У истоков религии

Такова яркая картина безысходного отчаяния, страха перед будущим, нарисованная Ф. Врангелем, но ведь здесь речь идет о современных людях. Первобытный же человек с его жалкими орудиями труда был перед лицом природы еще слабее и беспомощнее.

Первобытный человек был прекрасным охотником, он хорошо знал привычки и повадки животных, на которых охотился. По едва заметному следу он легко определял, какое прошло здесь животное, в каком направлении и сколько времени тому назад. Вооруженный деревянной палицей и камнем, он смело вступал в единоборство с хищниками, расставлял им хитрые ловушки.

И тем не менее древний человек ежечасно убеждался, что удача на охоте зависит не только от его хитрости и смелости. Дни удач, а следовательно, относительной обеспеченности сменялись продолжительными голодовками. Неожиданно из тех мест, в которых он совсем недавно так удачно охотился, исчезали все животные. Или, несмотря на все его хитрости, звери обходили его великолепно замаскированные ловушки, в водоемах надолго исчезала рыба. Собирательство тоже было ненадежной опорой жизни. В такое время года, когда нестерпимый зной выжигал всю растительность, в окаменевшей земле человек не находил ни одного съедобного корня и клубня.

И вдруг дни голодовки также неожиданно сменялись удачами на охоте. Деревья щедро дарили человеку спелые плоды, в земле он находил множество съедобных корней.

Первобытный человек не мог еще понять причин таких перемен в своем существовании. Ему начинает казаться, что существуют какие-то неведомые, сверхъестественные силы, которые оказывают воздействие и на природу, и на его жизнь. Так на живом дереве познания, как говорил В. И. Ленин, возникает пустоцвет — религиозные представления.

Не рассчитывая на собственные силы, не доверяя своим примитивным орудиям труда, древний человек все чаще и чаще возлагал надежды на эти таинственные силы, связывая с ними и свои неудачи, и свои победы.

Конечно, все перечисленные формы верований: и поклонение предметам, и почитание животных и растений, и колдовство, и вера в душу и духов — это продукт длительного исторического развития. Наука дает возможность определить и наиболее ранние слои в верованиях первобытного человека.

Как мы уже говорили, на самых ранних ступенях развития в представлениях человека о природе было много верного. Первобытный человек был хорошим охотником и прекрасно разбирался в повадках животных. Он знал, плоды каких растений полезны для него. Изготовляя орудия труда, он познавал свойства и качества различных материалов. Однако низкий уровень общественной практики, примитивность орудий труда, сравнительная бедность опыта обусловливали то, что в представлениях древнего человека об окружающем его мире было и много неверного и искаженного.

Не будучи в состоянии понять некоторых свойств предметов или сущности явлений, не видя необходимых реальных связей между ними, древний человек часто приписывал им ложные свойства, устанавливал между ними в своем сознании чисто случайные, поверхностные связи. Это было заблуждением, но здесь не было еще никакой веры в сверхъестественное. Можно сказать, что такое искаженное отражение действительности было шагом к религии, к вере в сверхъестественный мир, одним из истоков религии.

В разъяснение нашей мысли возьмем такой пример: первобытный человек в своей трудовой и повседневной жизни постоянно сталкивался с фактом превращения одних предметов и явлений в другие. Он не раз видел, как из семян вырастают растения, из яиц появляются птенцы, из личинок — бабочки, из икринок — рыбы. Из казавшихся на первый взгляд неживыми вещей возникали живые организмы. Неоднократно древний человек сталкивался с фактами превращения воды в лед или пар, он отмечал в своем сознании движение облаков, снежных лавин, падение камней с гор, течение рек и т. д. Оказывалось, что неживому миру, подобно человеку и животным, присуща способность к движению. Грань между человеком и предметами окружающего мира, таким образом, оказывалась нечеткой, расплывчатой.

Изменяя и преобразуя предметы окружающего мира в соответствии со своими целями и потребностями, первобытный человек постепенно начал наделять их другими свойствами, «переделывать» их в своем сознании, в воображении. Он стал наделять явления и предметы природы свойствами живого; ему казалось, например, что идти может не только человек или животное, но и дождь, снег, что дерево «видит», как по лесу крадется охотник, скала грозно притаилась, словно зверь, и т. д.

Одним из ранних неправильных представлений человека об окружающем мире было олицетворение природы, приписывание неживому миру свойств живого, часто свойств самого человека.

Тысячи лет отделяют нас от этого времени. Мы довольно точно, на основании данных археологии, знаем об орудиях труда древних людей этой эпохи, об образе их жизни. Но нам трудно с такой же степенью точности судить об их сознании. Представить себе духовный мир древних людей в какой-то степени помогает нам этнографическая литература.

Широко известна замечательная книга крупного советского путешественника и талантливого писателя Владимира Клавдиевича Арсеньева «В дебрях Уссурийского края». Напомним читателю об одном из героев этой книги — смелом охотнике, отважном проводнике В. К. Арсеньева Дерсу Узала. Это был настоящий сын природы, тонкий знаток всех тайн Уссурийской тайги, который великолепно разбирался в каждом ее шорохе. Но в данном случае нас интересуют не эти качества Дерсу Узала, а его взгляды на мир, на природу, жизнь которой он так тонко чувствовал.

В. К. Арсеньев пишет, что его чрезвычайно поразило наивное, но твердое убеждение Дерсу Узала в том, что вся природа — это нечто живое. Как-то на привале, рассказывает В. К. Арсеньев, «мы с Дерсу, по обыкновению, сидели и разговаривали. Забытый на огне чайник настойчиво напомнил о себе шипением. Дерсу отставил его немного, но чайник продолжал гудеть. Дерсу отставил его еще дальше. Тогда чайник запел тоненьким голоском.

— Как его кричи! — сказал Дерсу. — Худой люди! — Он вскочил и вылил горячую воду на землю.

— Как „люди“? — спросил я его в недоумении.

— Вода, — отвечал он просто. — Его могу кричи, могу плакать, могу тоже играй.

Долго мне говорил этот первобытный человек о своем мировоззрении. Он видел живую силу в воде, видел ее тихое течение и слышал ее рев во время наводнений.

— Посмотри, — сказал Дереу, указывая на огонь, — его тоже все равно люди»[7].

По описаниям В. К. Арсеньева, в представлениях Дерсу Узала все предметы окружающего его мира были живыми, или, как он называл их на своем языке, это были «люди». Деревья — «люди», сопки — «люди», скалы — «люди», гроза Уссурийской тайги — тигр (на языке Дерсу «амба») тоже «люди». Но олицетворяя природу, Дерсу Узала не боялся ее. Если нужно было, то он со своей старенькой одноствольной берданкой смело вступал в поединок с тигром и выходил победителем.

Нельзя, разумеется, полностью отождествлять эти воззрения Дерсу Узала со взглядами на мир древнего человека, но между ними, по-видимому, есть много общего. Как уже говорилось, неверное объяснение действительности не есть еще религия. На стадии олицетворения природы человек приписывает обычным предметам и явлениям неприсущие им свойства. Но, наделяя естественные предметы неестественными для них свойствами, представляя себе неживые предметы живыми, человек еще не поклоняется им. Здесь не только нет поклонения каким-то сверхъестественным силам, скрывающимся за миром реальных вещей, но нет еще и самого представления о существовании сверхъестественных сил.

Ф. Энгельс, который много занимался проблемой происхождения религии, указал в своих работах на такие истоки религии, как самые невежественные, темные, первобытные представления древних людей о своей собственной и об окружающей их внешней природе (см. соч., т. 21, стр. 313), выделил основные стадии в формировании взглядов людей на пути к религии, отметил в качестве одной из таких ступеней олицетворение сил природы. В подготовительных работах к «Анти-Дюрингу» содержится следующая важная мысль Ф. Энгельса: «Силы природы представляются первобытному человеку чем-то чуждым, таинственным, подавляющим. На известной ступени, через которую проходят все культурные народы, он осваивается с ними путем олицетворения»[8].

Олицетворение сил природы является, несомненно, одним из истоков религии. Но здесь следует сразу же оговориться, что не всякое олицетворение является религиозным. Религиозное олицетворение обязательно включает в себя представление о сверхъестественном мире, сверхъестественных силах, которые управляют окружающим миром. Когда древний вавилонянин, олицетворяя природу, подчинял ее богу — покровителю растительности Таммузу, это было уже религиозным олицетворением. Точно так же, когда древние греки, олицетворяя природу, приписывали весь растительный цикл с его весенним расцветом и осенним увяданием настроениям богини плодородия Деметры, радовавшейся возвращению своей дочери Персефоны из мрачного царства Аида и печалившейся, когда та ее покидала, это было религиозным олицетворением.

У древних же людей на ранних ступенях олицетворения сил природы представление о сверхъестественном скорее всего отсутствовало. Первобытный человек олицетворял окружающий мир потому, что знания его о природе были ничтожны. Мерки, с которыми он подходил к оценке окружающего, были ограничены, сопоставления ошибочны. Лучше всего зная самого себя и наблюдая окружающих, он, естественно, переносил человеческие свойства не только на животных, но и на растения и даже на неживые предметы. И тогда лес становился живым, журчащий ручей говорил, животные начинали хитрить. Такое олицетворение было неправильным, искаженным отражением действительности, но оно еще не было религиозным. В неправильном, искаженном отражении окружающего мира уже таилась возможность возникновения религии, точнее, некоторых ее элементов. Однако должно было пройти еще много времени, прежде чем эта возможность осуществилась.

Когда же это олицетворение природы приобретает черты религиозных представлений?

Дело началось, по-видимому, с того, что постепенно древний человек начал наделять реальные предметы не только неприсущими им качествами, но и сверхъестественными свойствами. В каждом предмете или явлении природы он начал усматривать фантастические силы, от которых, казалось ему, зависела его жизнь, удача или неудача на охоте и т. д.

Первые представления о сверхъестественном были образными, наглядными, почти осязаемыми. Сверхъестественное на этой ступени развития верований человека представлялось не как самостоятельное бесплотное существо (дух, бог), сверхъестественными свойствами наделялись сами вещи. В самой природе, ее реальных предметах и явлениях древний человек видел нечто сверхъестественное, имеющее над ним огромную, непонятную власть.

Представление о сверхъестественном — это плод фантазии человека, осознающего свое бессилие перед силами природы. Однако нельзя сказать, что эта фантазия не имеет никакого отношения к реальному миру. Она искажает действительные связи реальных предметов, но материал для фантастических образов черпается человеком из окружающего мира. Однако в этих фантастических образах реальные предметы и явления природы теряют уже свои действительные очертания. В народе говорят, что «у страха глаза велики». Воображение древнего человека было в тисках страха, оно работало под влиянием его бессилия перед грозной, могущественной природой, законов которой он не знал, многие важнейшие свойства которой он не понимал.