывал» в своем доме жилые пространства, о существовании которых и не подозревал. Иногда это были комнаты, в которых жили мои давно умершие родители, в которых мой отец, к моему удивлению, оборудовал лаборатории и изучал там сравнительную анатомию рыб, а мать держала отель для посетителей-призраков. Как правило, это неведомое мне доселе гостевое крыло представляло древнюю историческую постройку, давно забытую и, однако, унаследованную мною собственность. Внутри находилась интересная старинная мебель, и ближе к концу этой серии снов я находил старую библиотеку с неизвестными книгами. В конце концов в последнем сне я раскрыл одну из книг и обнаружил там изобилие прекрасно выполненных символических рисунков. Я проснулся с бьющимся от возбуждения сердцем.

Несколько раньше, до того как я увидел этот заключительный сон из серии, я заказал букинисту одну из классических компиляций средневековых алхимиков. Просматривая литературу, я обнаружил цитату, имевшую, как я думал, связь с ранней византийской алхимией, и пожелал проверить ее. Спустя несколько недель после того, как я увидел во сне неизвестную книгу, пришел пакет от книготорговца. В нем находился пергаментный том, датированный XVI веком. Он был иллюстрирован очаровательными символическими рисунками, которые сразу же напомнили мне те, что я видел во сне. В смысле переоткрытия принципов алхимии, входящих составной частью в переосмысливаемую мною психологию, мотив повторяющегося сна достаточно ясен. Сам дом являл символ моей личности и область ее сознательных интересов, а неизвестная пристройка представляла собой предвосхищение новой области интересов и поисков, о которых сознание в тот момент ничего не ведало. Больше этого сна – а прошло свыше 30 лет – я никогда не видел.

[Я начал эту работу, отметив разницу между знаком и символом. Знак всегда меньше, нежели понятие, которое он представляет, в то время как символ всегда больше, чем его непосредственный очевидный смысл. Символы к тому же имеют естественное и спонтанное происхождение.]

Но следует отметить, что символы проявляются не только в снах. Они возникают в самых разнообразных психических проявлениях. Существуют символические мысли и чувства, символические поступки и ситуации. Порой кажется, что не только бессознательное, но даже неодушевленные объекты участвуют в обустройстве символических паттернов. Таковы многочисленные засвидетельствованные случаи остановки часов в момент смерти их владельца. В качестве примера можно указать на случай маятниковых часов Фридриха Великого в Сан-Суси, которые остановились, когда император умер. Другие распространенные случаи – зеркала, дающие трещину, картины, падающие в момент смерти, или маленькие необъяснимые поломки в доме, в котором у кого-то наступил эмоциональный шок или кризис. Даже если скептики отказываются верить таким сообщениям, истории подобного рода все равно возникают и множатся, и уже одно это должно послужить доказательством их психологической значимости.

Существует много символов, являющихся по своей природе и происхождению не индивидуальными, а коллективными. В основном это религиозные образы. Верующий полагает, что они божественного происхождения, что они даны человеку в откровении. Атеист или скептик заявит, что они попросту изобретены, придуманы, но оба окажутся неправы. Верно то, как полагает скептик, что религиозные символы и понятия являлись предметами самой тщательной и вполне сознательной разработки в течение веков. Равно истинно – так считает верующий, – что их происхождение столь глубоко погребено в тайнах прошлого, что кажется очевидным их внечеловеческое происхождение. Фактически же они суть «коллективные представления», идущие из первобытных сил и творческих фантазий. Как таковые эти образы представляют собой спонтанные проявления и уж никоим образом не преднамеренные изобретения.

Ни один гений не приговаривал с пером или кистью в руке: «Вот сейчас я изобрету символ». Невозможно взять более или менее рациональную мысль, логически завершенную, а затем предъявить ее в качестве «символической» фантасмагории. Неважно, какую фантастическую оснастку можно надеть на идею, она все равно остается знаком, связанным с сознательной мыслью, стоящей за ним, но не символом, намекающим на нечто еще неизвестное. В снах символы возникают спонтанно, поскольку сны случаются, а не изобретаются; следовательно, они являются главным источником нашего знания о символизме.

Как я постараюсь показать ниже, это обстоятельство имеет прямое и важное отношение к толкованию снов. Если вы считаете сон символическим, то, очевидно, вы будете интерпретировать его иначе, чем человек, верящий, что энергия мысли или эмоции известна заранее и лишь «переодета» сном. В таком случае толкование сна почти не имеет смысла, поскольку вы обнаруживаете лишь то, что заранее было известно. По этой причине я всегда повторял ученикам: «Выучите все, что можно, о символизме, но забудьте все, когда интерпретируете сон». Этот совет важен с практической точки зрения, и время от времени я напоминаю себе, что никогда не смогу достаточно хорошо понять чей-нибудь сон и истолковать его правильно. Я делаю это, чтобы проверить поток своих собственных ассоциаций и реакций, которые могут начать преобладать над колебаниями пациента. Поскольку аналитику наиболее важно воспринять как можно более точно специфический смысл (т. е. вклад, который бессознательное вносит в сознание), ему необходимо исследовать сон весьма тщательно. Когда я работал с Фрейдом, мне приснился сон, который может это проиллюстрировать.

Мне снилось, что я дома, на втором этаже в уютной гостиной, меблированной в стиле XVIII в. Я удивлен, потому что раньше никогда этой комнаты не видел, и мне интересно, на что похож первый этаж. Я спускаюсь вниз и обнаруживаю, что там довольно-таки темно, а само помещение содержит стенные панели и мебель XVI в., а возможно, и более раннюю. Мои удивление и любопытство нарастают. Я хочу увидеть, как устроен весь дом. Спускаюсь в подвал, нахожу дверь, за ней каменную лестницу, ведущую в большую подвальную комнату. Пол выстлан большими каменными плитами, стены выглядят совсем древними. Я исследую известковый раствор и вижу, что он смешан с битым кирпичом. Очевидно, что стены относятся к эпохе Римской империи. Мое возбуждение нарастает. В углу в каменной плите я вижу железное кольцо. Вытягиваю плиту вверх – передо мной еще один узкий марш лестницы, ведущей вниз, в какую-то пещеру, кажущуюся доисторической могилой. На дне ее лежат два черепа, несколько костей и немного битой керамики. Тут я просыпаюсь.

Если бы Фрейд при анализе этого сна следовал моему методу изучения его специфических ассоциаций и контекста, то услышал бы очень длинную историю. Но, боюсь, он отверг бы ее как попытку уйти от проблемы, которая в действительности была его собственной. Фактически сон представлял конспективное изложение моей жизни – жизни моего разума. Я вырос в доме, возраст которого составлял 200 лет, мебель была трехсотлетней давности, и к тому моменту моим важным духовным достижением было изучение философии Канта и Шопенгауэра. Большим открытием стали для меня труды Чарльза Дарвина. Незадолго до этого я все еще жил со средневековыми представлениями моих родителей, у которых мир и люди управлялись божественным всемогуществом и провидением. Теперь же этот взгляд ушел в прошлое. Моя христианская вера стала более релятивной после знакомства с восточными религиями и греческой философией. По этой причине на первом этаже все выглядело таким темным, тихим и пустынным.

Тогдашние мои исторические интересы развились на основе первоначальных занятий сравнительной анатомией и палеонтологией во время работы ассистентом в Анатомическом институте. Меня увлекли находки ископаемых людей, в частности, много обсуждавшегося неандертальца, а также весьма сомнительного черепа питекантропа Дюбуа. Фактически это и были мои реальные ассоциации во сне, но я не осмелился упомянуть о черепах, скелетах и костях Фрейду, потому что знал, что эту тему лучше не затрагивать. У него была подспудная мысль, что я предчувствую его раннюю смерть. Он сделал этот вывод из того, что я выказал явный интерес к мумифицированным трупам, обнаруженным в так называемом местечке Блейкеллер, в Бремене, который мы вместе посетили в 1909 г., по пути на корабль, отправлявшийся в Америку.