Открытие колбасы «карри»

Получив должность квартального стража, Ламмерс организовал отправку детей в другие германские земли, а также «Зимнюю помощь»[6], позднее — противовоздушную оборону. Из-за ранения в ногу он на два года раньше ушел на пенсию, что было совершенно излишне, потому что он чувствовал себя отменно, в сущности, ему день ото дня становилось все лучше и лучше. И неудивительно, поскольку в колбасном цеху на скотобойне так вешали колбасу, что продавщица говорила: «Можно оставить чуточку больше?» — чего не имела права предлагать, поскольку колбасу отпускали по талонам. У булочника для Ламмерса всегда находились булочки, когда их уже давно и в помине не было. И только Лена Брюкер, известная шлезвиг-гольштейнская упрямица, всегда приветствовала его словами: «Добрый день, господин Ламмерс». И всякий раз Ламмерс говорил: «Хайль Гитлер — германское приветствие, фрау Брюкер». — «Хорошо, господин Ламмерс. Хайль Гитлер». Как-то раз ее вызвали в гестапо, но там ее выспрашивали о Хольцингере, а к нему Ламмерс никакого отношения не имел.

«Может, ему надо было предложить рубец? — спросил Бремер. — Он ведь учуял еду сквозь все двери».

«Нет, — возразила Лена, — за мой стол он никогда не сядет. У него возникло подозрение, потому что вчера я не спустилась в бомбоубежище во время воздушной тревоги. Обычно я всегда спускалась туда. Ведь думаешь о детях. Надеюсь, мальчику там неплохо. А вот Эдит… не знаю, что она делает. Мы должны быть особенно осторожны. Меньше двигайся и, главное, сразу запирайся в чулане, когда звонят в дверь».

Он не мог уснуть. Она, как обычно, лежала ничком на груди, словно на крошечных подушках, и спала. Он осторожно положил руку на ее поясницу и лежал так, не шевелясь и поглядывая на светящийся циферблат часов, в ожидании утра.