Школа для дурака

– Подождите признаваться, это всегда успеется, у меня такой вопрос – когда у нас будет распределение нагрузки на следующий учебный год?

– Обычно бывает в конце мая, перед отпуском, а что?

– Дайте мне время до распределения нагрузки, а потом можете признаваться, если захотите.

– Это почему?

– Не все мы умрём, но все изменимся, как говаривал сторож моего детсада после неудачного удаления грыжи.

– Не поняла?

– Потерпите ещё чуть – чуть, немножко, как бы это ни было тяжело, вспомните, ради чего мы всё это с вами затеяли..

– Это не «мы с вами» затеяли, это вы затеяли, втянули меня в омерзительные дела с анонимками, а зачем? Неужели мне плохо жилось, а что теперь.. меня уволят.. придётся уйти, не доработав до пенсии..

– Навсикая Алкиноевна, голубушка, успокойтесь, вы хотите опустить руки и сдаться, в тот момент, когда до победы осталось несколько мгновений, не пройдёт и двух недель, и вы не узнаете нашей школы, я даю вам слово – вы мне верите?

– Если честно – не очень..

– Ну, хорошо, можете вы ещё две недели потерпеть – четырнадцать дней, из них только десять рабочих – можете?

– Я.. я постараюсь..

– Не надо стараться, надо потерпеть

– Вот опять вы за своё..

– А как же, я самый остроумный и находчивый.

– И скромный..

– Сам себя не похвалишь, три дня как оплёванный.

– Хгм… смешно

– Ну, всё, договорились, как будет у меня свободная минутка, я к вам заскочу.

Слабое – слабое, слабое звено.. Как себя чувствуют остальные соратники?

– Алло, Люд, занята? Я зайду после уроков? Хорошо.

По недовольно вздёрнутой верхней губе, и нетерпеливому постукиванию ручкой о зубы можно сделать вывод, что Люда не в духе. Целую её в щёку.

– Не выспалась?

– Выспалась.

– С кем?

– Дурак. Ни с кем.

– Чего злобствуешь?

– Слушай, а почему я никогда твоих родителей не видела? Как я не зайду к тебе – в доме никого нет, где они?

– Вот это тебя мучает? Поэтому ты такая сердитая? Всё просто, родители мои слишком известные люди для того, чтобы появляться в моей квартире.

– Как это, кто они?

– Не могу сказать, если ты это узнаешь, мне придётся тебя убить – я хватаю её за шею, и начинаю шутливо душить.

– Отстань, нас могут увидеть, ну, правда – кто твои родители?

– Так и быть, только тебе одной расскажу, но ты должна принести клятву – вот, бери землю из цветочного горшка, ешь и клянись, повторяй за мной – я торжественно обещаю..

– Да брось ты, хватит придуриваться, правильно про тебя Демоника Агеноровна сказала – ты какой – то мутный, я про тебя ничего не знаю, какой ты на самом деле, всё у тебя секреты какие – то..

– А кто это такая – Демоника..

– Главный бухгалтер..

– Ах вот оно что, ты наслушалась вражеской пропаганды, поверила ей..

– Почему вражеской?

– Ты что, не знаешь, она домогалась меня, а я, как чистый и целомудренный мальчик, отверг домогательства дряблой бабуси, вот она и злобствует – нет хуже врага, чем отвергнутая женщина..

– Я тебе не верю, ты всё выдумал.

– Правильно, это я так шутю..

– Почему она тебя не любит?

– Откуда же мне знать? У неё спроси.

– Так, где твои родители?

– Ты заставляешь меня грустить, воспоминания о родителях всегда вызывают у меня слёзы.. вот.. я уже на грани.. сейчас.. ты хочешь увидеть меня плачущим?

– Не паясничай, давай по – серьёзному..

– Я очень серьёзен, так и быть, только тебе одной скажу на ушко, иди сюда, без права разглашения, готова? Не вижу готовности, ты слушаешь, внимательно? Нет, ты ещё не готова, я вижу, как заинтересованно блестят твои глаза, ты расскажешь всем о том, что я сказал? Я прав?

– Ну, давай, не томи, говори уже!

– Подойди ближе, ближе.. ещё.. вот так, слушаешь, да? Ох, чего – то меня затошнило, срочно требуется инъекция… помоги…

Я валюсь на стол, шумно с присвистом выдыхаю (как боксёр во время удара), у меня дёргается щека – аггххр.. уэээ..

Люда бежит ко мне, с круглыми от испуга глазами – какая инъекция, где лекарство.. что делать?

– Там.. внизу…у меня в портфеле…

– Что у тебя там? Где лежит?

– В портфеле лежит свёрток… быстрее беги… целлофановый пакет…в горошек..

Она быстро убегает, я встаю со стола, вытаскиваю заранее заготовленную флешку, и копирую документы с её ноутбука, процесс ещё не завершён, а она уже врывается в кабинет, красная, растрёпанная, механически сдувая падающую на глаза прядь волос, она недоумённо смотрит на меня – тебе лучше?

– Сейчас будет, пакет принесла?

– Да, что в нём?

Я разворачиваю пакет, и достаю из него трёхэтажный бутерброд, откусываю приличный шмат, и закатываю один глаз от наслаждения – инъекция колбасы с сыром, и помидорами, – самое лучшее лекарство от сердечного приступа.

– Ты..ты… урод.. я бежала как в жопу раненная рысь, думала у тебя диабет, или сердечный приступ, я думала, что ты умираешь, а ты просто жрать хотел?

– Обожаю тебя такой.. сердитой, слушай, я даже готов прервать пищеварительный процесс ради такого дела, давай я отложу бутерброд, и мы, как это говорится – предадимся любви, а?

– Пошёл ты, иди со своей правой рукой любви предавайся, понял? А что это ты делаешь с моим компьютером? Копирование, это зачем? Ты что задумал?

– Для одной изящной комбинации, которую я задумал, мне не хватает пары штрихов, мне кажется, ты можешь мне помочь..

– Так ты специально меня отослал чтобы.. ну ты и гад..

– Ну, Людок, ты ..

– Мне всё правильно про тебя говорили, а я – то дура.. а почему у тебя в телефоне я забита под именем «невзрачненькая»? Я что, такая страшная? А?

– Люд, ну это же шутка, я..

– А кто все эти «чаровница», «глазунья», «соковыжималка», «Лена – пылесос», что они делают у тебя в контактах?

– Это однокурсники, мы дурачились во время учёбы, и придумывали друг другу прозвища, меня звали .. слушай, а ты в моём телефоне шарила, зачем? Какая низость!

– Однокурсники? «глазунья» пишет, что после прошлой встречи, она неделю в туалет сходить не может..

– Мы ели, в какой – то тошниловке, он отравился..

– и даже крем от анальных трещин не помогает.. что это за дружба у вас?

– Ну, знаешь, среди однокурсников бывает всякое, бывают моменты острой тоски, я должен был поддержать товарища..

– А «Лена – пылесос» пишет, что у неё «задержка две недели»..

– Бедняга, им на заводе зарплату задерживают, выплачивают крайне неаккуратно..

– Ты издеваешься надо мной? За дуру держишь? Я всё поняла, ты меня использовал, тебе надо было узнать что – то о бухгалтерии, и ты.. вот же сволочь.. как ты мог.. я же тебе поверила.. я всё расскажу Милене Власьевне, и ты отсюда вылетишь как пробка.. тебе ничего не удастся сделать.. понял?

Я ласково, но с силой обнимаю её за плечи, и тяну к открытому окну, прикидывая в уме – какие шансы у крепкой, здоровой девушки выжить после падения из окна четвёртого этажа? Люда вырывается, но я держу её крепко, захватив шею в замок, окно выходит во внутренний двор, в это время тут пусто, вроде бы никого нет..

– Люда, ты меня вынуждаешь, мне не хотелось бы завершать наше знакомство на такой ноте, но приходится, я мог бы отпустить тебя, если ты пообещаешь молчать в ближайшие две недели, ты как согласна?

Как только я убрал ладонь с её рта, она попыталась закричать – ну что ты, Людок, фу, как это грубо (до подоконника остаются какие – то сантиметры), ну так что – молчание на две недели, или молчание навсегда – что ты выбираешь?

Она втыкает ногти в кисть моей руки, выступает кровь, я не чувствую боли, чувствую досаду на то, что всё выходит так глупо, резко разворачиваю её и бью кулаком в живот, её тело сгибается, я нагибаюсь, сжимаю ладонями её щиколотки (такие изящные, тонкие) и собираюсь разогнуться, и рвануть её ноги вверх, и в этот момент слышу сзади интеллигентное покашливание – я вам не помешала?

В дверях бухгалтерии стоит БМВ – Болтанкина Мария Владимировна, словесница способная вытрясти душу из любого, самого необучаемого двоечника – я за квиточком зашла, но если вам некогда, то я загляну позже.

Люда хрипит, я отпускаю её, БМВ сурово разглядывает нас обоих, я скороговоркой произношу – девушка что – то не то съела, стала задыхаться, хотел дать ей подышать, свежий воздух, знаете ли.

– Мария Владимировна, хотите сделать доброе дело?

– Я всегда на стороне добра.

– Помните газету, пожалуйста.

– А зачем?

– Мните – мните, я всё объясню.

Она усиленно разминает газету окольцованными пальцами – хватит?

Я пробую край газеты рукой – нет, ещё недостаточно мягкая, помните еще, пожалуйста.

БМВ мнёт газету с отчётливым выражением злости на лице – достаточно?

– Ещё чуть – чуть.

– Вы обещали объяснить мне, для чего это необходимо.

– Видите ли, в детстве я с родителями (выразительно смотрю на Люду) жил в коммуналке, кроме нас там жило ещё три семьи, вечные очереди на кухне, в ванную, в туалет, туалетной бумаги никогда не было, и с тех пор я глубоко убеждён – нет ничего лучше для моей спартанской задницы, чем хорошо помятая дружескими, добрыми руками газета, давайте сюда, вы действительно очень добры, а теперь я иду в туалет.

Ни слова не говоря, БМВ выходит из бухгалтерии, Люда вытаскивает из ноутбука мою флешку и швыряет на пол, я поднимаю её, заговорщицки подмигиваю Люде и говорю – твой младший братик ходит в седьмой садик, да? Такой маленький, а уже без взрослых, ай – яяй –яй, какая неосторожность, думать, что если дом рядом, то с малышом ничего не случится, современные улицы полны опасности.

Лицо Люды белеет, и становится каким – то варёным, она смотрит на меня с ужасом, не моргая. Я выхожу из бухгалтерии, напевая:

– И пусть гуляют с ней собаки, а не такой орёл как я!

17.

– Ну чего, ты готов?

– Уже пора?

– Да, пошли.

Мы входим в актовый зал, безвкусно украшенный золотистыми шариками – кривоватая надпись «В добрый путь» отчётливо заваливается вправо, пухлые связки полусдутых шаров цвета национального флага дрябленько трепещут в углах зала.

– Дизайнера приглашали, кучу бабла отдали за эту роскошь.

– Да, впечатляет.

Мы садимся на втором ряду (первый уставлен табличками с угрожающей надписью «Администрация».

– Сейчас будут долго и уныло петь песни, самые скудоумные дуры, из числа тех, кто и в школу – то почти не ходил, будут реветь от полноты чувств, в общем, готовься, всё будет медленно и печально.

– Откуда ты знаешь?

– Давно здесь работаю, у них двадцать лет один и тот же сценарий.

Первый ряд заполнился представителями администрации, не прошло и получаса, как заиграл гимн, по окончании которого, в центр зала вышла директриса, верная своему принципу в одежде – на ней была застиранная, бесформенная простыня, несколько раз обёрнутая вокруг мощного тела.

– Чувствую себя как в вытрезвителе, там тоже в такие штуковины клиентов заворачивают.

Учительница начальных классов, сидящая рядом, громко фыркнула и погрозила короткопалому пальцем.