Мой лучший худший друг

Облокотившись ладонями на раковину, я опустила голову вниз и тихо злилась на весь этот мир. Мне было очень неприятно осознавать то, что я больше никогда не смогу играть на клавишных, и что моя дальнейшая жизнь теперь не будет крутиться вокруг музыки, а скорее всего я стану какой-нибудь отшельницей флористикой, торгующей букетами ромашек в маленькой лавке вдали от центра Сиэтла.

— Элизабет, ты злишься на меня? — вбежал в дамскую туалетную комнату Кайн.

— Что ты здесь делаешь? — яростно я спросила у него.

— Ну если ты еще не забыла, мы сюда вместе пришли.

— Кайн. Это туалет, — сказала я без лишних эмоций на лице.

— Да, но как я понял, я не один его использую не по назначению.

Я посмотрела на него как на идиота и спокойно сказала:

— Иди за стол, я скоро подойду.

— Сначала объясни, что это за припадки злости были?

— Пожалуйста, Кайн, оставь меня одну.

Он кивнул головой «нет».

— И вообще, в конце концов, это женский туалет, — попыталась я ему объяснить где он, указывая взглядом на вошедшею в дамскую комнату девушку.

— Я жду разумных объяснений, — сказал он мне и направился к выходу, мило улыбнувшись той девушке.

Я слегка намочила лицо холодной водой, привела дыхание в порядок и пошла в зал, стараясь не думать о плохом. Присела за наш почти уже пустой столик в то время как Кайн хлопал парню, сыгравшему один великий шедевр австрийского классика.

Большинство музыкальных классиков и их произведения я знала очень хорошо, поэтому мне не составило труда определить, что звучало в этом зале еще пару минут назад.

— Отличная кода, — сказала я этому парнишке, сидевшем за роялем. Он улыбнулся мне, выразив тем самым свою благодарность. — Погоди, — решила я его кое о чем попросить. — Сможешь сыграть простую мелодию, которую я попрошу? — тихо шепнула я ему на ухо, на что он согласился.

Я начала петь под его игру:

— Любви мешаем мы понятия…понятия с тобой.

Взгляд Кайна упал вниз. Он сложил руки в замок, облокотился локтями на стол, а головой на руки и смотрел в одну точку, не моргая.

— Страдаем порознь мы, порознь, по-своему душой, — продолжила я петь с легким напряжением в голосе. — И не находим мы, бывает слов, что б спор переступить. Непонимания терзают нас…сердца…что б нам…разбить, — пропела я эти слова с паузами.

Кайн поднял голову и зациклил свой взгляд на мне. И тут, рояль зазвучал ярко и громко, а я запела в полною силу припев:

— Оо-ооо-о-оо-о-оо-оо-о-о. Оо-ооо-о-оо-о, сердца что б нам разбить. Оо-ооо-о-оо-о, но этому не быть. Оо-ооо, знай, я буду всегда тебя любить.

Тут, во всем зале посыпались аплодисменты. Один лишь Кайн сидел на своем месте с серьезным лицом и смотрел на меня.

Мы с «маэстро» пожали друг другу руки. В те минуты у меня было двоякое душевное состояние. Потому что музыка делает меня счастливой, но теперь, чтобы получать это счастье, мне приходится терпеть боль. Боль, которая пытается быть сильнее всех положительных эмоций, которая пытается вырваться наружу и покрыться вокруг меня оболочкой. Но если я позволю ей сделать это, смысл моего существования будет потерян. Иногда лучше смотреть на мир через розовые очки, чем через черные, поскольку тьма, которую они создают, рано или поздно поглотит тебя без шанса на восстановление. Именно поэтому я часто стала летать в облаках и убеждать себя в том, что все хорошо, несмотря мое, крайне плачевное, положение.

— Не знал, что ты близка к музыке, — сказал Кайн.

— С 4 лет. Я начала играть с 4 лет, — вздохнула я.

— Значит ты еще и играешь. На чем? — спросил он у меня, засмотревшись на белую чашку, стоящую на столе.

— Нет. Я больше не играю.

— Да брось ты. Я же не глухой. Я слышал, как ты пела. Где ты учишься? Это явно какой-нибудь колледж искусств, — начал он развивать неприятную мне тему.

— Я с тобой в Сиэтле. Как я могу учиться? Не неси ерунду.

— Хах. Как же ты любишь прикинуться глупой…

— Да что ты хочешь от меня?! — сказала я, трясясь и пытаясь сдержать слезы, которые все-таки пробились наружу.

— Все эти припадки со слезами не просто так, — сделал он ухмылку, от чего я окончательно сорвалась, встала и быстрым ходом направилась к выходу.

— Что это, Элизабет! — схватил он меня за руку, и я сразу вспомнила первый день нашего знакомства.

— Да что с тобой? Ты знаешь меня всего 3 дня. Зачем тебе все эти ответы на вопросы?

— Ответь уже, наконец! — закричал он и тряхнул меня за руки.

Мои слезы плеснули словно Ниагарский водопад, я расплакалась так сильно, что начала икать. Кайн просто безразлично смотрел на меня:

— Почему ты не хочешь рассказать мне о себе? — Я продолжала топить зал своими слезами, мне хотелось искреннего утешения от него, но взамен я получала лишь давление. — Дело твое. Завтра ты меня уже не увидишь и может тогда тебе станет легче на душе… — пробормотал он, кинул деньги на стол и ушел.

Часть 2 «Новое начало»