ПВТ. Лут

Глава 14

— Когда корабеллы соберем, от Третьего избавляемся, — хмуро сказал Волоха старпому. — И пастуха тоже в отбой. Пусть идут, оба.

Дятел крякнул. Пригладил хвост револьвера.

— С чего так просто-запросто? Айда на Хом Бархата продадим? Или на органы, тоже ладно будет… А волосы пожертвуем в цирюльню… а перед этим дашь мне его денька два погонять, раз уж все равно сливаем. Застоялся я…

— У него в мозгах Гаер ковырялся. Не знаю, что установил, но мне не улыбается и дальше таскать при себе или шпиона, или убийцу. Или два в одном. Шампунь-кондиционер.

— Скорее, двойное проникновение, — ухмыльнулся цыган. — Тогда давай шлепнем ублюдка?

— Чтобы Второй на алаверды шлепнул нас?

— Кишка тонка.

— Не скажи. — Русый потер лицо ладонями, и Дятел наметанным глазом разглядел ужалы стимуляторов под локтями. — Триггеры, они у всех разные. В общем, что бы Гаер ни замыслил, наше дело свою выгоду поиметь. Берем корабеллы в охапку и сваливаем, а эти двое пусть как хотят.

Дятел хмыкнул. Волоха скосил зеленый глаз на цыгана.

— Что?

— Да все смотрю, как ты промежду двух огней бьешься. Между Лесом и Лутом.

— Пустой разговор, — Волоха отвернулся.

— Думаешь от Лутовой ревности корабеллами откупиться? — Дятел оскалился всей пастью. — Он тебя не выпустит, и знаешь почему?

— И почему же? — русый развернулся с рычанием.

Стимуляторы всегда на него так действовали, обычно спокойный Волоха вмиг перекидывался в рысь.

— Потому что куда бы ты ни пошел, в себе его всюду носить будешь. Вот здесь, — ткнул русого в грудь, — и вот здесь.

И щелкнул по лбу.

Волоха в миг завернул тому локоть, ткнул лбом в переборку. Зашипел, оголив клыки:

— Руки не распускай, цыганва! Сам решу, куда идти и что делать.

Старпом проговорил со смешком:

— Бесишься, гаджо. Пеной плюешься, потому что я прав. Скажешь, нет?

Волоха молчал. На загривке, мнилось, шерсть дыбом встала. Никто не умел вывести его из себя, никто, кроме хитроглазого цыгана. Дятел знал его слишком хорошо, иногда — лучше, чем самого себя. Врать ему было бессмысленно, все равно разгадает.

Горан.

Никто из них об это не просил; хоть и росли вместе, и прошли через многое рука об руку, про горан до поры и слыхом не слыхивали. Случилось, как природы явление, повязало крепче парных армлетов. Дятел думал, им еще повезло. Его гораном был тот, за кого он убить мог, умереть готов был, а не вовсе чужой человек. Горан полнее раскрывал себя в сражении, когда — плечо к плечу — валентность оружия суммировалась, возрастая многократно; и в быту, послесловии, когда — в сплетении — быстрее раны затворялись, скорее силы возвращались.

Волоха отпустил старпома. Отошел к иллюминатору, успокаиваясь взглядом на Луте.

Цыган смотрел ему в затылок, не улыбаясь, мял ладонью локоть.

— После договорим, Дима, — не оборачиваясь, бросил Волоха. — После.

***

Лут пах по-разному. Будь Выпь знатоком, непременно бы сравнил его оттенки с тонами вина; если бы Второму выпало родиться художником, сердцем бы впитывал краски. Но для него Лут именно пах. И звучал.

В обитаемой зоне, плотно усаженной Хомами, текучая его масса двигалась хаотично и мощно, запахи сплетались в причудливые венки и массивные букеты, преобладали ноты чая, гвоздики, мускуса и соли. От иных Хомов тащило вишневыми костями и миндальным ядом, от других обволакивающе пахло сливами, еще одни отзывались трюфельными, чернильными, земляными запахами.

На глубине, вдали от серебряноглавых Хомов, раскрывались холодные цветы и чистая вода.

Интересно, думал Выпь, как Лут выглядит для Волохи? Русый часто всматривался в него, прикрыв глаза, будто незрячий. Или он действительно становился слепым в этот момент, лишался зрения, умирал — и существовал в Луте, так же как Лут растворялся в нем самом? Или смотрел иначе и видел много больше, чем положено человекову зрению?

Каким был Лут для Юга? Третий его не боялся. Сидел на борту, спустив волосы в глубину — неужели доставал до самого дна? — мог забраться на руль высоты, беззастенчиво разглядывал. Одной масти, оба с горячим звездным огнем в жилах. Определенно, для каждого Лут был свой и — своим.

Волоха остановил корабеллу, и именно в этот момент тьма под ними разошлась — точно совлекли черный фокусный плащ — и Лут выпустил из чернильной пасти серебристую долгую спину, и обтекаемые бока, и лучи оперения.

От представленных размеров явление не сразу соотнеслось в сознании, не сразу поняли, что…

— Это ж нихера не Бухта, — прохрипел Дятел, — это…

— Рыба Рыб, — севшим голосом подтвердил Волоха, закидывая голову. — Одна из корональных, плавающих резиденций Вторых. О, Лут, как глубоко они ее утопили…

Рыба словно висела в черной глыбе льда, законсервированная чешуйчатой броней, по которой прокатывались смородиновые волны всполохов. По бокам лепились наросты — капсулы-шлюпки, на данный момент пустые и неактивные. Челюсти Рыбы были открыты — приглашающе разомкнуты, ровно объятия капкана.

Волоха направил корабеллу туда, даже не счел нужным выразительно помедлить перед заплывом. Рыба была — как ларец, фаршированный умопотрясающим сокровищем. Пиратский клад.

— Она живая, как думаете? — в голосе Руслана восхищение мешалось с испуганным восторгом.

— Предлагаешь строганиной запастись?

— Господа, хочу отметить, что строение челюстей этой махины весьма схоже с челюстным аппаратом исполинской акулы…

— Которая вроде как людей не ест, ага.

Корабелла медленно, торжественно вошла в открытую пасть. Флаг горел гордо, яркой малахитовой зеленью.

Мусин и Буланко фиксировали происходящее на пластины ихора. Иночевский молчал, поигрывая тяжелыми кольцами Лафона, облепившими самоцветными огнями фаланги тонких пальцев. Опасный и прекрасный подарок Лута шел исключительно ему одному, прочим не по руке был, не по силам.

Возможно, капитану пришлись бы впору, но он о примерке ни разу не спрашивал.

Дятел с видом завоевателя, кулаки в боки, оглядывал пустую корону Вторых. Скалился, как бесстыжая абордажная сабля.

— Да здесь запросто целая флотилия разместится.

— И размещалась. Как Рыба сглотнула... Мобильности Вторым не занимать было.

— Вот только темно, будто в жопе. Щегол, слабо свет врубить?

Цыган был несправедлив. Ребристый свод слабо отзывался перламутровым гладким сиянием, у челюстей Рыбы жили светящиеся фонари — стая их снялась с гнезда, подплыла к гостям рассыпчатым шлейфом. Инок поднял узкую кисть в кольцах — фиолетовые светляки обогнули корабеллу, нырнули в темноту, рассыпая блики по тяжам воздушных конструкций.

— А-ах, какая работа, мать-перемать! — хором захлебнулись восторгом Ивановы.

Посмотреть было на что. Корабелла уютно встала в раму причальной лестницы, а дальше, подтопленные расплавленным мраком, шли виртуозные ярусы, сработанные из материала, видом своим напоминающим рыбью кость. Белый, с перламутровой жирной искрой, полупрозрачный, он составлял весь корпус-скелет Рыбы. Хрупкий лишь на вид, на деле не уступающий в прочности знаменитым доспехам Третьих.

— Ну что, ломанемся?! — Дятел проверил револьверы, яйца, нож и серьгу.

— Фу, отставить! — Волоха на автомате перехватил старпома за треснувший ворот. — Ты хоть примерно представляешь, что нас там ждет?

— А как же?! Цыпочки-корабеллы, целочки наши!

— А еще ворох противоугонных систем. Это Рыба, конокрад ты жадный, не гуманный.

— Логично, — признал цыган, выхватывая черным оком Выпь, — шкет, а, шкет, что там Алиса тебе говорила? В каком номере их выстукивать?

— Я не знаю, — Выпь покачал головой, — и я бы пошел один.

Тонкий намек толсто проигнорировали.

— Разобьемся, — решил Волоха, — Медяна, Руслан, Мусин — остаетесь на Еремии. Если что — цепочку наследования все знают?

— Да ладно тебе, гаджо…

— Все? — построжел капитан.

— Так точно, — подтянулся народ.

— Отлично.

Проверили оружие. Никто даже примерно не представлял размеры и схему внутреннего корпуса громадины. Косились на Выпь, тот казался всем наиболее знающим.

Желтоглазый привычно отмалчивался.

***

— Я бы не хотел, чтобы ты шел с нами, — в лоб оповестил Выпь.

Юга, как ожидалось, немедленно оскалил зубы. Улыбкой, словно щитом, он отбивал и насмешки, и похоть, и злость, и заботу. С равной силой.

— Помнишь, что сталось на Сиаль? — продолжил Выпь упрямо. — Помнишь? Я — помню. А это — место обиталища Вторых. Третьим что здесь делать? Послушай, Юга, останься на корабелле, чего тебе стоит?

— Мне эта отсидка под лавкой будет стоить моей гордости, — сквозь зубы улыбнулся Юга, — а она то немногое, чем я богат и чем горжусь. Так что нет, Выпь, пастух. Друг. Не проси. Пойдем вместе. Я не овечка, я могу постоять за себя.

— А если…

— Тогда и будем посмотреть, как говорит Мусин. Пошли.

***

Волоха достал из кармана шпуньку шерстяной красной нитки, и собственноручно обвязал доверчиво подставленные запястья экипажа.

Участь не миновала и Юга с Выпь — парни обзавелись красными браслетами.

— Для чего это?

— Маркер связи. Если заблудишься или случится что — мы будем знать.

— Как трогательно, — Юга скривил темные губы, зачем-то лизнул ниточку.

— Спасибо, — сказал Выпь.

На перламутр надежды было мало, прихватили фонари. Второй и Третий бок о бок дошли до развилки и остановились. Выпь кинул луч света в боковой коридор. Тот аукнулся в полированной стенке с темными вмятинами, поманил темнотой.

Второй, помедлив, вложил ладонь в одну из выемок. Идеально. Будто под его руку сработано.

Юга махнул на прощание, двинулся дальше, а Выпь даже остановился от удивления. Повел плечами. Столько провел рядом с Юга — как ни с кем прежде — что даже разойтись по разным дорогам казалось неправильным.

Словно почувствовав его смятение, Третий обернулся. Вопросительно глянул через плечо. Выпь виновато улыбнулся и шагнул в свой коридор.

Было тихо, как если бы звуки аккуратно выбрали до последней ноты и заперли в ларец, а ларец бросили на дно океана закрытого Хома. Алиса должна была ждать где-то здесь, в переплетенном нутре Рыбы, но Второй не слышал ее больше.

Он и себя не слышал.

Осторожно водил фонарем, и послушно выступали в свете своды, отполированные как старое дерево, и вились в полупрозрачных стенах или провода, или обильная, густо разветвленная сеть артерий, кровоснабжающая живую ткань. Он вел по ним ладонью, и они будто пульсировали слабо, и часть из них уходила вверх, а часть ныряла в пол.

Второму не было страшно, только тоскливо. И неуютно. Он волочил за собой темноту, как плащ, и если переднюю ее стену щелоком разъедал луч фонаря, то сразу за ним она оживала и наливалась новой силой.

Ему казалось, что на него устремлена тысяча глаз.

Сколько ярусов у Рыбы и на котором из них он находится?

Алиса, мысленно позвал Выпь.

— Алиса, — сказал, чтобы хоть как-то разбить тишину. Во рту было сухо, словно горло затянуло паутиной. — Алиса!

Что-то вздохнуло впереди, и Выпь замер, сжимая ручку фонаря. Остро не хватало оружия — любого. У него при себе был только голос в запечатанном футляре ошейника.