Агатовый перстень

— Нет. Просто лучинка нужна. Свет дайте мне сюда!

— Ох, горе мое ты слепенькое, — вздохнула бабуля и, щелкнув мне по лбу, быстро что-то произнесла. Что именно — я не разобрал, щелбан у Яги оказался довольно сильным.

Я только хотел возмутиться, моргнул и обалдело огляделся. Вокруг было светло… как днем. Только вот Олены в камере не было. Вместо нее стояла напротив меня… коза.

— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — А где Олена?

— Ты чего, Никитушка? — удивленно взглянула меня Яга и зажгла на ладони огонек. Повернулась туда, где мы слышали голос Олены и замерла.

— Это я, любимый, — сказала мне коза. — Я, Олена.

— Вот тебе и белкин глаз, участковый, — пробормотала Яга.

— При чем тут белкин глаз, бабуля? — воскликнул я в сердцах. — Почему коза мне говорит, что она — это Олена?

— Потому что так и есть, — пожала плечами Яга. — Интересная штуковина получается.

Бабуля подошла к козе, осмотрела ее всю, чуть под хвостик не заглянула, и, повернувшись ко мне, вынесла вердикт:

— Она. Жена это твоя, Оленушка.

— Вот. Я же сказала, это я, — произнесла коза.

— Но как?

— Ядом ее потравили. Волшебным, конечно. Но кто это сделал, мне неведомо. Да и противоядия от него я не знаю.

— Царь это сделал, Никитушка.

— Как царь? Наш?

— Ага, он. Вчера он к нам заходил, когда вы с Ягой были у отца Кондрата. Мы с ним попили чаю, поболтали, а потом он ушел, тебя не дождавшись. Хотя говорил, что к тебе пришел. Я подумала, что он к храму Ивану-воину отправился, тебя искать. А ночью, когда уже все спали, я проснулась и вот… Я коза.

— Вчера я царя не видел. Ни у храма, ни где-нибудь еще, — произнес я задумчиво. — А зная его, он бы меня всяко дождался или нашел бы. Да и сегодня он как-то себя неправильно ведет.

— Что делать будем, Никитушка?

— Пока не знаю, — пожал я плечами. — Олена, а зачем тебе в казну залезть царскую понадобилось?

— Так я тебе же говорила, что перстень агатовый любой яд вытягивает.

— Да, правильно, бабуля. За ним я и пошла.

— А почему меня не разбудила?

— Напугать побоялась. Сам представь, просыпаешься, а с тобой рядом коза лежит, любимым называет.

— М-да, — почесал я затылок. — Было бы неловко. Митька, — позвал я нашего младшего сотрудника.

— Да? — вскинулся Митяй.

— Ломай дверь, освобождаться будем. Пора разобраться в этой истории.

— Есть, батюшка сыскной воевода! — козырнул мне Митька, но только примерился хорошенько двинуть плечом по тюремной двери, как та распахнулась и раздался голос Назима:

— Зачем ломать, э? Сами откроем! — домовой вошел в камеру и удивленно уставился на Ягу: — Э, кто такую красоту запереть посмел? Участковый, я тебя спрашиваю! Скажи, я его резать буду!

— Царь, — ответил я.

— Все, нет у вас больше царя! — воскликнул Назим и вытащил откуда-то тесак.

— Подожди, Назимушка, все с него спросим. Только горячится не надо. Не с руки это нам, — попыталась утихомирить своего домового бабуля. И это у нее вполне получилось. По крайней мере, Назим тесак убрал.

— Ладно, давайте пойдем спросим у царя, что все-таки здесь происходит, — решил я и вышел из камеры. За мной потянулись и остальные. Пройдя всего несколько шагов по тюремному коридору, я услышал голос того, кого совсем не ожидал. Да еще и оттуда, откуда он и вовсе не должен был раздаться.

— Никитушка, может, и меня освободишь? — голос был еле слышен и шел он из камеры, которую я только что прошел.

— Горох? — спросил я, остановившись.

— Да. Откройте уже.

— Сейчас, — я подмигнул Митьке и указал на дверь в камеру. Тот меня понял сразу — одно движение плечом и дверь просто ухнула внутрь.

Я вбежал туда, огляделся и, не найдя Гороха, воскликнул:

— Царь-батюшка, а вы где? Что за прятки?

— Слезь! — раздался сдавленный голос Гороха. — С двери слезь, олух! Раздавишь же!

— Ох ты ж, — я живо спрыгнул с двери и жестами попросил Митьку сдвинуть дверь с царя.

Через пару секунд Горох был освобожден и хоть выглядел довольно помятым, но вполне был способен к диалогу.

— Давно сидите?

— Со вчерашнего вечера, — вздохнул Горох.

— И кто же вас так? Бояре бунт устроили?

— Если бы. Будь они это, уже бы к ночи у тебя в порубе морозились. Ты сам не поверишь, кто меня сюда посадил. Да я сам не верю!

— Ну так кто же? — спросил я.

—Дьяк.

— Какой дьяк? — удивленно уставился я на Гороха.

— Ну как какой? Груздев, конечно.

— Что? — хором воскликнули всей опергруппой. В чем, в чем, но вот в бунте перед властью Гороха Филимона Митрофановича никто из нас никогда бы не заподозрил. Не мог он такого. Только если по дурости. Которой у него, кстати, хватало.

— Да, вот так. Самые верные уже кадры меня предают, — вздохнул Горох. — Вчера мы с дьяком решили провести осмотр тюрьмы. После недавней отсидки в ней вашего младшего сотрудника…

Я вздохнул. Моя вина все-таки. Но Митька меня настолько достал с этой квашеной капустой тетки Матрены, что когда он в очередной раз запустил свои грабли в ее бочки, я не сдержался и посадил его на сутки. И не куда-нибудь, а в царскую тюрьму. Откуда, он, кстати, благополучно сбежал, порушив тюрьму и надавав тумаков паре царских стрельцов. Решила тогда дело это Яга, превратив Митьку до вечера в полено. Честно признаюсь, и Олене, и Яге пришлось сдерживать меня, чтобы я не взялся за топор.

— …тюрьме были нанесены серьезные повреждения, — тем временем продолжал свой рассказ царь. — Так вот, мы спустились с Груздевым, прошлись по тюремному коридору, я выслушал кучу жалоб на вас, неслухов, — он укоризненно взглянул на меня и опергруппу, толпившуюся позади меня, — а потом я решил заглянуть в эту камеру. Зашел, не успел оглянуться, как оказался заперт. А дьяк радостно перед камерой скачет. Ох, как я ему все высказал… Да только дотянуться до его тонкой шеи не смог…

— А вчера вы не навещали меня по какому-либо делу?

— Нет. Зачем? — пожал плечами Горох. — В Лукошкино все спокойно, на границах тишь да благодать. С мелочью ты и сам разберешься. Чего к тебе ходить? Только на чай если. Да где это видано, что царь сам ходил к воеводе своему чай похлебать? Узнает кто — засмеют же. Или еще чего ляпнут.

— Это что же? — спросил я, не подумав, хоть и догадывался, к чему ведет Горох.

— Да хотя бы то, к примеру, что я к твоей Оленушке клинья подбиваю за твоей спиной!

— Что? — взревел я, схватив Гороха за грудки и встряхнув.

— Отпусти его, Никитушка, не было такого! — подала голос Оленушка.

Любимую я послушался, только ей еще пару раз пришлось мне повторить, что не было у царя никаких любовных думок про нее.

— Вы извините, — пробормотал я, отпустив царя.

— Сам дурак, — беззлобно усмехнулся царь. — Кстати, а ты чего спрашивал, не был ли я у тебя? Случилось чего?

— Вот, — коротко ответил я, мягко погладив рога козочки.

— Никитушка, мне конечно приятно, но это не рога, это грудь, — тихонько шепнула мне Олена. Я зарделся и аккуратно отвел руку от козы.

— Ну коза и что? — спросил недоуменно Горох.

— Это не коза, это Олена, жена Никиты Ивановича, — вздохнула бабуля.

— Это вообще как? — удивленно уставился на козу Горох, определенно пытаясь представить, что эта коза — моя жена.

— Да вот так, царь-батюшка! Разве не помнишь, что сам ее вчера отравил зельем превращения? — воскликнула бабуля.

— Я? — заорал царь. — Я сам жертва! Еще бы я чужих жен превращал…

— Знаете, а мне интересно, а кто сейчас тогда в тронном зале сидит, если царь здесь? — задал неожиданно очень правильный вопрос Митька. Все-таки набрался он ума за время милицейской службы, набрался.

— Не в бровь, а в глаз, Митька! — сказала Яга.

— Кто, кто! Дьяк, вот кто, — проворчал Горох.

— Да нет, не он. Дьяк в соседней камере сидит, — произнес Митька. Мы все удивленно уставились на него. — Я его еще тогда заприметил, когда сам здесь сидел из-за капусты этой поганой, — смущенно он пожал плечами и отвернулся. Редкость, но порой ему не нравилось всеобщее внимание. Хотя бы потому, что обычно такое внимание заканчивалось для него оплеухой от меня, превращением от Яги и тюрьмой от царя.

— Интересно девки пляшут, — пробормотал я. — Тогда кто все-таки на троне у нас, если это не царь и не дьяк?

— Знаешь, а ведь отца Кондрата в Лукошкино нет, — повернулась ко мне Яга.

— Ага. А мы вчера к нему ходили.

— По его, кстати, заявлению. Сам нас вызвал и убег куда-то, — заметила бабуля.

— Отец Кондрат позавчера в Подберезовку отправился, — сказал царь.

— Все интересней и интересней. Отца Кондрата нет в городе с позавчера, а он нас сам вызвал вчера, чтобы мы побороли его зеленого змия… Также, тем временем, пока мы с бабулей ходили до храма Ивану-воина, царь заглядывал нам в терем, чтобы отравить Оленушку. Хотя самого на тот момент заманил и закрыл в камере дьяк, который в свою очередь, по словам Митьки, еще с позавчера в камере срок мотает. Я ничего не упустил?

— Ничего, милок, — ответила мне бабуля. — Ну кроме разве того, что сейчас на троне сидит опять-таки царь Горох, который посадил нас в тюрьму, где в соседних от нас камерах сидели Горох и дьяк. А твою жену поймали в царской казне в обличье козы, в которую ее превратил царь Горох. Но во всем виноват не он, а Митька!

— Это еще почему? — удивленно посмотрел я на Ягу.

— А где он был, когда мы к отцу Кондрату ходили?

Я с вопросом в глазах повернулся к Митьке.Тот пожал плечами:

— Так я же в царской тюрьме сидел.

— Не ври нам! Ты с нее позавчера сбежал! — воскликнула бабуля. — Так где ты был, Митька?

— Ну, в Немецкую слободу бегал, — выдал еще одну версию Митька.

— Не верю. Ври дальше.

— Да почему вы мне не верите? — воскликнул Митька.

— Митька никогда бы не пропустил задержание. Любого преступника. Не только отца Кондрата. Но вот именно на задержание отца Кондрата ты не пошел, — я сделал небольшую паузу, чтобы оглядеться и найти хоть какое-нибудь оружие. Не нашел, потому продолжил, — потому что ты — Кощей!

Догадка была безумной, но только у этого преступника хватило сил на такой изощренный план. И ведь строилось все только на том, что Кощей сильно боялся отца Кондрата. Которого, как оказалось, не было сейчас в городе.

— Угадал, участковый, — скучным тоном заявил Митька, щелкнул пальцами, и тут же передо мной предстал самый опасный преступник Лукошкино и всего сказочного мира в целом — сам Кощей Кирдыкбабаевич Бессмертный. — И что теперь будешь делать? — спросил он у меня.

— Вы задержаны, гражданин, — просто ответил я, пожав плечами. Кощей, как и предполагалось, гадостно захихикал. Ситуация все-таки была аховая. Наша опергруппа и царь против Кощея. В узком тюремном коридорчике. Наши шансы равны нулю. Это каждый из нас сейчас понимал. Кроме…

— А ты не смейся, Кощеюшка, — заявила вдруг Яга. — Есть один способ с тобой совладать, — она щелкнула пальцами.

— Ко? — раздался рядом со мной удивленный петушиный возглас. Я повернулся — там, где только что стоял Горох, теперь стоял петух. Он изумленно пытался себя рассмотреть, изворачивая голову под немыслимым углом. — Ко? — повернулся он к бабуле.

— Это не я, царь-батюшка, это он, — указала она на Кощея. — Его и ругайте!