О смелых и умелых. Рассказы военного корреспондента

«Азия» сообщала «Ястребу», что в таком-то квадрате совершил вынужденную посадку самолёт. На хвостовом оперении — № 3. Пилот признаков жизни не подаёт. Самолёт находится на открытом простреливаемом пространстве между позициями, ближе к противнику. Подойти невозможно. Целесообразно уничтожить артогнём…

— Постойте, — сказал начальник штаба. — Суханов, — позвал он, — прочтите.

Моторист прочел.

— При каких обстоятельствах бывают такие посадки?

— Возможно, вышел бензин…

— Или отказал мотор?

— Товарищ капитан, разрешите отправиться к самолёту, я проверю! — сказал Суханов.

Начальник штаба пристально посмотрел на моториста.

— Хорошо, товарищ старшина, — сказал он, — включим вас в аварийную команду… Возможно, удастся эвакуировать машину с поля боя, и тогда разъяснится, по чьей вине произошла вынужденная посадка.

— Так точно, — машинально сказал Суханов, стараясь ещё раз представить себе, что случилось с Горюновым. Почему отказал мотор? Жив ли Саша?

«Азии» было сообщено, что к указанному квадрату выезжает аварийная бригада.

В команду эту подобрались своего рода любители, народ бойкий, видавший виды: инженеры и техники, специалисты по моторам, по всем видам крылатых машин, и отчаянные разведчики, имевшие при себе лыжи и белые халаты зимой, маскировочные комбинезоны летом.

Получив приказ, команда собралась с быстротой пожарников.

Суханов едва успел вскочить в кузов видавшего виды грузовичка. Он много слышал о приключениях «аварийщиков», как их прозвали мотористы, но никого из них не знал. Вначале ехали молча. Потом закурили. Потом разговорились.

— Плохое твоё дело, — сказал, затягиваясь папироской и освещая свои обвисшие рыжие усы, один из солдат, — ясно, по неисправности сел самолёт… Твоя вина.

— Отчего ж, а может, какая пробоина… Или какая другая причина, от него независимая, — тут же возразил ему другой солдат.

На душе Суханова было так тяжело, что и передать нельзя. Безучастно посматривал он на дрожащий свет ракет, обозначавших передовую, не отворачивая лица от встречного ветра.

Опытный шофёр осторожно провёл грузовичок к передовым позициям и остановился в овражке, недалеко от командного блиндажа.

Караульный проводил Суханова к пехотному командиру. Офицер внимательно прочитал записку начальника штаба, подсвечивая себе карманным фонариком, и усмехнулся:

— Легко сказать — эвакуировать самолёт. А вы знаете, где он уселся? На ничьей земле. Среди минных полей. И местность — ну просто гиблая… Да, впрочем, пойдёмте, сами увидите.

Командир подвёл моториста к переднему краю позиций. Суханов вместе с ним поднялся в наблюдательное гнездо, устроенное на дереве, и увидел чистое, гладкое пространство замёрзшего озера. Несколько островов, покрытых елками. А на том берегу озера — лесистую высоту, занятую противником.

— Внутри высоты — крепость, — шептал ему командир на ухо. — Из глубоких амбразур в нашу сторону направлены пушки… Вся местность вокруг простреливается… И надо же ему было в таком месте сесть… Ничья земля, — указал командир на замёрзшее озеро, — с островов уползли даже мыши.

Суханов присмотрелся и вздрогнул:

— Самолёт!

На льду озера как на ладони сидел самолёт, слегка накренившись в одну сторону, словно озябший снегирь. Его тень лежала рядом с ним тёмным крестом.

Всё вокруг было залито сильным лунным светом. Снег сиял и переливался синими огоньками.

Среди этой спокойной глади выделялись какие-то угловатые бугорки.

— А это что?

— Убитые лежат…

Командир подал Суханову бинокль.

— А вон — белая лошадь… Это фашисты пытались увезти самолёт. Прорыли снежную траншею да и крались из-за островка. А лошадей, окрашенных в белый цвет, на поводу вели. Мы и ударили. Одна — копыта кверху. Сама белая, а копыта не покрашены. Хорошо видно… Очень трудно будет подкрасться… Уж лучше бы уничтожить его… Всего два выстрела вот из этого орудия. — Командир погладил стальной белый надульник замаскированной пушки.

Мгновенно рядом выросли артиллеристы.

— Постойте, — прошептал Суханов, — у нас есть свой план.

За Сухановым, как белые тени, ходили всюду два разведчика. Они откинули марлевые забрала, и он видел то тёмное лицо одного, то заиндевевшие усы другого.

— Ночь светла… цыган лошадь не украдёт, а вы самолёт думаете утащить… Да разве это можно!

— Можно, но трудно, — вздохнул усатый.

— Трудно, но можно, — добавил смуглолицый.

— Конечно, попытка не пытка, — согласился пехотный командир и пообещал поддержать огнём.

Договорились, что пехотинцы помогут разведчикам миновать передний край и обойти минированные поля.

У разведчиков оказались при себе бинокли, и они долго молча осматривали окрестность.

Смотрел в сильный командирский бинокль и Суханов.

На озере, открытом всем ветрам, стоял одинокий самолёт. На него глядело множество глаз с той и с другой стороны. На него были наведены стволы пушек. Стоило показаться около него людям, стоило самолёту пошевелиться, — вихри огня и железа смели бы и людей, и самолёт, как сор.

И всё-таки Суханов надеялся его украсть.

Разведчики прониклись его желанием. Они обрядили Суханова в белый халат, взятый у кого-то из товарищей, глубоко надвинули ему на глаза стальную каску, выкрашенную в белый цвет.

Они научили моториста, как лучше ползти, как затаиваться, как объясняться знаками. Спросили, вытерпит ли он, не крикнет ли, если ранят, не простужен ли он, не бывает ли у него кашля. Они узнали, как его зовут, и сказали свои имена. Усатый оказался Петром Петровичем Веселовым, а смуглолицый носил фамилию Дежнев.

Наконец всё было готово, и разведчики поползли.

Долго ползли.

Суханов потерял ощущение времени, словно и оно остановилось в ожидании.

Разведчики ползли всё медленней, подолгу затаиваясь и прислушиваясь. Они держали путь на маленький островок, покрытый несколькими ёлками, находившийся недалеко от самолёта.

Вдруг раздался шёпот Дежнева:

— Стой! Тсс…

Суханов увидел перед собой рыжий носок унта, торчавший из снега.

Сердце его замерло, это была знакомая обувь…

…Сколько раз поддерживал он этот носок, помогая лётчику забираться в кабину самолёта. Суханов онемело смотрел, как разведчики, навалившись на Горюнова, зажимают ему рот ладонями.

Он чуть не закричал, не в силах понять, что это значит. А через минуту моторист и лётчик лежали обнявшись и жарко шептались:

— Как же ты уцелел?

— И сам не знаю…

Суханов увидел, что лицо лётчика черно от масла.

— Пуля пробила маслопровод? — спросил он шёпотом.

Горюнов кивнул головой.

Разведчики лежали рядом, посасывая снег и прислушиваясь, не ползёт ли кто с той стороны.

Среди ночи от Балтики подул сырой ветер. Набежало облако и закрыло луну. Посыпался густой снег и на какие-то минуты скрыл и лес, и озеро.

За первым снежным облаком набежало второе.

— Жора, — прошептал Горюнов, — если бы починить маслопроводку и завести мотор, я бы смог отрулить за большой остров, а там взлететь…

— Если бы самолёт затащить хоть на этот островок, мы бы его замаскировали белым пологом и ветвями, — прошептал Суханов.

— Попробуй его шевельни…

— Да… А что, если островок перетащить к самолёту! Взять все эти ёлки и перетащить…

— Как ты сказал?

Суханов помолчал.

— Это очень даже просто: сразу все ёлки снять и воткнуть вокруг самолёта… А его затянуть пологом, и со стороны противника будет похоже на островок…

— Им покажется, что самолёт исчез, а остров на месте? — Горюнов сначала усомнился. Но вскоре он уже подсчитывал ёлки, прикидывал в уме расстояние от островка до самолёта и представлял его внешний вид со стороны фашистов.

Скоро рискованный план был продуман во всех деталях.

Выслушав его, разведчики молча принялись действовать. Веселов уполз за маскировочным полотном. Суханов с Дежневым подрылись к ёлкам и начали их подрезать. Ёлок оказалось всего восемнадцать штук. Семь средних и одиннадцать совсем маленьких, но с густыми ветвями.

Приготовив ёлки так, чтоб они сломались от лёгкого нажима, вернулись к самолёту, прокладывая под снегом норы.

Пришлось подождать Веселова. Когда он явился, притащив с собой маскировочный полог, они оползли самолёт и расстелили полог, присыпав его по краям снегом.

И вот набежало новое облако. Всё вокруг потемнело. Снег посыпался обильно и шумно, сухой, крупный.

Не сговариваясь, Суханов и Горюнов поднялись, сломали как можно больше ёлок и бросились к самолёту. Навстречу им промчались, как тени, в своих белых халатах разведчики.

Ёлки ломались с лёгким хрустом и переносились к самолёту, словно по воздуху. Суханов и Горюнов с кошачьей ловкостью взобрались на самолёт и натягивали на него тонкое полотнище, стараясь не застучать, не заскрипеть.

Это были опаснейшие минуты. Облако могло пронестись слишком быстро и открыть подвижной белёсый занавес снегопада раньше, чем станет на место необычайная декорация…

Две-три ёлки, оставшиеся на своём месте, стоили бы жизни всем четырём людям.

Но разведчики действовали быстро и точно. Когда облако пронеслось и луна щедро озарила озеро своим холодным сиянием, они уже лежали под белым пологом, держа в руках последние ёлки.

Теперь все зависело от того, насколько искусственный остров похож на настоящий.

С вражеской стороны возник ослепительный сноп света. Прожектор… Сейчас же по нему ударили наши пушки. Прожектор погас. Заговорили фашистские орудия. Началась артиллерийская дуэль.

Четыре человека облегчённо вздохнули. Теперь хоть стучи, хоть смейся — не услышат. Над тонким брезентом с надрывным стоном пролетали снаряды.

На земле с дребезгом рвались мины. Гулко трескались расколотые деревья, и глухо ухал взорванный лёд. Вся ночь наполнилась таким хаосом диких звуков, что оглушённые разведчики стали громко разговаривать.

Суханов, забравшись на мотор, забыл обо всём остальном. После долгой возни он вскрикнул от радости и показал Горюнову пулю — виновницу его вынужденной посадки. Суханов подносил её к глазам и рассматривал эту приплющенную пулю с восторгом, с каким ребёнок рассматривает вырванный больной зуб.

Разведчикам казалось, что моторист и лётчик работают слишком медленно. Ведь скоро рассвет, и тогда вся хитрая проделка может раскрыться.

— Ну как, машина-то к утру взлетит?

— К утру взлетит, — весело ответил Суханов.

Разведчики поняли, что ремонт раньше утра не кончится. Им тоже нашлась работа. Пришлось ещё раз сползать к своим и притащить термосы с горячим маслом, которые привезла аварийная команда.

Таща за собой термосы, разведчики проделали в снегу две глубокие полосы. И недаром. Они пригодились.

Ремонт был закончен действительно к утру. Когда стала на место последняя трубка, Суханов стал прогревать мотор, поливая его горячим маслом.

Рассвет поднялся над лесом, озаряя полнеба. По ничьей земле пошли розовые блики. Порозовел снег, порозовели восковые лица убитых.

С вражеской стороны посмотрели и не увидели самолёта.

И остров стоял на месте, и убитая лошадь лежала, как прежде. А самолёта не было. Две широкие полосы тянулись к лесу.