Здравствуй, грусть

IV

Я вспоминаю одну ночь, которую мы провели в саду, где теперь я хожу без тебя. Это одно из тех мест, которые после твоей смерти я избегаю.

Была полночь. Мы вышли из театра последними. Шел снег. Мы брели, взявшись за руки. Говорить не хотелось, да в этом и не было нужды. Мы шли без цели, но и без колебаний. Изредка медленно и бесшумно проезжали машины. Улицы казались мне необитаемыми, по, быть может, это наша любовь в тот вечер отрешила нас от мира. Рядом с нами была ночь и небо, Париж был далеко. С улицы Вавэн мы вышли к Люксембургскому саду. Ты сказал: «Войдем?»

Мы перелезли через ограду и оказались в сказочном мире. Снег взлетал под нашими ногами. Мы были счастливы и сознавали это. Светлая, тихая радость, когда ты уверен, что все может быть только хорошо! Ты снял пальто, и мы сели на него. В темноте мы смотрели друг на друга. Я видела твои ясные глаза и припорошенные снегом ресницы. Город был в двух шагах, за оградой, он окружал нас. Пробило три часа. Почему я вдруг подумала о несчастье? Не о том, что оно может постичь нас, — тогда мне казалось невероятным даже представить себе что-либо подобное, — а о несчастье других. Именно в эту минуту одни люди умирали, другие убивали; рушились семьи; плакали от одиночества дети; мужчины и женщины, лежа в постелях, подводили итог своим бедам. Очень далеко от нас, в Индокитае, люди мучились в предсмертной агонии или мучили других. С тех пор как возникла жизнь, каждую секунду кто-то радуется и страдает, рождается и умирает, и так будет всегда, до тех пор, пока существует мир. Мы сидели замерев, завороженные счастьем; рука в руке, голова к голове. Один из нас сказал: «Если когда-нибудь придет беда, постараемся держаться достойно». Другой ответил: «Я обещаю тебе это».

Мы ушли оттуда, когда город начал просыпаться. Вернувшись домой, мы даже не пытались уснуть. Я любила эту бессонную ночь, чистую как снег и такую прекрасную, что я не хочу утратить из нее ни одного мгновенья.