Час возвращения

8

По обочине — тротуаров в селе не было, — сторонясь машин, ходко шагала женщина. Она была сутула, оттого одежда на ней не сидела: коричневая шерстяная кофта вздернулась на спине. Бахтин издали увидел ее, и что-то смутно-знакомое показалось ему в этой фигуре, особенно в угловатых плечах. Гудок коротко всхлипнул. Женщина посторонилась, и Бахтин, чуть проехав, затормозил. Ждал, пока подойдет. Узнал теперь — Катя Смагина. В классе сидела впереди него, старательно горбясь над партой. Была замкнута. Тайно сочиняла стихи. Как-то мальчишки выкрали ее общую тетрадь, подряд исписанную стихами, пустили по рукам. «Грусть — неразделенная любовь. Это тогда нас удивило», — подумал Бахтин. Считали, что она станет поэтессой, но Катя поступила в медицинский и, всем на удивление, избрала специальность психиатра, вернулась в свой район.

— Здравствуй, Катя. Садись, подброшу, куда скажешь.

— Ну здравствуй, Васек… Не утруждай себя. Мне тут, рядом. В нашу школу. Бываешь ли?

— Как же, как же, Екатерина Власьевна. Школа моя, подшефная. Я обязан. А ты что в школе забыла, а? Вроде не выпускной вечер? Или станешь разъяснять, кем быть?

Он помог ей подняться на высокую подножку «уазика», сам обошел машину, сел за руль.

— Давай вместе выступим, — предложил Бахтин. — Ты позовешь в медицину, а я — в деревню.

— А тебя кто в деревню уговорил? Ах, никто! Меня в медицину тоже. Да и выступать тебе со мной сегодня не пристало. У меня встреча с девочками, с девушками.

— Почему только с ними?

— Они будущие матери. Как до тебя все туго доходит, Васек… Будущее русского народа — от кого же оно? Кого они народят, здоровых ли, те и станут работать и править. А сколько ныне пьющих женщин, к нашему стыду! Ты разве не думаешь об этом?

— Да когда мне? — разгорячился было Бахтин, но осекся: тотчас же прицепится, вредная… Да и верно, думать ему об этом было некогда. И если он думал о женщине, молодой или нет, то прежде всего как о работнице. За работу они и милы ему, он их ценил и поощрял.

Он проводил ее взглядом до самого входа в школу. Ступени, двери, окраска стен — все уже не раз менялось с тех пор, как он тут учился. Лучший в Талом Ключе школьный парк разросся и до неузнаваемости изменил местность — и немногое вроде походило на прежнее, но Бахтин все же почувствовал непрошеную нежность. К тому же разговор с Екатериной Власьевной смутил его. Как она думает! Для нее школьницы — будущие мамы, они должны уже знать об этом, а значит, прикидывать свое место в жизни. А он-то, он печется о детских яслях и садиках потому, что надо освободить мам для работы. Только и всего. «А как же еще?» — вдруг изумился он и решил, что все правильно: каждый думает за себя, А о Екатерине он наслышан: воительница! Придумала общество борьбы с пьянством. Чего только у нас не придумают! Но как он ни успокаивал себя, как ни отмахивался от Смагиной, смущение в его душе не проходило.

Из девочек мало кто сбежал: то, что собирали только их, интриговало, а то, что беседу поведет главный врач неврологической больницы из районного центра, города Энергограда, озадачивало. И вот шум, споры, догадки — что бы это значило?

— Все ясно, будет выступать за белые халаты…

— Нам аттестат в зубы — и в мединститут.

— Нет, она за свое поколение.

— Конечно: наша знаменитость!

Так галдели девочки, пока в класс не вошли директор школы Римма Юрьевна, полная женщина лет сорока, и с ней сутулая худая старушка в зеленой кофте, с непокрытыми седыми волосами. Девочки дружно встали, директор торопливо сказала: «Садитесь, садитесь! — И представила гостью: — Екатерина Власьевна Смагина, районный нарколог». При этих словах на лицах девушек отразилось еще большее удивление и недоумение. Во-первых, трудно было узнать в этой усталой женщине ту молодую и красивую, в погонах капитана, с непослушной челкой военную врачиху, портрет которой они привыкли видеть в школьном музее. А во-вторых… Почему же они забыли, что она нарколог? Значит, разговор будет об алкоголизме? И почему с девочками, а не с мальчиками? Ну и ну, достукались! Так, или может быть так, подумала каждая из двадцати пяти выпускниц, сразу притихших в недоумении. Между тем Римма Юрьевна объявила, что оставляет доктора Смагину одну, и удалилась.

Екатерина Власьевна неторопливо уселась за учительский стол и сделалась совсем маленькой, но ее седые взъерошенные волосы, худое темное строгое лицо, особенно карие глаза с острым пронзительным взглядом, были до того впечатляющи, что шумок, появившийся было в классе, сам собой постепенно затих.

— Вы правы, если удивляетесь, почему я, нарколог, пришла к вам, — начала она не привычным, не учительски монотонным голосом. — Встретиться с ребятами вроде было бы уместней, правда? Признаюсь, я сомневалась, не обидит ли вас мое внимание? Ныне молодежь, в этом я не раз убеждалась, весьма чувствительна к несправедливости: чуть что не по ней, вспыхнет, и пойдут прахом все мои намерения. Но я пришла, как видите, именно к вам и хочу говорить только с вами. Не сомневаюсь в том, что вы знаете, что такое статистика. Глупый ее оспаривает, умный — делает из нее выводы. Сама она, понятно, предмет неодушевленный, но открывает глаза на живые процессы жизни. Процессы эти не всегда благоприятны. Открою вам один секрет: на женскую половину человечества в последнее время упорно наступает… Кто вы думаете? Пьянство и алкоголизм. Страшнее этого, пожалуй, нет ничего на свете. Да, да! С чем можно сравнить это прискорбное явление? С атомной бомбой замедленного действия. — Екатерина Власьевна замолчала, чувствуя, что слушательницы ее не воспринимают. «Ближе к ним и яснее мысль», — подстегнула она себя.

— Какой же предлог привел меня к вам? Я вспомнила, ведь скоро выпускные вечера! Их ждут выпускники, как светлый праздник. И я ждала когда-то вот в этих же стенах. Праздник запоминает каждый по-своему. Я помню свой: в ту ночь над Талым Ключом бушевала гроза. Было красиво, весело и… страшно. Ну, а что запомнили ваши прошлогодние выпускники? Пьяную драку, которая не обошлась без участия девушек. Ясно, не все в том виноваты, но память тяжела для всех. Поверьте, я до сих пор, как вспомню, краснею до корней волос за свою родную школу. Вот и хочется, чтобы ваш выпускной запомнился, как веселый и грустный, остроумный и содержательный, и, конечно, трезвый. О последнем я особенно напоминаю.

Она замолчала, желая хоть какой-то реакции, и тут с задней парты поднялась рука и, не ожидая разрешения, встала черноволосая, бледнолицая, рано сформировавшаяся девушка. Она назвалась:

— Света Балибина… — Передохнула, будто набираясь смелости, бросила взгляд туда-сюда и заговорила хрипловатым («Покуривает, знать») голосом: — Извините, Екатерина Власьевна. — И потом к классу: — Девочки, что же это такое? Можно сказать, первое серьезное событие в нашей жизни — аттестат зрелости, а к нам уже придирки. Что мы — маленькие, что ли? Ну, скинулись на шампанское и на фрукты. Так что? Что мы видим тут, в Талом Ключе? В городе посмотришь — девчонки так себе, в восьмой класс бегают, а уже в ресторанах с мальчиками танцуют, ну и стол у них накрыт, и вина иномарок. А нам умирать от скуки на своем выпускном? Фужера шампанского пожалели для нас, Екатерина Власьевна. Даже неловко слушать…

И в классе вскипел такой галдеж, впору бежать вон, но Екатерина Власьевна сидела невозмутимая и уверенная. В ее строгих глазах мелькнула едва приметная улыбка. «Что ж, это хорошо, если задело их за живое. Они ведь еще толком не думали о том, что им надо быть готовыми к активной жизни в обществе. Но об этом они все-таки слышали, и в молодых их головушках что-нибудь да осталось. А вот о том, что многие из них, если не все, выйдут замуж, станут (должны стать!) матерями, не было охотников сказать. Природой дано женщине продолжать род человеческий, но как его продолжат пьющие матери, а тем более алкоголички? Какие же дети родятся от них?

Когда она встала, намереваясь все это им сказать, класс утих не сразу, а когда утих, она заговорила:

— Дорогие мои, не буду объяснять, почему меня особенно волнует один момент из вашей будущей жизни… Но спросить я о нем спрошу. Скажите, кто из вас мечтает стать матерью? Хочет иметь одного, двух, трех детей?.. Мой интерес далеко не праздный…

Не ожидавшие такого поворота девочки растерялись, и класс молчал.

— Смелее, — подтолкнула Екатерина Власьевна. — При мне можете говорить все. Я ведь врач. Разве вы таитесь от врачей?

После некоторого молчания снова потянула руку Света Балибина. Ох уж эта сорвиголова! На лице ее ни смущения, ни робости, а вызов.

— Девочки, что мы мучаем доктора? — Голос у нее низкий, с хрипотцой, и Смагина подумала, что да, девушка покуривает… — Девочки, мы же взрослые и будем вести себя как полагается. А что? От нас чего хотят? Чтобы мы рожали детей. Были хорошими мамами. А надо ли для этого учиться? Нужна ли эмансипация, равенство? Общественная жизнь? Выходит, к чему все это нам? А мы-то, дурочки, мечтали аттестат получить, потом и диплом. А без диплома и замуж не выйдешь…

Замолчав и подумав, что уж очень раскрыла себя, Светка плюхнулась на стул и спряталась за спину подружек.

И тут опять враз заговорили все, поднялся гвалт, и в нем сначала ничего нельзя было разобрать. Но доктор была все так же спокойна и в полудетском бестолковом споре все же улавливала смысл. Тут попросила слова худенькая девушка, по виду ей бы еще в классе восьмом учиться. И все стихли.

— Разрешите… Света права. Мы готовимся к большой жизни: к работе прежде всего. Для этого у нас есть производственная практика. А буду мамой или нет — как получится. Думать? Этого еще не хватало!

Скоро они перестали стыдиться врача, заговорили, кажется, сами с собой. Она слушала их путаную разноголосицу и была довольна, что разговорились, но в тоже время расстроилась: какая неразвитость именно там, где половина, если не больше, человеческого счастья — любовь, семья, дети.

— Какие дети, если у меня бабушки поумирали?

— Меня увлекает наука. Замуж? Да. За старого ученого. Поможет защититься…

— Борис вернется из армии, поженимся. А дети? Не меньше троих. Я буду учиться заочно… — сказала Ксюша Ветрова, смущаясь.

— Ха-ха-ха! Почему трое?

— А я хочу пятерых…

«Эх, зубоскалки, неловко за вас. Да! Когда я училась, считалось стыдным говорить об этом. А почему? Чтобы не прослыть мещанкой. Но тогда дети рождались, слава богу, густо, а теперь? Не счесть бездетных семей, где уж тут говорить о росте народонаселения? Неужели они не думают об этом? Или не знают?»

Смагина задумалась… Но тут мысли ее прервала Светка: а у самой-то дети есть? Что же так все о других да о других… Такого вопроса Смагина всегда остерегалась, но отвечать надо было правду.

— Детей у меня нет, — сказала она грустно. — Муж погиб на фронте. Он был сильный, храбрый, любил меня. Выйти замуж снова? На этот счет не было мыслей. Жалею ли я, что у меня нет детей? Вы, очевидно, сами догадываетесь. Человеку дано продолжать себя в своих детях. А я смогу как-то жить лишь в тех, которые родятся от спасенных мною отцов и матерей. Ваши дети должны родиться здоровыми. Алкоголь оставляет след в потомстве, и след разрушительный. Я не люблю рассказывать о том, о чем хочу поведать сейчас. Как-то я была приглашена подругой в детский дом в нашем текстильном городе. Для вас не секрет: профиль труда диктует состав рабочей силы. Две трети населения в городе — женщины-ткачихи. А в этом детдоме дети, которых сдали на воспитание матери-одиночки, безмужние. Какие спальни, классы, столовые в этом детдоме! Какие помещения для спорта, игр! А как одеты дети, ухожены! Но среди здоровых и жизнерадостных детей я увидела таких, которые не умеют улыбаться. Родились они с физическими недостатками. Ну, вы поняли меня?.. Так мстит водка.