Собрание сочинений. Том 1. Разнотык. Рассказы и фельетоны (1914–1924)

Протокол

Дежурный милиционер обмакнул перо в чернильницу и сказал:

— Тс, граждане... не напирайте... по порядку говори... который кого пихнул?

— Это он его пихнул, — сказала тетка, протискиваясь к столу. — Он его пихнул... У-у, говорит, чертова мама.

Человек с мешком, на которого показала тетка, стоял спокойно, мрачно посапывая носом. Рядом стояли потерпевший и несколько свидетелей.

Потерпевший разводил руками и сконфуженно бормотал:

— Да рази я что?.. Да я ничего... Это народ хочет... Свидетели.

— Он его пихнул, — снова сказала тетка. — Пихнул, а после и говорит: у-у, чертова мама... Я насупротив в трамвае сидела, конечно. Я к племяннику ехала в село Смоленское.

— Тс... — сказал дежурный, — обождь, тетка.

— Чего обождь? — огорчилась тетка. — Чего обождь-то? Прошло то время, чтоб днем народ пихали. Напихались.

— Тс... Засохни, — сказал дежурный, снова обмакивая перо. — Ты кто такая?

— Я-то? — спросила тетка. — Свидетели мы... К племяннику ехали... Это немыслимо, чтоб днем пихать. Может, он до смерти бы пихнул... А может, у меня племянник в комячейке служит...

— Обожди, тетка, — сказал милиционер, — не тебя ведь пихнули... Спросят тебя. Вали помалкивай.

— А хотя бы и не меня...

— Тс... Вас пихнули? — спросил милиционер потерпевшего.

— Меня... — сказал потерпевший. — Да только я что... Я ничего. Ну, пихнули. Эка штука. В трамвае ведь. Это свидетели требуют: иди, говорят, обязательно в милицию.

— Извиняюсь, пардон, — сказал один из свидетелей. — Я тоже видел... Нельзя допустить... Протокол чтобы...

— Я же и говорю, — снова запела тетка. — Протокол, обязательно даже протокол... А гражданин милиционер на меня цыкает... Я до самого центра дойду... Это немыслимо, чтобы среди дня...

Милиционер в третий раз обмакнул перо и принялся писать протокол, время от времени спрашивая: фамилья... пол... бывшее звание... Писал дежурный долго, старательно выводя буквы. Потом спросил:

— А где было? В каком месте?

— В трамвае, — сказала тетка, — в трамвае, товарищ. Я же и говорю: в трамвае, батюшка... Я в село Смоленское ехала. Где ж еще иначе... К племяннику я ехала...

— Место, улица?

— По Семеновской проезжали...

— Фю-ю, — сказал милиционер, кладя перо. — По Семеновской? Не наш это район. Это, граждане, второй район. Вали туда...

— Как это? — спросили свидетели. — Уж раз написано, так чего же...

— Во второй район.

— А если б меня убили?

— Где убили?

— Где еще... На Семеновской...

— Второй район.

— И пойдем! — воскликнула тетка. — И пойдем, граждане. Это немыслимо, чтоб оставить... Где потерпевший?

Потерпевшего не было. Он исчез, воспользовавшись заминкой. Молчавший до сего времени гражданин с мешком возмутился.

— Ты что ж это, — сказал он, обращаясь к тетке, — ты что ж это юбкой-то вертишь?

— Кто вертит? — запела тетка, снова устанавливая свою корзину на стол. — Кто вертит-то?

— Да ты вертишь. Первая начала бузу, чертова мама...

Тетка всплеснула руками.

— Граждане, да что ж это, — сказала она, — ругает ведь.

— Вот теперь можно, — сказал милиционер, обмакнув в четвертый раз перо. — Теперь наш район. Писать, что ли, протокол?

— Позвольте, — воскликнула тетка, — да за что же протокол-то? Товарищ милиционер, будьте благодетелем... За что же... Мы чинно, мирно беседуем...

Тетка взяла корзину и пошла к выходу. Свидетели исчезли постепенно. Гражданин с мешком остался один. Он долго и без всякой на то нужды расспрашивал милиционера, где второй район, потом махнул рукой и, мрачно посапывая носом, вышел.