Высоко в небеса: 100 рассказов

Каждой своей фразой Клара сбивала с него спесь. Крысобой побагровел. У него заблестели глаза. Не успел он и слова сказать, как она уже спустилась в прихожую и накинула легкое пальто.

— Ты хоть знаешь, как мыши на чердаке топают? — осведомилась она через плечо.

— Не глупее вас, хозяйка, — сказал он.

— Язык придержи. А крыс отличишь? Там, наверно, крысы — уж больно здоровые. А какие твари, поболее крыс, плодятся на чердаках?

— У вас в округе еноты водятся?

— Да как они на чердак-то залезут?

— Это вам лучше знать, хозяйка.

Тут оба умолкли: наверху что-то тихонько заскреблось. Потом стало царапаться. Потом глухо застучало, как сердце.

На чердаке началась какая-то возня.

Тиммонс зажмурился и охнул:

— Вот оно!

Клара Пек удовлетворенно закивала, натянула перчатки и поправила шляпку, не сводя с него глаз.

— Похоже… — протянул мистер Тиммонс.

— На что?

— В этом доме когда-нибудь жил капитан дальнего плавания? — спросил он после паузы.

Звуки сделались громче. Казалось, весь дом стонет и ходит ходуном под невидимой тяжестью.

— Напоминает корабельный трюм. — Тиммонс прислушивался с закрытыми глазами. — Как будто груз сорвался, когда судно меняло курс. — Он расхохотался и открыл глаза.

— Час от часу не легче. — Клара попыталась вообразить такое зрелище.

— Сдается мне, — Тиммонс с кривой ухмылкой глядел в потолок, — вы под крышей устроили теплицу или что-то наподобие того. Такое впечатление, будто там всходы поднимаются. Или дрожжи. Выпирают из квашни размером с собачью конуру. Мне рассказывали, как один чудак в подвале дрожжи разводил. У него…

Входная дверь захлопнулась.

Клара Пек, раздосадованная его зубоскальством, крикнула из-за порога:

— Вернусь через час. Не отлынивай!

Ей в спину летел его хохот. Она лишь один раз остановилась на дорожке, чтобы оглянуться.

Этот идиот переминался возле стремянки, воздев глаза к потолку. Потом он пожал плечами, махнул рукой, мол «была-не была», и…

Резво полез по ступенькам, как матрос по трапу.

Вернувшись ровно через час, Клара Пек увидела что фургон санитарной службы все так же стоит у тротуара.

— Вот черт, — пробормотала она. — Я-то думала, он к этому времени управится. Гусь этакий, толчется в доме, дерзит…

Она остановилась и прислушалась.

Тишина.

— Странно, — прошептала она и окликнула: — Мистер Тиммонс!

Тут Клара Пек опомнилась — до незапертой двери оставалось не менее двадцати шагов, она приблизилась к порогу.

— Есть кто живой?

В прихожей ее встретила тишина, точь-в-точь как прежде, когда мыши еще не превратились в крыс, а крысы не переросли в здоровенных тварей, что водили хороводы на верхней палубе. Только вдохни такую тишину — она и задушить может.

Клара Пек задрала голову и остановилась у подножия лестницы, прижав к груди пакет с продуктами, словно безжизненного младенца.

— Мистер Тиммонс!..

Но в ответ не услышала ни звука.

На лестничной площадке сиротливо стояла стремянка.

Дверца в потолке оказалась закрытой.

— Ну, значит, его там нет! — подумала она. — Не мог же он запереться изнутри. Вот прохиндей — наверняка улизнул.

Сощурившись, она еще раз выглянула на улицу, где под ярким полуденным солнцем томился его фургон.

— Скорее всего, не смог мотор завести. Пошел за подмогой.

Она забросила покупки на кухню и впервые за долгие годы ни с того ни с сего зажгла сигарету. Выкурила, зажгла вторую и только после этого, грохоча кастрюлями и нарочито постукивая консервным ножом, принялась готовить обед.

Дом прислушивался, но не отвечал.

К двум часам тишина стала густой, словно запах мастики.

— Служба «Крысолов», — сказала она вслух и набрала номер.

Через полчаса начальник службы собственной персоной прикатил на мотоцикле, чтобы отогнать брошенный фургон. Приподняв фуражку, он вошел в дом, перекинулся парой слов с Кларой Пек, осмотрел пустые комнаты и прислушался к тягостному молчанию.

— Ничего страшного, мэм, — изрек он, хотя и не сразу. — Чарли в последнее время стал выпивать. Завтра появится — сразу его уволю. А чем он у вас занимался?

Его взгляд скользнул вверх по лестнице, туда, где на площадке оставалась стремянка.

— Да так, — быстро нашлась Клара Пек, — проверял помещения.

— Завтра я сам приду, — пообещал начальник.

Как только он уехал, Клара Пек поднялась на площадку, внимательно оглядела чердачную дверцу и шепотом произнесла:

— А ведь этот тоже тебя не заметил.

Над головой не скрипнула ни одна балка, не пробежала ни одна мышь.

Клара стояла, как истукан, а солнечный свет, льющийся в открытую дверь, уже падал косыми лучами.

Зачем, пытала она себя, зачем я солгала?

Но ведь дверь-то закрыта?

Сама не знаю почему, думала она, но больше не хочу никого пускать наверх. Глупость, да? Нелепость, верно?

За обедом она все время прислушивалась.

И когда мыла посуду, оставалась настороже.

В десять она легла спать, но не у себя наверху, а в комнатушке для прислуги, пустовавшей с давних времен. Кто его знает, почему она так поступила — просто легла в кухаркиной комнате, вот и все, а сама прислушивалась до боли в ушах, пока кровь не застучала в висках и на шее.

Застыв, как в гробу, она выжидала.

Около полуночи налетел ветерок и будто бы зашуршал сухими листьями на стеганом одеяле. Она широко раскрыла глаза.

Балки дрожали.

Клара подняла голову.

По чердаку гулял шепоток.

Она села.

Звуки сделались громче и тяжелее, будто в чердачной темноте шевелился матерый, но какой-то бесформенный зверь.

Она спустила ноги на пол и повесила голову. Шумы раздались опять, где-то под самой крышей: в одном углу кроличий топот, в другом — необъятное сердце.

Клара Пек вышла в прихожую и остановилась под окном в лунных лучах, какие предвещают холодный рассвет.

Держась за перила, она стала крадучись подниматься по лестнице. Добравшись до площадки, тронула пальцами стремянку и подняла взгляд.

Глаза сами собой зажмурились. Сердце екнуло, а потом остановилось.

Потому что прямо перед ее взором дверца стала открываться. За ней обнаружился хищный квадрат темноты, а за ним бесконечный, как ствол шахты, мрак.

— С меня хватит! — вскричала Клара Пек.

Она ринулась вниз, отыскала в кухонном ящике молоток и гвозди, а потом в ярости бросилась вверх по ступеням.

— Не верю я в эту чертовщину! — кричала она. — Чтоб этого больше не было, ясно? Прекратить!

Стоя на верхней ступени стремянки, она волей-неволей ухватилась за край чердака — одна рука по локоть ушла в сплошную тьму. Темя тоже оказалось там.

— Давай! — приказала она.

В тот самый миг, когда ее голова просунулась в квадрат, а пальцы нащупали край лаза, произошло нечто невероятное и стремительное.

Можно было подумать, кто-то вцепился ей в волосы и потащил вверх, точно пробку из бутылки — туловище, руки, негнущиеся ноги.

Она исчезла, как по волшебству. Унеслась, как марионетка, которую невидимая сила дернула за ниточки.

Лишь домашние тапочки остались стоять на верхней ступени стремянки.

Ни вздоха, ни стона. Только долгая, живая тишина — секунд на десять.

Потом без всякой видимой причины дверца со стуком затворилась.

Из-за этой необыкновенной тишины лаз в потолке и дальше оставался незамеченным.

Пока новые жильцы не прожили в доме десять лет.

1985

Trapdoor

© Перевод Е.Петровой