Феномены Тени и зла в волшебных сказках

Таким образом, можно сказать, что этическая реакция, даже если она исходит из слоев коллективного бессознательного человеческой психики, оказывается, во-первых, совершенно индивидуальной, а во-вторых — чрезвычайно специфической. Можно даже сказать, что у каждого человека свой этический уровень и своя собственная приобретенная реакция. Например, существуют толстокожие люди, которые могут совершать множество поступков, которые мы бы назвали греховными. Они могут с улыбкой наступать на чужие мозоли, при этом не испытывая ни малейшего ощущения неловкости. Другие люди не могут ничего добиться из-за опасения хотя бы на шаг отступить от своих внутренних правил, иначе им начинают сниться ужасные сны и они ощущают внутренний протест. Таким образом, наряду с другими проблемами, существуют в разной степени этически одаренные люди. Естественно, этически чувствительным людям бывает очень трудно найти свой собственный внутренний путь, но вместе с тем у чувствительных наблюдаются наиболее сильные побуждения в процессе индивидуации по сравнению с нечувствительными. Если я вижу, что кто-то из людей, проходящих у меня анализ, обладает такой чувствительностью, я знаю, что с ним все в порядке, так как много проблем уже решается. Толстокожие, напротив, часто вызывают много беспокойства, так как они легко подавляют все, что им неприятно. В процессе анализа они иной раз позволяют себе высказывать самые немыслимые вещи, и тогда вы думаете, что теперь у вас появляется возможность их ухватить за Тень. Но, естественно, вы, как аналитик, терпеливо выжидаете, пока им что-нибудь не приснится. А им не снится вообще ничего! Бессознательное их простило. В таких случаях вы просто скрываете свое моральное негодование и молчите, потому что все ваши слова — пустой звук.

Однако в данном случае я не хочу затрагивать сверхсложные уровни этической проблемы. Я упомянула о них лишь для того, чтобы прояснить, что коллективный материал, о котором я сейчас собираюсь говорить, имеет более простую основу, чем все сложности, которые создаются на индивидуальном уровне. В течение многих лет я изучала сказки, размышляя над тем, возможно ли найти несколько общих правил человеческого поведения, которые бы действовали всегда. Меня очень привлекала идея найти некий общечеловеческий кодекс, простой и вместе с тем существующий вне национальных и индивидуальных различий, какие-то базовые правила человеческого поведения. Должна признаться, что я не нашла такого стандартного базового правила, то есть, точнее, я его нашла и вместе с тем не нашла его, ибо на этом месте мы всегда сталкиваемся с противоречием.

Я могла бы назвать сказки, в которых говорится, что, встретившись со злом, мы должны с ним бороться, но есть не меньше сказок, где сказано, что надо спасаться бегством и не пытаться его одолеть. В каких-то сказках идет речь о том, что положено страдать, не отвечая ударом на удар; зато в других говорится прямо: не будь дураком, дай сдачи! Есть сказки, настаивающие, что если вы сталкиваетесь со злом, то самое лучшее — обвести его вокруг пальца; а другие утверждают: нет, будьте честны даже с чертом, даже с самим Дьяволом. Я бы могла привести все примеры, но в любом случае всегда будет по-разному. Есть множество сказок, в которых говорится и то и другое. Это полное complexion oppositorum[98], что просто означало, что post eventum[99] я разочаровалась и пришла к выводу, что на самом деле так и есть, ведь это коллективный материал! Тогда как можно говорить о каком-то индивидуальном действии? Ибо если коллективный материал оказывается внутренне совершенно противоречивым, если наша этическая основа совершенно противоречива, только тогда у нас есть возможность иметь индивидуальную, ответственную, свободную, сознательную сверхструктуру над этими базовыми противоположностями. Тогда мы можем сказать, что человеку по природе свойственно поступать так или по-другому, но я собираюсь сделать только это, tertium[100], нечто третье, которое является проявлением моей индивидуальности. Если бы в базовом материале не было противоречий, не было бы возможности проявить индивидуальность. Таким образом, я успокоилась, открыв ужасную правду о том, как противоречиво все устроено!

Однако характерное для сказок противоречие, видимо, имеет одно исключение; оно заключается в том, что главный герой не должен пренебрегать советами помощников-животных. Мне удалось найти несколько случаев, когда отступление от этого правила приводит к неприятностям, но в контексте общего повествования не приводит к беде; вы можете какое-то время не слушать советов помогающего животного: лисы, волка или кошки. Но если вы поступаете наперекор этому совету, если вы не прислушиваетесь к словам помощника — зверя или птицы, кто бы они ни были, если какое-то животное дает вам совет, а вы ему не следуете, — тогда вам конец. В сотнях и сотнях сказок есть одно правило, у которого, видимо, нет исключений. Но когда мы анализируем то, что животные говорят, то опять сталкиваемся с полным противоречием: один говорит — надо бежать, другой говорит — драться, третий советует — соврать, а четвертый — сказать правду. С этической точки зрения животные поступают то так, то по-другому, но если вы будете делать им наперекор, вас ждет гибель. Это значит: быть послушным своему самому сокровенному внутреннему бытию, своему инстинктивному внутреннему разуму — самое важное по сравнению со всем остальным.

В материале волшебных сказок всех времен и народов мне никогда не встречалась другая закономерность.

Есть еще кое-что важное, что я хочу кратко отметить и что мы могли заметить, рассматривая этические проблемы в волшебных сказках; это функция компенсации. По мнению Юнга, компенсация — это вообще одна из типичных черт деятельности человеческого бессознательного. В своей статье Юнг упоминает женщину, которая считала себя настоящей святой и которой каждую ночь снились самые грязные сексуальные непристойные сцены[101]. Это самый простой пример проявления закона, который мы называем законом компенсации. Мы также знаем, что иногда людям, проживающим свою темную сторону и подавляющим свои лучшие качества Эго, снятся разнообразные сны о Христе, спасителях человечества и т.д. Хедвига Бойе написала книгу под названием «Люди с большой Тенью»[102]. Ее автор — аналитик, которая специализируется на работе с заключенными; ее интересовали значительные фигуры. Чем больше убийств совершил заключенный, тем больший интерес он у нее вызывал. Она анализировала несколько таких людей, и самым поразительным было то, что многие из этих «бешеных собак» имели поразительно светлую Тень. В конце своей книги она цитирует сентиментальные, идеалистичные и весьма трогательные письма, которые эти закоренелые преступники писали на Рождество своим матерям. Читая их, можно убедиться, что они имеют инфантильную Тень безропотно-наивных, беззащитных мальчиков — типичный случай компенсации, так как в сознательной жизни они были безжалостными убийцами. Иногда ей удавалось извлекать из этого явления пользу: о, это была настоящая драма, полная слез и волнений, но она таки добивалась превращения убийц в их позитивную Тень. Затем их можно было выпускать на волю; так с ними и поступали.

Эти общие компенсаторные тенденции бессознательного отразились в волшебных сказках. Есть японская сказка, в которой говорилось, что счастливый исход возможен в случае, если мужчина побьет палкой некое должностное лицо, тогда он и найдет спрятанные сокровища. Я бы сказала, что такой мотив является типичным для этической установки страны, для которой совершенно непостижимо, чтобы кто-то мог бить палкой по голове государственного служащего. Но в сказке герою предстояло непременно это сделать, чтобы найти сокровища — предположительно в подполе у себя на кухне. Такая сказка не представляла бы особой ценности для швейцарских демократов, ибо нам не нужно объяснять, как полезно время от времени, образно говоря, бить палкой по голове должностных лиц, чтобы они не становились слишком заносчивыми и чванливыми. Однако для страны с жесткой социальной иерархией в такой волшебной сказке содержится шокирующая истина, о которой следует напоминать сознанию. Такие компенсаторные тенденции можно обнаружить во всех сказках, поэтому перед тем как закончить ее анализ или интерпретацию, я всегда себя спрашиваю: кому нужно рассказать такую сказку? Для кого она больше всего необходима? И вообще очень хорошо, что в народе рождаются такие сказки; именно поэтому их рассказывают с таким удовольствием.

Этот раздел, посвященный злу, я хочу начать с того, что называю злом «на примитивном уровне». Я не имею в виду ни примитивный уровень общества, ни примитивный народ, ни отдельную примитивную личность. Речь идет о примитивной ситуации у первобытных людей, которые до сих пор встречаются в разных уголках Земли. Для нас это прошлое, и оно отчасти уже превратилось в социальную проблему. Например, мы сейчас находим какие-то черты культуры каменного века у крестьян, которые живут в горах или в малодоступных горных долинах, поэтому речь идет и об общественно-исторической проблеме. Но в данном случае я имею в виду примитивного человека в совокупности с первобытным окружением, человека, который еще был непосредственно близок к природе в то время, когда определенные исторически возникшие социальные и религиозные надстройки еще не существовали. Я постараюсь вам показать сказки, в которых отражается этот базовый уровень представлений о том, что, вероятно, в те времена изначально человек считал злом.

Вы можете возразить, что я еще не дала определение тому, что такое зло, — я говорила о проблеме зла, как если бы мы знали, что она собой представляет. Я предпочла бы представить вам некоторый практический материал, позволяющий увидеть, как эта проблема проявляется на разных уровнях. Нам будет удобнее ее обсуждать, если в нашем распоряжении будут факты, отражающие проблему зла в волшебных сказках или в этнологическом и фольклорном материале примитивного человека.

Кроме того, мне бы хотелось взглянуть на проблему еще с одной стороны. Зоолог Конрад Лоренц[103] опубликовал книгу о так называемом «зле»[104]. Выражение «так называемое» подразумевает, что на самом деле это не зло. Сам он совершенно так не считал, и по его собственному мнению, агрессию не следует называть злом, и, он представил материал исключительно с точки зрения зоологии. Он обсуждает проблему самообороны и агрессии, а также проблему агрессии, которую он назвал внутривидовой, которая означает проявление агрессивных тенденций в паттернах поведения различных млекопитающих, птиц и рыб и других типов животных по отношению к особям того же вида, а также по отношению к врагам. У большинства животных враждебность проявляется к определенным видам, то есть тоже является видоспецифичной; поэтому на представителей невраждебных видов животные просто не обращают внимания. Кроме того, говоря о внутривидовой вражде, Лоренц имеет в виду борьбу за пищевые ресурсы, а также за те территории, которые делят между собой наиболее сильные самцы. Например, черный дрозд не обращает внимания на мышь, поселившуюся на его территории, но проявляет агрессию по отношению к другому самцу черного дрозда, и эта борьба между ними может стать смертельной.