ПВТ. Лут

Глава 7

Самой большой ошибкой людей и прочего классического сброда было восприятие Третьих, как сродственников одного вида. То же самое справедливо было и в отношении Вторых.

Образцов Третьих за Триумвират было получено достаточно. Хватило на изучение и Башне, и Ивановым. И вот — людьми они не были ни разу. Совершенно другая инакость, в смуглом, гладком гуманоидном флаконе.

Волоха лично изучал материалы групп исследования. Гисторы провели колоссальную работу: кропотливый сбор и анализ данных, статистика, диаграммы-графики, бесконечные препарирования… Но в изучении рапцис морено они — увы! — продвинулись лишь на пару шагов от общей заданной длины.

Никто не мог сказать точно, откуда, с какой глубины Третьи пришли в Лут. Из какого сенота выбрались, из какой гармошки выскочили, какой точкой прокола воспользовались. Пытки и сканеры не давали ответа. Допрашиваемые и приборы либо лгали, либо молчали, либо издевались.

Они были, казалось, всегда. Жили особняком, выбирая себе Хомы, обильные водными ресурсами и темными, цветущими лесами. Строили свои дома — всегда разнообразно черные, завораживающего вида каскадные сооружения, подчиняющиеся иным законам физики. Радушно встречали гостей, а врагов, кроме Вторых, у них не было. Размножались внеутробно — онтогенез проходил в вакуолях, пузырях-эластиках, сращенных между собой стенками и надежно укрытых внутри черной воды колодцев Хомов-рокариев.

Их дети — странноглазые смуглые малютки, длинные пальцы, зубастые рты — сочетали в себе признаки обоего пола, и только к пяти годам, под влиянием сопряжения внутренних механизмов и механики наружной среды, происходило окончательно созревание и разделение. Самки гибли. Кажется, они так и не могли адаптироваться к жизни в Луте. Самцы обладали насыщенной Лутовой красотой, необоримо притягательной для людей и других тварей.

Для передачи информации или обмена эмоциями они сплетали шерл. Люди так и не сошлись во мнении, что представляют собой эти странные образования, которые носили на головах Третьи. Информационные облака, совокупность текучего мрака, рой символов, нечто, заключенное в физическую форму твердых выростов эпидермиса. Для простоты эту прихотливую странную область назвали шерл, в честь имени черного камня. Рапцис морено сливали шерл в одну агатовую массу, разливающуюся округ воздушным морем, блестящим, словно наисвежайшая смола. Единая грибница разума.

Письменности у Третьих не было, всю информацию они хранили в воде своих Хомов-рокариев. Непрозрачная, ледяная жидкость запоминала и несла в себе объем знаний, достойный сонмов библиотек. Читать ее умели только сами морено.

И их страшные танцы — тягучие, захватывающие, от которых у противника вскипали мозги и глаза, от которых на лагерь падал чугунный мороз, а реки бесились, как кони…

В Триумвират Третьи редко позволяли себе показаться на людях без шлемов, каким-то образом вмещающих в себя весь смертельный груз волос. Своеобразный знак добрых намерений, вроде меча, вложенного в ножны. Волохе доводилось держать в руках эти шлемы — они словно ничего не весили, но прочны были на диво. И того же матово-смолистого оттенка, что и ангоб, смоляные доспехи Третьих, цельнокроеные, мягкие, облегающие как перчатка, как вторая кожа, идеально укрывающая тело.

Третьи были ориентированы на соблазнение, как Вторые на управление глубинными тварями Лута. Пока гисторы бились над вопросом, как именно они используют полученный ДНК-код, черноволосые продолжали свое дело, сливались с представителями прочих рас, подставляли свои тела под взятку генетического материала.

Их иерархи никогда не появлялись на людях. Не контактировали ни с кем — уже после исчезновения Третьих любопытствующие мародеры и странствующие ученые вдоволь набродились по оставленным, затопленным душной зеленью, янтарно-черным развалам их дворцов. Везде натыкались на одно и то же. В помещениях не было дверей, как не было собственно стен и окон. Колонные анфилады, и половина пространства, отданная на откуп глубоким рукотворным бассейнам, вровень с полом полным темной водой.

Никто не рисковал черпать оттуда.

Обычная вода, по всем параметрам, уверяли гисторы. Обычные бездонные бассейны. Рядовой случай исчезновения целой расы.

Как они умирали — тоже было под вопросом. Ивановым, исследователям Башни и Первым никогда не попадались старики, все подопытные были молодыми, прекрасно обученными солдатами мужского пола..

В плане сбора генетической информации они были неутомимыми, страстными и изобретательными. Самозабвенными. Взрослая особь Третьих могла соблазнить любое мало-мальски разумное существо.

Кроме Второго, разумеется.

Волоха хмыкнул. Когда им на руки буквально свалился настоящий Третий, пылкий Дятел его едва не пристрелил — на месте, в упор, из всех четырех револьверов и лучших побуждений. О, Ивановы слишком хорошо знали, что за лутово создание вмерзало в лед у них под ногами.

Они вытащили Третьего — выбили из снега, как гадкого утенка какого-то — отволокли на Станцию и сшили, будто разорванную игрушку. У рапцис морено всегда было хорошее тканевое восстановление, и этот молодой экземпляр не стал исключением.

И он не был солдатом, не был рабочей пчелой. Он вырос среди людей и говорил на их языке, и скоро, очень скоро вел себя как обычный юноша, живучий и жизнелюбивый, в свитере на два размера больше, брюках с чужой задницы и старых ботинках.

И Волоха бы погрешил против системы, если бы сказал, что не чувствовал желание.

И именно поэтому он лично загнал парня под карантин, пригрозив отлучить от корабеллы любого, кто осмелится нагнуть Третьего.

И как обычно, капитана слушались все, кроме Дятла, на которого Джуда-Юга действовал, как мормышка на леща.

Но зато именно их группе выпал воистину уникальный шанс вылепить Третьего для себя. Наблюдать его запоздалое, но бурное развитие вблизи. Даже обучать, видит Лут! Вот где по-настоящему пригодились полученные с живых образцов знания.

К моменту их общего выхода в высокий рейс на корабелле, Третий уже был полностью готов к работе.

Правда, непонятным оставался момент отношения рыжего Гаера к Третьему. Если юноше и впрямь невероятно посчастливилось сбежать из Башни, почему ржавый арматор не стал искать его? За Гаером числилось немало славных грешков, но милосердия среди них точно не затесалось.

И этот Второй… Волоха задумчиво качнул головой, затушил сигарету. Ему не впервой было идти на риск вот так вот запросто, по одной лишь леске интуиции. Но совпадений вдруг оказалось слишком много. Как русый ни любил Лут, даже ему это было странно.

Тем более — говорили люди — связываться со Вторыми было куда смертельнее, чем с Первыми.

О Вторых не знали почти ничего.

***

Лин, опровергая клятвенные заверения Дятла, не был совсем уж безнадежным блаженным. Скорее, ему просто не доставало элементарной житейской хваткости. Витальной цепкости, которой с лихвой, с перебором даже, обладал старший названый брат.

Гаер успевал везде. Рулил делами Башни, которая, как знал Первый, обладала монополией на производство и поставку оружия-документов-медикаментов; подрабатывал посредником; заключал договора, расторгал и срывал сделки, стравливал конкурентов, и еще успевал беззастенчиво влезть в его альбом, подергать за хвост, заплести косички и закрутить с какой-нибудь милой девушкой из персонала.

Ну то есть как закрутить… Закрутить саму девушку, скорее.

В тот раз Лин просто хотел очень срочно поговорить с братом, однако на деликатный стук костяшками пальцев никто не откликнулся и Оловянный толкнул дверь плечом. Заглянул, застыл в пороге.

— Эээ… извините.

И быстро ретировался. От стыда и неловкости даже в ушах зашумело.

Проклятая звукоизоляция. И эта девушка так жалобно стонала… Наверное, ей было очень больно, все-таки до чего жестокий у него брат.

***

— Эй, заяц, успел заценить бидоны? — Гаер упал в кресло, и были на нем только сильно помятый килт и разноцветные носки.

Закинул ноги на разболтанный вытертый подлокотник, зыркнул насмешливо из-под густых бровей. Сильно потряс какой-то синей баночкой, открутил крышку и выдул в потолок сразу несколько радужных пузырей.

— Бидоны? — моргнул Лин, залипнув на тонкую красоту идеальных и хрупких сфер.

— Сисяндры, малолетка ты глупая.

— Я не малолетка, а грудь у нее была очень красивая. Гораздо красивее, чем у тебя.

Гаер чистосердечно заржал.

Оловянный покачал головой, вновь уткнулся в альбом. Рисование его всегда успокаивало. В Эфорате не было носителей ХХ-хромосом. Не было детей, не было животных, оттого к девушкам и собачкам Первый относился с трепетным уважением, а дети, и особенно натуральный способ их производства, вызывали у него восторженный ужас.

— Красивая телочка, других не держим, братик. Бабы — они на то нам Лутом и посланы, чтобы мы их имели и радовались, значится, — почесывая волосатую щиколотку, пояснил свое житейское воззрение Гаер.

— Но это же отвратительно!

— Что именно?

— Физическая, то есть плотская сторона любви. — Лин передернул плечами. — Влажно и больно… и стыдно, и неприятно.

— Сторона любви? Любоооовь? При чем здесь… О, Лут… Ваш долбанутый Эфорат, каких инвалидов выпускает в мир, это ж постараться надо. Слушай, заяц. — Рыжий еще раз взболтал мыльную смесь. — Плотское соитие, сплетение, это самое лучшее, что может предложить этот несчастный, по уши в дерьме и брильянтах мир. Трахайся, пока молодой. Помрешь счастливым.

— Я не хочу… трахаться. — Лин покраснел. — И если бы сплетение и впрямь было самым лучшим, то все бы занимались им, а не устраивали бы войны, геноциды и прочее…

— Угу. Посмотрим, как ты потом запоешь.

— И вообще, я хотел поговорить с тобой о другом, — решительно перевел тему Лин.

— Ну? Заинтриговал, колись.

— Отдай мне Серебрянку и выпусти из Башни.

Рыжий поперхнулся новой порцией здорового смеха.

— Да ты никак уморить меня решил, братец?! Нет, деточка, никуда без меня ты не выйдешь. Тем паче с юной корабеллой.

Лин сжал кулаки и не отступил.

— Она зачахнет здесь, как не поймешь? Ты погубишь ее.

— Чушь, — уверенно фыркнул рыжий. — Максимум впадет в анабиоз, они это умеют проворачивать.

— Но ты же хочешь, чтобы она скорее начала приносить тебе пользу, разве нет? Ты сам утверждал, что из нее получится отличная корабелла, быстрая, маленькая и выносливая?

— Я и не отказываюсь от своих слов, Лин, — в дверь кто-то опрометчиво сунулся без стука и Гаер, не отвлекаясь, швырнул в незваного визитера подцепленную с пола хрустальную пепельницу.

— Но она не пойдет ни под тебя, ни под кого другого из твоей команды, — продолжал Лин, сумев не сбиться с мысли.

— Эй, заяц, у меня нет команды. — Хозяин Башни нравоучительно поднял палец. — Только манкурты и наемные, сечешь разницу? И неужели ты думаешь, что Серебрянка признает тебя? Ты не ее капитан.

— Нет. Но я ее друг, — просто объяснил Оловянный.

Гаер задумался. Поскреб бритый висок грязными ногтями, неопределенно кивнул.