Исторические романы и детективы. Компиляция. Книги 1-12(романы-рассказы)

VI

Василий истомился. Жажда мести, страстная любовь к Наташе незаметно разгорались в нем и теперь пылали пожаром, а Стенька Разин словно забыл про свои походы в этой Астрахани.

– Батько! – говорил иногда Василий Разину.

– Чего, сынку?

– Да когда ж мы на Саратов пойдем, скажи на милость?

– А что, сынку?

– Да терпеть не могу больше! Смотри, государь стрельцов нашлет – и не осилим Саратова.

– Ну, ну! Мы их всякую силу разобьем. Не бойсь! А ты потерпи малость. У нас сказывают: «Терпи, казак, атаманом будешь!»

– Нельзя раньше, – таинственно объяснял ему Фролка, – вишь, братан заказал два струга обрядить. Хоругви новые сделать.

– Для чего два струга?

Фролка понижал голос до шепота:

– Один для Никона – патриарха, а другой для царевича Алексея Алексеевича!

– Да ведь он помер?

– Нишкни! Это бояре выдумали. Они его извести хотели, а ен до Степана убег. Теперь с нами!

Василий качал головою:

– А Никон отколь?

– С Белоозера. Его оттуда наши казаки своровали.

Василий успокаивался на время, но потом вновь начинал тосковать. Виделись ему странные сны, чудились наяву странные видения. В ушах и во сне, и наяву звучал призывный голос Наташи: «Вася, Вася!«Он даже иногда испуганно оборачивался, так явственно слышался ее голос.

За последние дни мгновенье за мгновением вставали в его уме воспоминания своего позора, разорения и нового позора. Он просыпался иногда от мучительной физической боли, трогал спину, омоченную потом, и она казалась ему окровавленной. Он рычал от жажды мести и царапал свою грудь руками.

А Разин пил в кружале день в день, в вине ища и вдохновенья, и силы.

Однажды он вдруг обратился к Василию:

– Иди на митрополичий двор. Возьми у него старшего сына князя Прозоровского, Бориса, и приведи пред мои очи.

Василий тотчас встал, позвал с собой десять человек из своего отряда и пошел.

Митрополичий двор казался крепостью.

Вкруг него окопали ров, за тыном насыпали вал и наставили пушки.

– Ей, ей, ей! – закричал Василий. Из‑за тына показалась голова служки:

– Чего тебе?

– Впусти или прикажи выслать мне Бориса, сына воеводы. Степан Тимофеевич приказывает!

Служка скрылся. Полчаса спустя открылись ворота, и из них вышел красивый юноша.

– Я княжой сын! – сказал он громким голосом. – Что надо!

– Велено тебя к атаману вести!

– К Стеньке? Веди, молодец, – отвечал юноша, и Василий невольно подивился его бесстрашию.

С светлым, улыбающимся лицом, ясным взглядом остановился он перед страшным атаманом.

– Чего тебе от меня надобно? – спросил он его. Стенька Разин оглядел его исподлобья мутным взглядом:

– Нонче ночью про вас, воров, думал. Где таможенные деньги, что сбирались с торговых людей? Отец твой ими завладел и промышлял.

– Николи отец мой этими деньгами не корыстовался! – с гневом, вспыхнув, ответил юноша. – Не видел их даже. Сбирались они головами, а головы приносили все в приказную избу, а принимал их подьячий денежного стола Алексей Алексеев с товарищами. Все деньги ушли на жалованье служилым. Спроси хоть у подьячего. Он жив!

– Сыскать! – коротко сказал Стенька.

Васька Ус спешно выбежал. Воцарилось молчание. Разин пил, изредка угрюмо вскидывая глазами на молодого Прозоровского, а тот стоял свободно, заложив за спину руки, с легкой усмешкой на устах.

– Хочешь казаком быть? – вдруг сказал Разин. – Присягни мне и казачеству, я тебя есаулом поставлю!

Юноша тряхнул головою.

– Николи я с разбойником и татем быть в одном не хочу! – ответил он.

Разин криво усмехнулся.

– Добро! – сказал он.

– Може, выпить хочешь? Медку? – вдруг снова предложил он Борису. Тот только покачал головою.

В это время Ус притащил подьячего. Он скрывался тоже у митрополита. Это был пожилой, лет сорока, человек.

– Где таможенные деньги? – спросил его Стенька.

– Служилым людям раздали! О ту пору стрельцы к воеводе приступили за жалованьем, – ответил подьячий.

– Видишь! – сказал юноша

Стенька злобно хлопнул кулаком по столу.

– Врет он, коровий помет! Казаче, повесьте его за правый бок на крюк! Пусть его повялится малость! – сказал он, кивая на подьячего.

Юноша грустно взглянул на него.

– Прости меня, Алексей, – сказал он.

– Бог с тобою! – ответил тот. – И тебе, вьюноша, разбойник крест уготовал.

– Увести его! – закричал Стенька, вскакивая.

– Ну, а где животы ваши? – спросил он, подскакивая к Борису. Тот даже не двинулся.

– А животы наши твои же люди ограбили. Наш казначей все сдал, а твой есаул Василий Ус увозил от нас.

– Ну, ну, добро! Все твоя правда! – усмехнулся Степан. – А казаком не хочешь быть?

– Не хочу с ворами вязаться!

– Ну и то добро! – сдерживаясь и весь кипя, промолвил Степан. – Приведите мне со двора его другого брата!

Борис побледнел:

– Атаман, что ты задумал?

– А так! Пожартовать!

Казаки с шумом принесли младшего сына воеводы. Ему было только восемь лет. Он испуганно прижался к брату.

– Как звать тебя, пащенок? – спросил его Степан.

– Борис! – тихо ответил мальчик.

– Тоже Бориска! Ну, ин! Так вот что, – обратился он к старшему, – или ты целуй крест на казачестве, или я твоего братишку за ноги подвешу.

Юноша побледнел как полотно, но, ни минуты не колеблясь, сказал:

– На то ты и разбойник! А душой кривить я не стану!

– Ну, ну! – прохрипел Стенька – Возьмите его!

Мальчик заплакал и прижался тс брату.

Юноша склонился над ним.

– Не плачь, Боря, они все добрые! Они с тобою поиграть хотят. Иди с ними! – он нежно перекрестил его и поцеловал.

– А возьмите и этого пса и подвесьте рядом! – вдруг приказал Стенька, кончая свой суд. – Пить будем!..

И он снова пил, не трогаясь с места. «Когда же?» – с тоскою думал Василий.

– Батько, да что ж ты это? – наконец заговорил он снова.

– Ну, ну, – ответил ему ласково Стенька, – я ужо тебя за то потешу. Пожди малость!

В тот же день, сидя в кружале, он приказал сыскать какого‑либо подьячего.

Полчаса спустя к нему привели низкорослого, белобрысого подьячего; глаза его испуганно бегали во все стороны, маленькая бородка дрожала словно лист на ветке. Он вошел и упал на колени перед Степаном.

– Как звать тебя?

– Наум, батюшка! Наум, милостивец!

– Подьячий?

– Подьячий, батюшка! Кружечного сбора приказа, милостивец!

– Грамоту знаешь?

– Знаю, батюшка! – и при каждом ответе подьячий стукался крепко лбом в землю.

– Ин, – сказал Разин, – садись туты и пиши ты мне прелестные письма. А в тех письмах напиши, что всем холопам и кабальным и крепостным будет воля. Станут все казаками, воевод и бояр уничтожать; они – враги государевы, дьяков и подьячих тоже!

Наум дрожал мелкою дрожью и в такт его речи кивал головою, повторяя последнее слово.

– И будут сами себе головы. Напиши, что бояре в злобе своей патриарха Никона заточили, а царевича Алексея Алексеевича извести хотели, а они ко мне убежали, и ноне я их на Москву к царю везу! Стрельцам тож напиши. Понял?

– Понял, батюшка!

– Садись и пиши! Вина хочешь?

– Для ясности, – с жалкой улыбкой сказал подьячий.

– Лакай! Дайте ему водки жбан! Да пиши складно, умилительно!

Подьячий примостился на другой конец стола Стенька пил и начал говорить Василью:

– Хотел я удружить тебе, ну, так и сделаем. Я‑то сам еще через три дни пойду, а ты иди завтра в утро. С тобой твои сорок, да дам тебе еще две сотни молодцов, да казаков сто с Гришкой Савельевым. Ты атаманом будешь, он есаулом. Иди и бери Саратов! Вот!

Василий даже вскочил от волнения.

– Батько! – воскликнул он.

– Рад? То‑то! Я для своих всегда ласков. Нонче вот мы этих писем изготовим и я с ними нищих вперед пошлю, чтобы кидали везде. А утром ты иди!

У Василия от радости захватило дыхание. Завтра. В четыре, пять дней они сделают переход – и берегись воеводы и Лукоперовы!

– Готово, што ли? – окрикнул подьячего Степан.

– Готово, милостивец! Дозволь прочесть!

– Чти!

Подьячий дрожащим, гнусавым голосом начал чтение. Степан слушал и кивал головою.

– Так, так! – говорил он. – Ладно, щучий сын! Ишь ты!

И когда окончил подьячий чтение, он ласково кивнул ему головою:

– Поднеси ему, Вася, меду!

Василий поднес. Подьячий расцвел от удовольствия и выпил.

– А теперь повесьте его, казаче! – сказал равнодушно Степан.

Маленький подьячий побледнел и отшатнулся. Кружка упала у него из рук.

– К… как? – пролепетал он.

– Повесить! – повторил Степан. – Потому ты подьячий – сорная трава, крамольное семя! Ну же, хлопцы!

Подьячий стоял словно окаменелый. Нижняя челюсть у него отвисла, но когда казаки схватили его за плечи, он вдруг вырвался от них и в исступлении закричал:

– А ты коли так – вор! Вор, вор! Я тебе работу справил, а ты насмеялся, да еще повесить! Это за добро! А еще батько! К малым добер, бают!..

Бороденка его тряслась, глаза почти вылезали из орбит. Он был смешон и жалок в своем гневе. Казаки снова ухватили его, но Стенька махнул им рукою.

– А что ж мне с тобой делать, скажешь? – спросил он, щурясь.

Подьячий даже подпрыгнул, сжав кулаки:

– Вешать, вешать, разбойничья твоя душа! Твои слуги верные дом мой разграбили, женку опозорили да убили, ребятеночка на копье взяли. А мне что ж? Вешай, милостивец!

– Да коли ты подьячий, – задумчиво сказал Стенька, – коли ты с людей за все про все калым брал…

– А то не брать? Мне от государевой казны шло два рубля в год, да однорядка, да шапка, да муки шесть восьмин. Тут и живи! А у меня семьишка. Всякому хлеб жевать хочется. И много ли брал? Два, три алтына, много, коли гривну!..

– А и то! – сказал вдруг Степан. – Коли воевода брал, чего ему, маленькому, делать было? Иди, Наум!

Подьячий быстро мотнул головою и приготовился бежать.

– Да стой! – остановил его Степан. – Чтобы ты о нас дурное не мыслил, на тебе зараз пять рублей, – он кинул ему пять тяжелых монет. – А ты, Вася, – обратился он к Усу, – его своим писарем сделай да избу ему дай. Пусть живет!

– Милостивец ты мой! Свет красно солнышко! – закричал подьячий, бросаясь к Степану, но тот уже нахмурился.

– Уходи, а то раздумаю! – проговорил он.

Подьячий отпрыгнул от него, что стрела от тетивы, и зайцем бросился из кружала.

Степан с написанными листами обратился к Волдырю.

– Ну, мой верный Иваша, отдай нашим писчикам. Пускай всю ночь пишут и день весь, а десять листов сейчас пусть изготовят. А в ночь дать их Егорке – слепому да Петрушке – безногому. Пущай с ими в Саратов поспешают. А ты, Васинька, значит, завтрова утром. Так?

– Так, так! – ответил радостно Василий. – Спасибо тебе, атаман!