Карибский кризис. Как не случилась ядерная война

18 октября состоялось заседание у президента, на котором эксперты оценили потери США в случае обмена ядерными ударами с Советским Союзом в 80 млн американцев. Эксперты не давали полной гарантии уничтожения ракетных стартов американской авиацией, что делало возможным обстрел Нью-Йорка и Вашингтона [18, 472].

В тот же день состоялась беседа А. Громыко с Дж. Кеннеди, а затем – с государственным секретарем Д. Раском. Министр иностранных дел вспоминал, что президент ни разу не задал вопрос о наличии на Кубе советских ракет (беседа посвящалась германскому мирному урегулированию). Проблема безопасности Кубы была поднята по инициативе Громыко. «Кеннеди нервничал, хотя внешне старался этого не показывать. Он делал противоречивые высказывания. За угрозами по адресу Кубы тут же следовали заверения, что никаких агрессивных замыслов против этой страны Вашингтон не имеет» [4, 395].

22 октября президент отдал директиву № 196 об учреждении Исполкома Совета национальной безопасности по оперативному руководству страной в кризисной ситуации, а в 7 часов вечера выступил с заявлением по радио и телевидению, в котором объявил о введении строжайшего карантина, в соответствии с которым все суда, на борту которых будет обнаружено оружие, должны будут повернуть обратно, назвав это «минимальными ответными действиями» [18, 474].

Реакция населения была сравнима с шоком от наступления японцев на Перл-Харбор, американцы впервые почувствовали дыхание войны у своего порога. В то же время население СССР не подозревало об опасности взаимного уничтожения, слово «ракеты» в газетах страны даже не упоминалось.

За час до начала выступления шифром из Вашингтона было передано письмо Кеннеди Хрущеву, которое должен был передать американский посол Ф. Колер. Следует отметить, что к 1962 г. переписка между руководителями обеих стран по неофициальным каналам приобрела устойчивый характер с периодичностью 1–2 раза в месяц. В тревожные дни Карибского кризиса она стала ежедневной.

После выступления президента вооруженные силы из боевой готовности № 5 были переведены в боевую готовность № 3, что обеспечивало возможность начать боевые операции немедленно, причем эту информацию передали по радио. По подсчетам Р. Макнамары, в случае вторжения на Кубу американцы потеряли бы 25–35 тыс. человек. За военные действия высказался даже такой «осторожный и умный политик» (по оценке Н. Хрущева), как сенатор У. Фулбрайт. Вместе с тем, генералы не давали полной гарантии уничтожения ракетных установок авиацией [18, 480–482].

По случайному совпадению в «черный понедельник» 22 октября был арестован О. Пеньковский, причем по телефону он передал не условленную фразу об аресте, а информацию о немедленном ядерном ударе по США. ЦРУ отнесло это сообщение к сбою в связи, ошибке и не доложило президенту [18, 442].

Получив ночью 23 октября текст выступления Дж. Кеннеди по американскому телевидению, советское руководство, по оценке бывшего тогда помощником Хрущева О. Трояновского, испытало «чувство облегчения»: «Не война!» Первый заместитель министра иностранных дел В. Кузнецов предложил ответить блокадой Западного Берлина, но натолкнулся на резкое возражение Хрущева [18, 485].

По радио было передано и в тот же день опубликовано Заявление Советского правительства (Известия. 1962, 23 октября), а Н. Хрущев обратился к президенту США с ответным посланием.

В 1992 г., к 30-летию Карибского ракетного кризиса, в специальном выпуске журнала «Международная жизнь» были опубликованы двадцать пять документов. Послания Н. Хрущева и Дж. Кеннеди полностью воспроизводилась по текстам, хранящимся в Архиве внешней политики Российской Федерации. Два письма Хрущева от 27 и 28 октября 1962 г., а также письмо Кеннеди от 27 октября были напечатаны по текстам, опубликованным в 1962 г.

Обмен посланиями с 22 по 28 октября 1962 г. каждая сторона проводила по двум каналам. От Дж. Кеннеди послания направлялись через посольство США в Москве (посол Ф. Колер) и через посольство СССР в Вашингтоне (посол А. Добрынин). Через американское посольство оперативно передавалась копия послания, присланная шифр-телеграммой, а через несколько дней, в зависимости от поступления из Вашингтона, и подлинник, подписанный президентом. Аналогичным образом послания Хрущева направлялись через советское посольство в Вашингтоне и передавались параллельно посольству США в Москве. Подлинники посланий Хрущева передавались Министерством иностранных дел СССР американскому посольству. Впервые послания за 22–28 октября (10 документов) были опубликованы в «Дипломатическом вестнике» МИД Российской Федерации в 1992 г. (№№ 2, 3).

После 28 октября послания обеих сторон передавались через А. Добрынина и Р. Кеннеди, брата президента, или других доверенных лиц Белого дома. Эта линия связи получила наименование «доверительный канал». Конфиденциальные послания (15 документов) были опубликованы Архивом внешней политики Российской Федерации только в 1992 г., в указанном выпуске «Международной жизни».

Относительно обнародования посланий Н. Хрущева и Дж. Кеннеди правительства обеих стран совместно заявили в январе 1992 г.

Опубликованная переписка снабжена примечаниями, с указанием времени отправления или передачи их в Москве и Вашингтоне. При этом были использованы документы АВП Российской Федерации и данные, приведенные в издании Государственного департамента США.

Как уже отмечалось, первое послание Дж. Кеннеди Хрущеву относится к 22 октября 1962 г. Президент подчеркнул, что США не потерпят какого-либо действия, которое бы нарушило существующее равновесие сил в мире. Дж. Кеннеди писал: «Я не допускаю, что вы или другой здравомыслящий человек преднамеренно толкнет в наш ядерный век мир в войну, которую, как это абсолютно ясно, ни одна сторона не может выиграть и которая может привести лишь к катастрофическим последствиям для всего мира, включая агрессора». Он призвал соблюдать карантин и найти основу для переговоров [12, 8–11].

На следующий день, 23 октября, в газете «Известия» было опубликовано Заявление Советского правительства, переданное первым заместителем министра иностранных дел В. Кузнецовым послу США Ф. Колеру одновременно с текстом послания Хрущева. Эти документы получили также советские дипломаты в Вашингтоне, Гаване и Нью-Йорке.

В послании советский премьер отмечал, что Устав ООН и международные нормы не дают права ни одному государству устанавливать в международных водах проверку судов, направляющихся к берегам Кубинской Республики, а оружие, находящееся на Кубе, предназначено исключительно для оборонительных целей. Хрущев потребовал от американского президента отказаться от блокады, установленной 23 октября прокламацией № 3504 [12, 12–13].

Карантин вступил в силу 24 октября в 14.00 по гринвичскому времени. Суда должны были подвергаться досмотру, а в случае неподчинения задерживаться и направляться в один из портов США до получения соответствующих указаний [12, 14].

23 октября на заседании Совета ОАГ была принята предложенная США резолюция, постановившая потребовать «немедленного демонтажа и вывоза с Кубы всех реактивных снарядов и другого оружия наступательного характера» и рекомендовать государствам – участникам Организации использовать все индивидуальные и коллективные меры, включая использование вооруженных сил, для недопущения получения Кубой наступательного оружия [12, 14].

В послании от 23 октября Дж. Кеннеди подчеркнул, что причина кризиса – тайная поставка советской стороной наступательного оружия на Кубу, и призвал удержать положение под контролем, проявить благоразумие и соблюдать условия карантина [12, 14].

На следующий день, 24 октября, во время встречи с бизнесменом У. Ноксом Хрущев пригрозил, что в случае остановки и досмотра советских торговых судов будут предприняты ответные меры, вплоть до потопления [18, 500].

Английский философ Б. Рассел 23 октября обратился к Н. Хрущеву, Р. Кеннеди, премьер-министру Великобритании Г. Макмиллану, а также исполняющему обязанности Генерального секретаря ООН У Тану с призывом урегулировать кризис, поставивший мир на грань ядерной катастрофы. Он считал, что действия США на Кубе неоправданны, а советского руководителя призывал «не предпринимать поспешных действий» (Правда, 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди, отвечая Расселу, дал совет: «Мне кажется, что Вы бы лучше обратили внимание на взломщика, а не на тех, кто поймал его с поличным». Комментируя много лет спустя этот ответ, профессор С. Хрущев заметил: «Здесь президент перегнул палку, речь шла всего лишь о непрошенном ему госте, заглянувшем к соседу» [18, 500].

В послании Дж. Кеннеди от 24 октября Н. Хрущев характеризует действия США как «прямой разбой», «безумие вырождающегося империализма». Было замечено, что «США с появлением современных видов оружия полностью утратили былую недосягаемость», а «нарушение свободы пользования международными водами и международным воздушным пространством – это акт агрессии, толкающий человечество к пучине мировой ракетно-ядерной войны» [12, 16–19].

24 октября Дж. Кеннеди объявил о повышении степени готовности стратегической авиации до № 2 (это произошло впервые в послевоенной истории США) [18, 500]. На следующий день он обратился к Хрущеву с ответным письмом, в котором сообщил, что американская сторона знала о перевозках военного снаряжения и специалистов из Советского Союза на Кубу еще в августе, напомнил о своем заявлении от 4 сентября, что США буду рассматривать любые поставки наступательного оружия как влекущие за собой самые серьезные последствия. Президент с горечью признал, что полагался на заявления советского руководства об отсутствии наступательного оружия на Кубе [12, 20–21].

24 октября исполняющий обязанности Генерального секретаря ООН У Тан призвал Хрущева и Кеннеди «воздержаться от любых действий, которые могли бы обострить положение и принести с собой риск войны», а также предложил заинтересованным сторонам собраться для того, чтобы разрешить возникший кризис мирным путем и нормализовать положение в Карибском море. Суть предложений У Тана состояла в том, что СССР не перевозит никакого вооружения на Кубу в течение времени, пока будут вестись переговоры, а другая сторона не предпримет никаких пиратских действий против судов, совершающих плавание в открытом море (Правда, 1962, 25 октября).

В ответной телеграмме Н. Хрущева на имя У Тана от 25 октября содержалось заявление о согласии с этими предложениями (Правда. 1962, 25 октября). Дж. Кеннеди также поддержал эту позицию, высказавшись, однако, против диалога, пока советские ракеты находятся на Кубе.

Утром 25 октября влиятельный публицист У. Липпман выступил со статьей, где поставил вопрос об «обмене» американских ракет в Турции на советские на Кубе. В то же время Комитет начальников штабов вооруженных сил США подготовил пакет предложений министру обороны, в котором предусматривалась готовность к нанесению полномасштабного воздушного удара через 12 часов. Представитель США в Совете Безопасности ООН пытался добиться от представителя СССР В. Зорина официального признания факта размещения ядерных ракет на Кубе [13, 294–295].