Закон Урожая

Торван рубил новые усики, когда они хватались за него, но эти были жестче первых, и хотя он смог разрубить их своим мечом, ему не удалось прорубить их насквозь. Торван яростно размахивал мечом, но витки хлестали его, как плети, и нескольким удалось обойти защиту и рассечь своими шипами лицо и шею.

Он пригнулся, когда большой усик метнулся к нему, затем выпрямился и побежал. Усики последовали за ним, изгибаясь, чтобы дотянуться до него, но он схватился за один из факелов, вбитых в землю, выдернул его и бросил в сторону пугала. Старая ткань и сухая солома тут же загорелись, как и усики, выходящие из центра чучела. Может быть, усики и выглядели как новая поросль, но существо, скрывавшееся за безликой маской чучела, было древним, и оно горело, как сухой хворост. Пламя вырвалось наружу из сердца пугала и охватило все его машущие в немой агонии отростки.

Несмотря на непроницаемую внешность, Торван знал, что лишь ранил Падшего, и ему предстояло выполнить последнюю задачу, прежде чем существо будет действительно мертво. Он встал на колени и потянулся к ночному клинку — кинжалу из темного металла, способному убить Бога. Но прежде чем он успел выхватить его, усики начали опадать один за другим и гореть на сухой земле, извергая в воздух черный дым.

Такое он видел впервые. Торван нахмурился. Что—то здесь не так.

* * *

Позже той же ночью Торван и Квег, оба покрытые кровью, нашли старика, стоявшего возле тела убитого Торваном жителя деревни. При их приближении он опустил капюшон своей мантии, и свет от факела, который Квег взял из круга, не выявил ничего особенного в чертах лица старика. Он выглядел настолько непримечательно, что никто, увидев его, не обратил бы на него внимания, и в этом-то и был смысл, подумал Торван.

— Забавно, как ты привязываешься к ним, — тихо проговорил старик. Этого человека звали Бхелмар. Он был одним из лучших охотников в деревне. В первые недели Дождей этого года его чуть не убил Слин, но его жена Ахма выхаживала его. — Теперь она вдова, и двое ее сыновей будут расти без отца.

Несмотря на слова старика, в его голосе не было никаких эмоций. По мнению Торвана, он был расстроен не больше, чем фермер, говорящий о потере одного из своих животных. Может быть, нотки тоски, но никаких настоящих чувств. Как будто для старика умерло только животное, существо, единственной целью которого было добывать пищу.

— Знают ли жители деревни, что ты живешь среди них? — спросил Торван.

Старик покачал головой.

— Небольшое очарование — это все, что нужно, чтобы они не спрашивали, почему старик продолжает жить год за годом, в то время как другие стареют и умирают вокруг него. Что меня выдало?

— Вы решили устроить представление, чтобы мы думали, что уничтожили вас, — сказал Торван. — В ваши планы не входило убивать нас. Вам нужно было, чтобы мы вернулись к Бичу и сообщили о вашем уничтожении, тогда вы смогли бы возобновить охоту на людей Ардула без помех.

— Именно так, — признал старик. — Но это все равно не объясняет мне, как вы раскусили мою уловку. Я думал, что это довольно умный план.

Он улыбнулся.

Квег заговорил.

— Согласен, это было неплохо. Мне особенно понравилось, как ты был готов позволить своим поклонникам умереть, чтобы обмануть нас. На твоем месте я бы поступил так же, хотя пожертвовал бы всей деревней.

Торван проигнорировал Квега.

— Как и большинство Падших, твои знания о мире смертных в лучшем случае скудны. Если это не связано с наполнением твоего живота, то это не так уж важно для тебя.

Улыбка старика приобрела резкость. Он не отрицал слов Торвана.

— Вы знаете о Биче в общих чертах, — продолжал Торван, — но вы, очевидно, не знаете, как мы работаем. Ничего удивительного, полагаю, поскольку мы не особо афишируем свою деятельность. Если бы ты знал, ты бы сыграл свою сцену смерти по-другому. Есть только один способ для человека убить одного из Падших.

Торван наклонился и достал из правого сапога кинжал из темного металла. Он выпрямился и поднес кинжал к лицу старика. Человек — вернее, существо, одетое в тело старика как в костюм... издал шипящий вздох.

— Вы узнали это, я надеюсь, — сказал Торван. — Очень надеюсь.

Клинки из темного металла были опасны для своих владельцев, и Торван чувствовал, как внутри его черепа нарастает давление, словно голова могла взорваться в любую секунду. Он также слышал голоса, зловещие голоса, которые говорили неслышным шепотом. Он говорил себе, что это всего лишь плод его воображения, но не мог отделаться от мысли, что слышит голоса всех богов, которых убил этот клинок. Он изо всех сил старался не обращать внимания на голоса и сосредоточиться на старике.

— Огонь мог причинить тебе боль, особенно в твоем ослабленном состоянии, но он никогда бы не убил тебя. Но то, что я сжег, не было тобой, не так ли? Это был не более чем один из твоих трюков — колдовство, созданное из переплетенных камышей, которые составляли конечности чучела. Выглядело это очень эффектно. Даже чересчур театрально. Но это была не единственная твоя ошибка.

Старик выгнул бровь.

— Вы знали, кто я и почему я здесь, и не смогли удержаться, чтобы не заговорить со мной, когда началась церемония. Ваш род любит играть в игры. Это твой самый большой недостаток. Много болтовни.

— Не больше чем обычно, во всяком случае, — сказал старик, шаркая сапогом по земле. — Не думаю, что вы мне поверите, если я скажу, что убью вас обоих на месте, если вы немедленно не повернете назад, не уедете из Ардула и никогда не вернетесь.

— А вот это вряд ли, — сказал Квег. — Если бы у тебя хватило сил убить нас, ты бы уже сделал это. Ты израсходовал немало сил, разыгрывая свой кукольный спектакль. Я думаю, что мы нашли тебя здесь не потому, что тебе было жаль убитого Торваном жителя деревни, — с его губ сорвалось хихиканье, — а потому, что ты просто слишком устал, чтобы идти дальше.

Старик вздохнул:

— Хорошо. Убей меня, если должен. Во времена моего расцвета я был известен как Хота Пиршественник, и по моему приказу посевы по всем Четырем Королевствам росли быстро и обильно. Но теперь я едва могу выкорчевать горстку тощих растений из этой больной почвы. Что бы вы ни думали о моем роде, мы выполняем определенную функцию, даже в таком ограниченном виде. Народ Ардула не смог бы выжить без моей помощи, и подношения, которые они обычно приносят мне, вряд ли можно назвать невинными. Разве их жизни — не малая цена за то, чтобы жители деревни и их дети могли избежать голода?

— Ты сказал "обычно", — произнес Торван.

Старик нахмурился.

— И что?

Рука с ножом Торвана дрожала, а голоса становились все громче. Теперь ему было почти невозможно сосредоточиться, но он заставлял себя продолжать.

— А что будет, если под ваш взор падет не невинная жизнь? Что тогда делают жители деревни?

Квег вмешался, чтобы ответить на вопрос Торвана.

— Жители деревни выбирают из своих, конечно. Возможно, они берут добровольцев. Или тянут соломинку. Или просто выбирают того, кто им не нравится больше всего.

— Да, — признал старик, — Так и есть. Условно. Но это их выбор! Я не заставляю...

Торван шагнул вперед и вонзил ночной клинок в сердце старика. Затем он наклонился к его левому уху и прошептал:

— Знаешь ли ты, что такое закон урожая?

Глаза старика расширились от шока, а дыхание стало прерывистым.

— Чтобы больше пожать... надо больше посеять, — сказал старик. — Скажи мне, что ты... сеешь?

Торван повертел ночной клинк, перекиннув с одной руки в другую.

— Я не сею. Я только пожинаю!

Крови не было ни на лезвии, ни на груди старика. Раны, нанесенные ночным клинком, всегда чисты. Старик — который когда-то был одним из Великих Богов, а теперь, по мнению Торвана, был не более чем паразитом — рухнул на землю, мертвый. Торван быстро вложил ночной клинок в ножны, давление в голове ослабло, а голоса — один из которых, как он думал, принадлежал старику — умолкли.

После этого Торван и Квег некоторое время рассматривали тело старика. Торван всегда был немного разочарован тем, как совершенно обыденно умирали Падшие Боги. В конце концов, они ничем не отличались от любого другого мертвого мужчины или женщины. Он полагал, что из этого можно извлечь какую-то мудрость, но он слишком устал, чтобы понять это прямо сейчас.

— Знаешь, — сказал Квег, его лицо мерцало в свете умирающего факела, — мне всегда было интересно, какова на вкус плоть бога?

— Ты это серьезно?

— Ну, а что? — Квег пожал плечами, — я где-то читал — вкуси плоть мою, как хлеб.

Торван повернулся к Гончему, намереваясь приказать ему молчать, пока ему снова не разрешат говорить. Но затем он передумал и просто махнул рукой. Впрочем, тысячи лет боги так или иначе питались человечеством. Вполне справедливо, чтобы в этот раз все было наоборот. — Встретимся в лагере сразу после того, как... ты закончишь.

Квег передал Торвану факел, и Торван отошел от Квега и трупа старика, изо всех сил стараясь не слушать, как хихикает его приятель, приступая к работе.

Что ж, — подумал Торван, — похоже, Пиршественник собирается оправдать свое имя в последний раз.