Том 6. Рассказы. Золотопромышленники

I

…На улице бушевала снежная метель. Ветер так и рвал, бросаясь из стороны в сторону, как сумасшедший. Сухой и рассыпчатый снег носило по улицам белым столбом. У пешеходов захватывало дух, и даже уличные фонари едва мерцали, точно самому огню делалось холодно. Зато как хорошо было теперь в старинном двухэтажном каменном доме Шелковниковых, который глядел на улицу ярко освещенными окнами. В высоких комнатах так тепло, и замерзавшая на улице голь смотрела в окна с завистью. Некоторые даже останавливались, чтобы хоть издали полюбоваться, как добрые люди живут на белом свете. Но окна нижнего этажа были завешены шелковыми драпировками, а верхние были высоко.

В угловой гостиной, богато омеблированной в стиле сороковых годов, собралась веселая компания. Молодые лица совсем уже не гармонировали с тяжелой старинной мебелью из цельного красного дерева, старомодными низенькими драпировками и чахоточной бронзой стиля empire. На десертном столе, перед диваном, на тонкой высокой ножке стояла старинная лампа, – она давала так мало света, что углы комнаты терялись в темноте.

– Бабушка, миленькая, позволь нам подурачиться, ведь теперь святки! – упрашивала девушка лет двадцати с таким красивым и типичным лицом.

– Грешно, Клавдия, – строго отвечала сидевшая на диване старуха, одетая в косоклинный старинный сарафан. – Разве я мешаю вам: играйте во имолки[9], олово топите, гадайте, а столы вертеть грешно.

– Да мы немножко, бабушка… А мысли отгадывать можно, через влияние?..

– Клавдия…

– Ничего, бабушка: грех на нас взыщется, – решил молодой человек, шептавшийся с двумя горными инженерами. – Вот мы все грехи на горное ведомство запишем или на доктора…

– Мы согласны, Марфа Захаровна… – в голос повторили молодые люди, окружая старуху. – Клавдия Семеновна интересуется последним словом науки.

Дремавший в глубоком кресле лысый старик проснулся и присоединился к молодежи:

– Мамынька, в самом-то деле… нельзя же-с…

– А тебя кто спрашивает, Капитоша? – резко оборвала его старуха.

– Да мне все равно, мамынька… я так-с… гм…

Старик посмотрел кругом мутными глазами, откинул голову на спинку кресла и опять задремал. Это еще сильнее развеселило неугомонную молодежь: дядя Капитон боялся матери, хотя самому было уже под шестьдесят.

– Ну, господа, усаживайтесь, – командовал молодой человек. – Клавдия, садись вот к этому круглому столу… а вы, господа, составите цепь. Доктор, пожалуйста, руководите всем, и чтобы все серьезно.

– А Капитон Полиевктович не примет участия? – спрашивал доктор.

– Нет, у него руки трясутся…

– А… что? – спрашивал старик впросонках. – Мамынька, я тово…

– Бабушка, миленькая, не сердитесь… – ласкалась к старухе Клавдия. – Это так интересно… Вот сами увидите.

– Коли Полиевкт захотел, так уж разве сговоришь, – ворчала старуха, любовно поглядывая на красавицу-внучку. – Окружили вы меня совсем… Статочное ли это дело, чтобы столы вертеть?

Кругом небольшого столика молодежь образовала живую цепь. Клавдия попала между доктором и кудрявым горным инженером. Десять молодых рук соединились на лакированной поверхности небольшого столика с точеной ножкой. Лица были напряженно-серьезны, и все старались не смотреть друг на друга. А молодое, нетронутое веселье так и подымало всех: смешно сердилась бабушка, смешно похрапывал в кресле дядя Капитоша, и недоставало пустяков, чтобы это веселое настроение прорвалось дружным смехом. Всех серьезнее оставалась Клавдия, в красоте которой чувствовалось что-то такое болезненное, особенно в больших, темных глазах, опушенных тяжелыми, бархатными ресницами. Она изредка посматривала на брата и строго складывала полные губы. Полиевкт Шелковников являлся последней отраслью вымиравшего богатого рода, и на нем покоились все надежды Марфы Захаровны. В нем, в этом внучке, она любила все свое прошлое и все будущее фамилии Шелковниковых. Вот и теперь она не умела ему отказать и с тайной грустью смотрела на красивую черноволосую голову, наклонившуюся над столом.

– Господа… начинается… – шептал неизвестный голос.

– Тсс!..

Деревянный круглый столик действительно сделал нетерпеливое движение и легонько стукнул деревянной ножкой. Молодые люди совсем замерли в ожидании дальнейших движений. Но в самый интересный момент, когда стол начал подниматься одним боком, в дверях появилась коровница Афимья с подойником в руках и полотенцем через плечо, отвесила по-раскольничьи низкий поклон и певуче проговорила:

– Матушка, Марфа Захаровна, благословите коровушку подоить…

– Бог тебя благословит… – ответила Марфа Захаровна.

Эта маленькая сценка вызвала сдержанный смех, и стол перестал двигаться. Полиевкт вскочил и резко проговорил:

– Что это, бабушка, в самом интересном месте помешали… Ведь это же невозможно, наконец. Понадобилось какую-то глупую корову доить… Это… это черт знает, что такое!..

– Как ты сказал, миленький? – спросила тихо старуха. – С кем ты разговариваешь-то?

– Ну, бабушка, не сердись… миленькая… – уговаривала Клавдия. – Поля, а ты не груби бабушке. Не велика важность: сядем во второй раз, и только.

– А ты что за заступница выискалась? – оборвала ее старуха, – У него свой язык есть… Как он разговаривает-то с бабушкой?..

– А… что?.. Я ничего, мамынька… – бормотал проснувшийся Капитоша и с удивлением посмотрел на всех своими мутными глазами.

– Делайте, как знаете… – решила Марфа Захаровна и принялась за свое вязанье.

Наступила неловкая пауза, а потом Полиевкт сказал, не обращаясь ни к кому:

– Все равно теперь ничего не выйдет со столом… Господа, лучше займемтесь внушением мыслей. Доктор, вы будете делать внушения, а Клавдии давно хотелось испытать на себе это состояние гипнотизирования…

Он все это проговорил уверенным, немножко задорным тоном, чтобы отплатить бабушке за проклятую коровницу, которая всегда при гостях заявится в гостиную и только срамит. Положим, свои люди привыкли к таким допотопным порядкам, а вот как образованные люди подумают про них… Вместо стола вот тебе, бабушка, угадывание мыслей, да еще пусть Клавдия первая подвергнется испытанию.

– Вы согласны, Клавдия Семеновна? – изысканно-вежливо спрашивал доктор, поправляя пенсне. – За полный успех первого опыта я не ручаюсь, но нужно пройти целую школу таких внушений…

– Да, я согласна… – твердо выговорила девушка и сама испугалась собственной смелости: и достанется же ей от бабушки, когда гости разойдутся!

Марфа Захаровна сделала вид, что ничего не слышит, и наклонилась над вязаньем. Спорить с Полиевктом было бесполезно, и запретить прямо тоже нельзя: убежит из дому, только его и видел. А Клавдия-то, тихоня-то, хороша?.. Так и отрезала, как ножом. «Будешь ты у меня сегодня на поклонах в моленной стоять!» – сердито думала старуха, довольная, что могла сорвать сердце на внучке.

– Что мы загадаем для первого раза? – спрашивал доктор, когда Клавдия вышла в залу и двери за ней были затворены.

– Пусть она подойдет к дяде, погладит его по голове и переведет на диван, – предлагал Полиевкт.

– Нет, это очень сложно для первого раза… Будет достаточно одного действия, – сказал доктор.

Решено было, что девушка подойдет к Марфе Захаровне и возьмет у нее платок из кармана.

– Полиевкт, ради ты Христа… – жалобным голосом проговорила Марфа Захаровна, бросая вязанье. – Снимешь ты с меня голову!

– Что же, бабушка, мы можем и бросить… – холодно ответил внучек, пожимая плечами. – Извините, господа, у нас все грешно… Пойдемте лучше куда-нибудь.

– Ах, делайте, как знаете… – застонала Марфа Захаровна, отмахиваясь рукой.

Когда девушка вернулась в гостиную, доктор завязал ей глаза платком, поставил среди комнаты и, положив руки на плечи, проговорил:

– Вы старайтесь, Клавдия Семеновна, решительно ни о чем не думать… А вы, господа, упорно думайте о загаданном.

Наступила мертвая тишина. Марфа Захаровна со страхом смотрела то на внучку, то на доктора и потихоньку читала Исусову молитву. Да не греховодники ли, что придумали… На беду и лестовка осталась в моленной, а то бы по счету прочитать сорок раз молитву-то, все же легче. Полное лицо Марфы Захаровны, когда-то замечательно красивое, теперь имело такой испуганный и жалкий вид, что даже Полиевкт пожалел ее про себя. Если бы не гости, он приласкался бы к ней и даже попросил прощения; но ведь вот эти инженеры видели коровницу, как она в своем кубовом затрапезном сарафане залезла в гостиную, да еще с подойником… Будут смеяться над ними, разнесут по всему городу.

– Угодники-бессребреники, помилуй нас… – шептала старуха, закрывая в ужасе глаза, когда Клавдия нерешительно сделала два шага к ней.

– Тсс!..

Сначала движения девушки были нерешительны. Она, видимо, колебалась, и тонкие пальцы рук судорожно сжимались. Но потом она пошла прямо к столу, пощупала скатерть и потянулась к бабушке. Это движение заставило Марфу Захаровну придвинуться в самый угол дивана, и она умоляюще протянула руки вперед. Еще один шаг, и девушка взяла ее за руку, стала ощупывать сарафан, но в этот момент в дверях показалась кухарка Фекла. Марфа Захаровна махнула ей рукой, чтобы убиралась, но Фекла только растворила испуганно рот и что-то маячила руками.

– Да чего тебе?.. – сердито спросила Марфа Захаровна.

– Ох, матушка родимая… приехал… – бормотала Фекла.

– Да кто приехал-то, говори толком.

– Ох, сам приехал… Садок приехал, матушка, велел тебя посылать…

На несколько мгновений Марфа Захаровна совершенно оторопела, точно по ней выстрелили, но потом быстро поднялась, на ходу поправила шелковый платок на голове и почти бегом бросилась из гостиной. Клавдия сорвала повязку с глаз и смотрела с ужасом на брата.

– Кажется, что-то случилось? – заговорил доктор, оглядываясь. – Мы можем повторить сеанс в другое время…

– Нет, все это пустяки… – с деланным смехом ответил Полиевкт и прибавил: – Это старичок один приехал, из наших… Он у нас за святого слывет.

– А… что? – спрашивал Капитоша, просыпаясь. – Кто приехал?

– Садок приехал, дядюшка, – объяснял Полиевкт. – Не желаете ли его встречать идти?

Старик смешно вытянул губы, сморщился и только заморгал глазами.

– А… Садок… ну его… – бормотал Капитоша, снова погружаясь в свою дремоту.

Клавдия бросилась вдогонку за бабушкой и настигла ее только у самой лестницы. Старуха с несвойственной ее годам живостью хотела спускаться в нижний этаж.

– Бабушка, куда вы?.. Позвольте, лучше я сбегу вниз и приведу его к вам.

Старуха посмотрела на нее непонимающими глазами и укоризненно покачала головой.

– Лестовку… в моленной… – проговорила она упавшим голосом, начиная спускаться по лестнице; с одной стороны под руку ее поддерживала Фекла, а с другой – Афимья.