Одна душа

У горечи и безысходности вкус полыни. Он преследовал меня и неизменно напоминал о ведьмах, а вместе с ними – о Диане и фатальной невозможности быть с нею рядом.

Я покинул Диану по одной-единственной причине – чтобы защитить ее. И только ради этого, ради спасения той, которая воплощала в себе все, для чего я существовал, я оставил ее и вернулся в Оксфорд. Мы не нарушили Соглашение, за это можно было не беспокоиться. Но другая угроза все еще существовала, и я должен был ее устранить, ведь Диана продолжала оставаться под моей защитой, даже не будучи моей.

Кто-то проник в лабораторию, искал образцы ДНК Дианы. Можно было не гадать, кто и зачем. Джиллиан Чемберлен. Я почувствовал в помещении ее запах, присущий заурядной ведьме, – белена, полынь и сера, все как у всех. А еще к нему примешивались зависть, ненависть и страх. Стоило мне вспомнить, как смотрела Джиллиан на Диану и что она сделала, – и меня словно сорвало с предохранителя. Когда я нашел эту жалкую дрянь, от резкой какофонии ее запахов, вызывающей омерзение, меня буквально выворачивало наизнанку. Но мне нужно было узнать, что Джиллиан обнаружила в лаборатории и что могла рассказать Ноксу. Для этого существовал только один способ.

Я не был голоден, и кровь этой ведьмы вызывала во мне не удовлетворение, а спазмы и тошноту, однако я должен был увидеть то, что видела в лаборатории она. Я выпил ее почти до последней капли, без сожаления бросив умирать в пустынном закоулке.

Мне нужно было прийти в себя. Избавиться от чувства гадливости. Понять, в чем я ошибаюсь. Решить, что мне делать дальше. Выговориться, выплеснув то, что меня терзало. К кому же я мог пойти, как не к Хэмишу? Ему единственному я мог исповедоваться, доверить свои сомнения, страхи и чаяния и услышать толковый совет.

Как и прежде, разговор со старым другом, по какой-то прихоти мироздания родившимся демоном, все расставил по своим местам и в то же время поразил меня до глубины души, если она у меня и была. Запрет на любовь от Конгрегации в свое время не помешал самому Хэмишу, но одно дело – демон и человек, а другое – ведьма и вампир. И какие ведьма и вампир! Я во все века был притчей во языцех не только среди собратьев-вампиров, но и теплокровных, что меня всегда выводило из себя. А Диана… Ведьма такой выдающейся силы из древнего колдовского рода, призвавшая Книгу Жизни! Пусть она и отказывалась это признавать. Разве наша связь могла остаться незамеченной? Вот только Хэмишу со всей его рассудительностью и прагматизмом это не казалось препятствием.

– Подчинить себе можно многое, но не любовь. Если любишь ее, не позволяй ничему вам мешать.

Если бы дело было только в Конгрегации и охотниках за Книгой Жизни! Помешать нам могло и мое прошлое, в которое я боялся впустить Диану. Мои тайны были покрыты не просто мраком, но и кровью, и порой невинной. Мои помыслы и намерения слишком часто были далеки от благочестия. Мои деяния оставили шрамы не только на теле, душе и в памяти, но и на самом времени, на всех столетиях, сквозь которые я проходил с огнем и мечом. Как я мог противопоставить все это чистоте и свету, исходящим от Дианы? Ее неповторимому chatoiement*, превращающему ее в неземное создание? Имел ли я на это право? Или все-таки такая эфемерная вещь, как искупление, существует, и любовь способна смыть чернь с души и исцелить ожоги памяти?

Чем дольше я говорил с Хэмишем, чем дольше находился вдали от той, к кому рвался всем своим проклятым существом, тем больше все препятствия казались мне ничтожными и пустыми. И особенно ветхие законы Конгрегации, на которые мне стало наплевать – до такой степени терзала меня разлука с Дианой.

Я сходил с ума. Мне повсюду чудился запах ладана, смешанного с медом, а на губах ощущался терпкий ивовый сок. Я просто не знал, куда себя деть от смятения и тоски по ней.

Даже привычные стены лаборатории, холодные и строгие, не давали мне того успокоения, что я неизменно находил здесь в самые трудные времена. Золотая нить с головы Дианы согревала мои пальцы, а аромат, исходивший от этого невесомого проблеска шелка, лишал меня способности связно мыслить. В конце концов, не в силах сопротивляться самому себе, я набрал номер Дианы, не представляя, что и как буду говорить. Я думал лишь о том, чтобы просто услышать ее голос. А когда услышал и буквально почувствовал тепло ее дыхания, то растерял остатки самообладания и забыл все слова на свете. Я не помню, когда в последний раз был настолько ошеломлен и растерян. Вместе с мягким шелестом слов Дианы во мне звучал спокойный, уверенный голос Хэмиша: «Если любишь ее, не позволяй ничему вам мешать». Мои мысли метались, словно снежинки в пургу, и я не придумал ничего лучше, чем заняться исследованием крови Дианы, чтобы привычная рутина вернула меня в рамки здравомыслия и душевного равновесия, насколько это вообще было возможно.

Однако результаты моих ночных усилий повергли меня в изумление. Разумеется, я знал, что Диана – невероятно сильная ведьма. Я еще не все понимал, но одно было ясно – в ее ДНК обнаружились все генетические маркеры, какие бывают у ведьм. Все стихии! Несмотря на стабильный спад сил представителей ее вида в последние века, сама Диана была способна к любому колдовству. Ее дар был просто сверхъестественным даже для того, кто сталкивался с его проявлениями полторы тысячи лет.

Если я и пытался неосознанно найти повод вернуться к Диане, то это был именно он.

Лишь увидев ее снова, я понял, насколько был слеп сам, насколько прав был Хэмиш и незначительны все устои древности и запреты Соглашения.

– Скажи мне.

– Если скажу, пути назад не будет. Ты должна это понимать.

– Изабо помогла мне понять. Скажи мне!

– С этой минуты мы – единое целое. Диана, я люблю тебя!

Когда за твоей спиной пылают мосты, ощущаешь не потерю, а освобождение.

К черту Конгрегацию! К черту Соглашение! Я жаждал почувствовать себя живым. И теперь я это чувствовал! Больше тысячи лет я жил вне времени, но рядом с Дианой стал замечать его ход. С ней моя жизнь вновь обрела начало, середину и конец. Все минувшее было лишь вступлением. И началась эта настоящая жизнь в день нашей встречи в Бодли. Диана не была вампиром, и когда она уйдет, мое существование закончится, но это станет не трагедией, а даром, потому что смысла в бессмертии уже не будет.

Сейчас же моей наградой, неизвестно за какие благодеяния, была сама Диана. Я думал, что знал, как сильно соскучился по ней. Ничего я не знал! Ее лицо в моих ладонях было теплым и мягким, словно воск, а тело откликалось мне так, что меня пронзало желанием.

Теперь я мог с полным правом сказать – моя Диана. Наши слова и поцелуи нарушили все законы. Произошло неслыханное: вампир пометил колдунью как свою, а колдунья предложила свою кровь и силу вампиру. Мы дали друг другу клятву и тем самым стали преступниками. Неудивительно, что Изабо приняла эту новость (которая, думаю, таковой для нее не являлась), с обреченным спокойствием.

– Вы хоть понимаете, что сейчас сделали?

Прекрасно понимали. За нами пылали мосты, а мы торжествовали, готовясь к битве. Нельзя всю жизнь убегать. Тем более от самих себя.

Но мы и не убегали больше. Мы поднялись в нашу башню, где мне внезапно стало страшно. В древних стенах замка ко мне вернулись тревожные мысли о прошлом и опасения, как меня со всеми моими многочисленными «я», оставленными в веках, примет Диана. Мое тело – истинный палимпсест – красноречиво рассказывало обо всем, о каждой битве и каждой смерти, забравшей бы меня, не будь я вампиром. На моей коже шрамами была выткана история моей небезупречной жизни, которую Диана теперь делила со мной. Вампира убить трудно, но разных созданий отчего-то так и тянет попробовать. А последствия… Последствия скрыть можно, но только не от любящих глаз.

И вновь я был изумлен силе и смелости, с которой она принимала меня! Неужели я заслужил все это блаженство? Бог мой, когда и чем?

Теперь Диана стала мне женой. Это произошло, когда я вернулся домой и прозвучало признание. Вампиры вступают в брак так же, как львы или волки. Если есть взаимное согласие, то они заключают союз на всю жизнь, и все сообщество признает их супругами. В человеческом суде такой брак сочтут недействительным, но по законам вампиров мы были женаты.

Я касался ее сквозь тонкую ткань, замечая все признаки наслаждения: дрожь, миллионы мурашек на теплой коже, тихий стон. Так, как ее, я еще никого не хотел – и физически, и духовно, и всегда буду хотеть больше, чем она сможет мне дать. Но не мог решиться пойти до конца по причине, о которой Диане знать не следовало, по крайней мере пока. Не сейчас.

Другой источник моей непонятной для Дианы нерешительности крылся во мне самом. Я не был готов разрушить это хрупкое счастье, нахлынувшее на меня колдовской водой. Да, это было в какой-то степени эгоистично, ведь я видел, как Диана тянется ко мне, и сам с ума сходил от желания, ощущая, как мое тело решительно противится промедлению. Чувства к ней переплетались с физическими реакциями и затягивались под ее губами и пальцами в хитрые мучительные узлы. Но… вампиры иначе воспринимают время. И мне хотелось насладиться каждой минутой предвкушения, исследовать каждую клеточку любимой, прежде чем соединиться с ней навеки не только клятвой.

Никакой спешки не будет, как бы этого ни жаждала моя нетерпеливая страстная ведьма. Не зря же в средние века, на которые пришелся расцвет моей долгой жизни, многие браки консумировались не сразу. Как историк, Диана не могла это не признать, но все же противилась, а ее ласки игнорировать было труднее, чем слова.

Тем не менее, оставалась первая причина, перекрывающая собой все остальные измышления и отговорки. И о ней я не забывал ни на миг, даже когда мой холод встречался с теплом любимой, вызывая дрожь неудовлетворенного желания, призывающую не медлить.

Диана была моей. И я хотел лишь одного – заснуть рядом с ней, погрузившись в облако ее весенних травяных ароматов, горячего дыхания с привкусом свежего меда и в иллюзию настоящей жизни, ставшую для меня реальностью.

Бог мой, если бы я только знал, что ждет меня при пробуждении!

*Chatoiement – игра цветов, переливы (фр.).

========== 6. Вкус паники и гнева ==========

Музыка: Evanescence – Bring Me to Life

– Эта ведьма правда стоит того, чтобы идти против своих?

– Да! Помоги мне…

Каждый когда-нибудь совершал такое, за что невозможно себя простить. Нет на свете безгрешных созданий с безмятежно спокойной душой. Но для одних вина со временем меркнет, размывается в милосердном тумане памяти или высветляется благодеяниями, а других гложет, не желая затихать, вгрызается в сердце, как черви в мертвую плоть, пока не разъест до конца.

Сколько бы я ни прожил еще, я никогда не смогу простить себя за то, что позволил себе заснуть рядом с Дианой – и потерять ее.

Вампиры спят не так, как теплокровные. Фактически сон для нас не имеет смысла: мы не нуждаемся в частом восполнении энергии и сил. И легенды о гробах и столетиях летаргии – это всего лишь досужие выдумки людей. Бодрствование – вот наше обычное состояние. Но если вампир погружается в забытье, то настолько крепко, что ни внешние звуки, ни прикосновения, ни сновидения не способны его прервать, пока не наступит миг естественного пробуждения. Вампирам не снятся сны, а если бы и снились, то никакой самый жуткий кошмар не смог бы сравниться с моей реальностью, в которую я вернулся.