Европа и душа Востока. Взгляд немца на русскую цивилизацию

Когда человек культуры конца утрачивает Бога, он утрачивает все. Ему тогда уже не дано обустроиться на Земле. У него остается выбор между иерархией и анархией. (Anarquía о Jerarquía[439] – характерное заглавие, которое выбрал Мадарьяга для одной из своих книг об Испании.) Когда центром испанского бытия стала уже не вера, а насилие, власть ради власти, золото, благополучная жизнь, – испанское владычество начало слабеть. Постепенно было утрачено все: Нидерланды, Милан, Неаполь, американские колонии, и наконец партикуляризм перекинулся на сам Иберийский полуостров в виде освободительного движения басков и каталонцев. Этот распад идет рука об руку с секуляризацией. Чем глубже Испания втягивается в прометеевский эон, тем бессильнее она становится, тем болезненнее страдает, тем неприятнее от нее впечатление как от помрачившейся духом нации. Испанская Церковь оказалась столь же мало способна, как и русская, предотвратить такую судьбу своего народа. Наоборот, она дала себя втянуть в сатанизм эпохи. Католицизм и клерикализм так же расходятся, как расходятся в России христианство и православие[440]. Церковь становится элементом подавления, виновницей раздоров, а не гарантом единения. Она вырождается. Не удивительно поэтому, что испанец, даже будучи верующим, начинает ненавидеть ее как рассадник небратского кастового духа и одобряет меры, направленные против нее. Чтобы заставить ее одуматься и заняться самовоспитанием, провидение возложило на нее в конечном счете то же самое бремя мученичества, которое лежит на православии. В обоих случаях это небезосновательно и небессмысленно: необходимо снова закрыть трещину между религией и Церковью – операция, в которой не обойдется без кровопролития. Именно потому, что испанская Церковь, подобно русской, призвана к величайшим задачам, ей приходится закаляться в очистительном огне мученичества, чтобы оказаться достойной своего предназначения в мире.

Испанская национальная идея родственна русской как никакая другая. Смысл ее – в распространении христианства и сбережении единства христианской веры. Как человек вселенского чувства испанец не останавливается перед границами своей страны. Сразу же после того, как полуостров был объединен благодаря слиянию Кастилии и Арагона, Испания устремилась в мир за своими пределами. Испанское понятие общности – это не нация или civitas[441], а Космос, Вселенная – самое широкое понятие, которым способно овладеть человеческое сознание. В своем религиозном идеализме испанец ставит перед собою экуменические цели и ведет мессианскую политику, ощущая себя ратником Божиим, призванным установить на земле мировое братство. Уже объединение Кастилии с Арагоном имело четко выраженную целевую направленность – в царство веры. Карл V[442] чувствовал свое предназначение стать спасителем христианского единства; то был первый великий европеец. Всякий раз, когда сущность христианства в Европе была под угрозой, испанцы поднимались на его защиту: Доминик[443], Игнатий[444], Тереза, Изабелла[445] обязала колонизаторов на вновь открытых землях пропагандировать христианство. Правовой основой колониальных завоеваний была миссия религиозного обращения. Армада своим возникновением тоже обязана религиозному импульсу. Она была оснащена для возвращения Англии в католичество.

Широта испанского духа сделала Испанию первой нацией, добившейся своего единства, и первой, осознавшей мировую политику как идею. В современной Европе первыми начали мыслить в международном масштабе испанцы. Основываясь на теологии, доминиканец Франциско Витория (1480–1546) и иезуит Франциско Суарес (1548–1617) создали науку международного права; они увидели в отдельном народе солидарное звено естественного, всеобъемлющего сообщества людей. Res publica pars totius orbis[446]. Таким образом, orbis как реальность – плод испанской мысли.

Будучи противником нормы, испанец не склонен к централизации. Испанская империя даже в своей громадной протяженности была множеством королевств с регионально определяемыми свободами. Но в вопросах церковного единства – иначе. Тут испанец неумолим. Поскольку тут уже речь идет не просто об организации, а о сохранности в чистоте универсальной Божественной субстанции. Так как Церковь является земною тенью Бога, должна быть только одна Церковь[447]. Образование сект – многобожие. Всякая ересь ставит под сомнение всеединство Бога. Отсюда глубокая ненависть испанцев к еретикам.

Между русскими и испанцами существует ошеломляющее сходство не только на периферии жизни, но и совпадение в душевном центре. Это два народа, которые, удерживаемые духом своего ландшафта, не сумели без потерь для себя примкнуть к перестройке с вселенского чувства на «точечное», с культуры конца на культуру середины. Миссия обоих народов заключается в том, чтобы свидетельствовать о сущности Божией в мире несущественного. Ослепленные обманчивым призраком западной цивилизации, они изменили своему предназначенью. За это они поплатились тысячекратной бедой, по сравнению со всеми другими народами земли. Когда они искупят свой грех – они поднимутся в новом эоне до нового величия и воскресят веру в преимущество духа – над силой, души – над вещью. Десятилетия тому назад Унамуно писал: «Разве наша мистика ничто? Возможно, наступит день, когда о ней снова должны будут вспомнить, если народы, которых Елена (идеал Возрождения) своим поцелуем лишила души, снова начнут искать душу». Во всяком случае, миссия Испании в этом. Выше мы уже сказали, что и миссия России состоит в том, чтобы вернуть миру утраченную душу.

Чем сильнее блекнет прометеевский архетип, тем заметнее подъем Испании; и подъем этот есть. О нем говорили и испанцы (Мадарьяга, Ортега-и-Гассет), и неиспанцы (Кайзерлинг). Испания вступила в период духовного оживления, которого она не испытывала со времен Сервантеса. Есть признаки того, что сегодняшний испанец снова начинает заглядывать за пределы своей страны, из чего можно заключить, что близко возрождение осознания им своей миссии. Все заметнее оживление ее культурных связей, прежде всего с Южной Америкой. Только в перспективе этого духовного моста, перекинутого через океан, можно будет сполна оценить будущее значение Испании. На Иберийском полуострове в течение ближайших поколений будет решаться культурная судьба не только самой Испании, но и южноамериканского континента[448].

Перспективы культуры будущего: на Востоке вновь выпрямляется прошедшая через очистительные страдания русская душа. С Юга наступает возрожденная Испания, и в Старом, и в Новом свете. А с Запада в прометеевское пространство проникают лучи Китая. (И это развитие идет полным ходом; уже Уильям Джеймс [†1910][449]был уверен в своей констатации того, что на североамериканской почве под монгольским влиянием образуется новый, более сердечный человеческий тип.) Таким образом, над прометеевским человеком нависает угроза с Востока, Юга и Запада. Да сгинет он в этих тройных объятиях.

Западно-восточное примирение