Будни нелепой войны

Глава 11

– Зря гранату испортил! – бросил в сердцах наблюдавшему рядом Бичаеву Мусе Харон.

Разрыв обнаружился гораздо выше двух окон – на самой крыше. Ухнуло хорошо, но никакого видимого вреда причинено не было. Пригибаясь, он быстрыми шагами миновал коридор и выглянул на улицу.

– Хватит гранаты жечь, стрелять научись! – обрушился он на вложившего в РПГ новый заряд Тасуханова.

Излив негодование на несостоявшемся гранатомётчике, он возвратился в облюбованную им комнату и, обращаясь к Мусе, произнёс:

– Передай Вахе и Аюбу – пусть займутся бэтээром, а мы с тобой отсюда продолжим.

Пока Муса пробирался в противоположный край здания, Харон в который раз стал вглядываться в темнеющие окна двухэтажки. Ранее он несколько раз замечал движение в правом из них, однажды даже различил контуры стрелка, но главарь был уверен, что огонь тот ведёт, меняя позиции, а значит из обоих, единственных с этой стороны строения окон. Было странно, но за всё время, прошедшее с момента обнаружения их здесь русскими, пули именно в эту комнату не залетали. Только одна, слегка всколыхнув занавеску на окне, отвалила кусок штукатурки на противоположной стене. Харон удобно устроился у края окна за задёрнутой занавеской. Не особенно заботясь о риске быть замеченным русскими, он, не торопясь, выпустил по окнам четыре длинные очереди. Продолжая через редкие узоры тонкой ткани вглядываться в окна, Харон запросил по рации Изотова. Услышав ответ, бросил нетерпеливо:

– Ты где?

– Да здесь же мы, по окнам двухэтажки бьём. Может, мы отойдём назад да обойдём их дальней улицей?

– Давайте! – согласился чеченец, поворачиваясь к возвратившемуся Мусе.

– Ну что тут? – придвинулся к окну тот, возбуждённо улыбаясь – А я там по этим свиньям пострелял немного!

И он, присев и уперев автомат прикладом в колено, отсоединил пустой магазин. Задержав взгляд на темнеющие за занавеской окна двухэтажки, зло усмехнулся:

– Сейчас и с этим…

Закончить фразу Муса не успел. Пуля выбила из рук пустой магазин, прошив его словно масло и, не изменяя траектории полёта, вошла в тело его хозяина. Пробив рёбра, она погуляла по кишкам и угомонилась, лишь раздробив тазовую кость. Харон, услышав дробные удары о стену сзади, мгновенно осел на пол. Не в силах оторвать взгляда, он наблюдал за обрушивающейся штукатуркой и фонтанчиками выбиваемого пулями крошева. «Кучно ложится. – подумал главарь – Да видать, не про меня!»

Рядом, не замолкая, на одной ноте кричал Муса. Он неподвижно лежал на боку, под ним растекалась лужа крови. Вытаращив глаза, раненный продолжал заходиться в крике на одном выдохе. В комнату вбежали Тасуханов с Эдильбиевыми Вахой и Аюбом.

– Уходить надо, а то всех перебьют, от пуль головы не поднять! – взглянув на уже хрипящего Мусу, прокричал Харону Хамзат.

– Заткнись, бинты дай лучше! – перебил его Ваха.

Присев у затихающего раненного, он с трудом расстегнул окровавленную одежду и отыскал кровоточащую рану с торчащим из неё куском кости.

– Ранение серьёзное, до больницы может не дотянуть. – переворачивая обмякшее тело Мусы, озабоченно вздохнул он – И пуля не навылет, внутри где-то застряла.

В отличие от присутствующих, Вахе уже пришлось побывать в боях. В Грозном, зимой девяносто девятого, он насмотрелся на трупы не только русских, но и своих. Случалось иметь дело и с раненными. Ваха видел, что Муса уже не жилец, но говорить об этом вслух не стал.

– До города не дотянем, надо в нашу больницу везти. Ты что, сам разорвать не можешь! – вдруг сорвался он на крик, увидев протянутый Хамзатом индивидуальный пакет.

«Воины! Не ожидали, что самим под пулями отсиживаться придётся! Это вам, щенки, не фугасы дистанционкой подрывать, здесь и самому дырку получить можно! – со злостью размышлял Ваха – Говорил ведь, что мало сил на два бэтээра, так нет – Харон в героя решил поиграть!»

Харон тем временем уже вызывал на связь братьев Арсаевых. Те отозвались не сразу. Выяснилось, что они только что отвезли в больницу своего раненного в первые же минуты брата. Рана оказалась не опасная, но врач, оказав первую помощь, посоветовал отвезти его в город или хотя бы районный центр.

– Мусу ранили, срочно нужна ваша помощь! Оставьте брата в больнице, русские туда всё равно не полезут. А сами – к перекрёстку, где мы сначала бэтээры встретить хотели! – приказал главарь.

По стенам снова защёлкали пули и бандиты, спешно собрав оружие, пригибаясь, дворами потащили раненного к условленному месту.

Тем временем Изотов, выйдя к левому флангу военнослужащих, всматривался вдоль ведущей к двухэтажке улицы. Плавный изгиб её не позволял просматривать перекрёсток, за которым обосновались солдаты.

– Давай женщин пошлём, пусть посмотрят, что там! – предложил Рамзан.

Подойдя к ближайшему двору, из ворот которого с любопытством выглядывали две женщины, он обратился к старшей – старухе лет шестидесяти. Выяснив, что мужчины, получив предупреждение о готовящемся бое, покинули село в ожидании последующих зачисток, он попросил, чтобы стоявшая рядом сноха – женщина лет тридцати, прошла к перекрёстку и взглянула на русских.

– Пусть посмотрит, сколько их у дома и за ним, где именно стоят. Аллах вам поможет и вознаградит! – добавил он, получив скорое согласие.

– Аллах, конечно, поможет, но детей на всякий случай возьми, с ними русские тебя за мужчину издалека не примут, да и задерживать не станут! – остановила побежавшую было вдоль по улице молодуху родственница.

Та, послушав её совета, забрала из дома своих детей – мальчиков пяти и семи лет и, под поощрительные возгласы высыпавших из дворов соседей, направилась в указанном ей направлении. Выполнить просьбу боевика было делом заманчивым, сулило известность и уважение среди жителей села, и при этом никакой опасности не представляло: ей, женщине с детьми, русские не могли сделать ровным счётом ничего. В считанные минуты Зарема, держа за руки сыновей, миновала изгиб улицы и увидела присевшего у угла дома вооружённого мужчину в зелёном комуфляже. Она разглядела, что черты лица его отнюдь не славянские, к вайнахам его тоже отнести было нельзя. Скорее, мужчина внешностью напоминал больше араба, которые в изрядном количестве квартировали в селе, в том числе и на их улице. Впечатление дополняла повязанная на голове бандана, что было так не похоже на ставшие привычными сферы или фуражки с выступающим козырьком на головах русских. Мужчина этот, прокричав что-то, замахал рукой, останавливая идущую с детьми Зарему. Женщина остановилась, раздумывая: если бы у угла сидел русский, то можно было бы беспрепятственно подойти к нему вплотную и рассмотреть расположение солдат не торопясь – в своей безопасности в этом случае она была уверена. Если же на её пути находился араб, тогда дело обстояло намного сложнее – тот мог предупреждать её об опасном, вероятно простреливаемом участке, либо она своим появлением могла помешать его стрельбе. Зарема остановилась в раздумье, затем в нерешительности прошла с детьми ещё несколько шагов. Она рассмотрела стоявший в глубине улицы бэтээр с горсткой солдат за ним, но не могла понять, видим ли им сидящий у угла вооружённый человек. Так и не решив, приближаться ли к запрещавшему ей двигаться мужчине, женщина в раздумье вновь остановилась. Из расположенных поодаль от двухэтажки ворот в заборе вышел второй, одетый в комуфляж и вооружённый мужчина. Озираясь, он не торопясь начал двигаться вдоль стены в сторону сидящего. «А вдруг это всё-таки араб, что тогда? Сейчас начнут палить друг в друга, а я как раз в направлении их стрельбы! Может, потому тот парень и не стреляет в русских, оттого что я ему мешаю?» – подумала Зарема и, развернувшись, потащила мальчиков прочь.

Изотов хмуро слушал торопливый рассказ Заремы. Не дожидаясь ответа на уточняющие вопросы Рамзана, он принялся запрашивать по радиостанции Харона.

– Неужели арабы ввязались? – обернувшись к стоявшему рядом Асланбеку, недоумённо произнёс он.

Поймав скептический взгляд последнего, Игорь снова поднёс ко рту радиостанцию. Харон вскоре вышел на связь. Сообщив о втором раненном и вынужденном оставлении позиции, он сообщил, что движется сейчас к больнице, откуда возвратится с противоположной стороны села с тем, чтобы от своего дома ударить русским в тыл.

– Начинай пока со своей стороны, а я по этим свиньям оттуда закончу! – уточнив обстановку, завершил переговоры Харон.

В складывающейся ситуации его дом действительно оказывался в крайне выгодном положении: он находился у самого перекрёстка, и из него отлично просматривались две группы русских, причём расстояние до них не превышало полутора сотен метров. Всех своих Харон заранее, ещё вчера, отослал к родственникам на другую сторону села, остался только старший брат Габар, который, поддерживая связь по радиостанции, в подробностях описывал каждое видимое оттуда движение солдат.

Ждать Арсаевых Харону пришлось недолго. Погрузив раненного, бандиты набились в салон «пятёрки», и оставили удерживаемый ими квартал. Через пять минут подъехали к больнице. Если быть более точным, то это был обычный медпункт, располагающийся на северной окраине села, медперсонал которого большей частью давно уже работал в районном центре. Мест в тамошних больницах хватало, так как русские врачи ещё в начале девяностых в спешном порядке успели сбежать вон, вынужденные бросить дома и имущество на разграбление своих же соседей. О квалифицированной помощи теперь, конечно, и речи быть не могло, но все необходимые медикаменты Россия поставляла в достаточном количестве. Ныне в медпункте остались работать лишь местные медики, проживающие здесь с детства и зарабатывающие на своих услугах сумму, их вполне устраивающую.

Вытащив с окровавленного сиденья автомобиля так и не пришедшего в сознание Мусу, прибывшие подельники понесли его к двери медпункта.

Когда внесли раненого в смотровую, врач с медсестрой пили чай. Рядом на топчане, вытянув жёстко зафиксированную перебинтованную ногу, разлёгся Магомед. Увидев вошедших, медики вскочили со своих мест и поторопились к доставленному. Приблизившись к неподвижному телу, врач задержал руку на запястье Мусы.

– Мёртв – обведя взглядом присутствующих, негромко произнёс он.