Кризис среднего возраста

полный пердимонокль

Пердимонокль. От франц. выражения perdit monocle: терять монокль. Жаргонизм, означающий сильное удивление.

Через час караул сменится. Новый часовой заступит на его, Сани Задолбайло, пост на сверхважном охраняемом объекте.

В ранние утренние часы особенно хочется спать. Но только не сегодня! Сегодня его будто подменили. Саню словно распирало изнутри, сердце его быстро колотилось. Ему захотелось совершить что-нибудь выдающееся, почти героическое. Такое, чтоб потом вспоминать об этом всю жизнь, а состарившись, рассказывать внукам!

Вот она, идея!

Ефрейтор Задолбайло достал штык-нож и принялся старательно выцарапывать на корпусе гигантского космического корабля «Уран» метровые буквы, сверкнувшие серебром в его головушке: ДМБ-86

За час он вполне успеет. Поэтому можно работать аккуратно.

Средняя школа села Зажопинские Выселки Мухосранского района не особо отяготила образованием его голову, и без того не баловавшую своего носителя интеллектом. Посему он и подумать не мог, что царапины на корпусе разрушат термозащитную оболочку ракеты, способную выдерживать температуру до 5000 градусов Цельсия. Дело не столько в том, что такая оболочка очень дорого стоит, сколько в том, что из-за повреждений корабль мог разрушиться. Сначала вспыхнул бы пожар в пассажирском отсеке, а затем погиб бы весь экипаж. Задолбайло не ведал, что при входе корабля в атмосферу Земли, особенно в ионосферу, на поверхности корпуса температура достигает до 2000 градусов Цельсия.

Саня трудился. Он гордился собой. Это же здорово, что ему в голову пришла столь смелая идея! Вот дембель так дембель! Космический!

Когда рассветет, думал Саня, надо кого-нибудь из молодых солдатиков-салабонов попросить, чтобы сфотографировали его на фоне корабля с надписью «ДМБ-86».

С этой мыслью часовой убрал штык-нож в пластиковые ножны и поправил сбившийся ремень.

Правда, на космодроме Гойконур запрещалось фотографировать. Даже иметь при себе фотоаппарат, и то было запрещено. Но это не мешало дембелям иметь фотики и по ночам печатать фотографии для дембельских альбомов. В каптерке стоял старый увеличитель с красным фонарем. Имелся тут и запас химреактивов.

И что с того, что объект был повышенный секретности? Что с того, что замполит Мозготыков вместе с прапорщиком Недбайло раз в месяц устраивали в казарме «шмон»? Запас запрещенных «аксессиаров» самым волшебным образом восстанавливался.

Кстати, искажённое французское слово «аксессуар» попало в лексикон прапорщика Недбайло вовсе не случайно. Зачитанный до дыр том Ги де Мопассана – вот откуда прапорщик позаимствовал звучное существительное. С этим томом бравый вояка никогда не расставался. Мопассан и «Устав несения гарнизонной караульной службы» были той парой книг, с которыми Недбайло не разлучался. И это вызывало немалое удивление у проверяющих офицеров из Москвы.

Между прочим, так вышло, что прапорщик был земляком ефрейтора Задолбайло. Он происходил тоже из Мухосранского района, из соседней деревушки Ново-Ипаново.

Обычно накануне проверки он сам делал обход казармы, отбирая у солдат запрещенные «аксессиары». Однако потом, когда опасность была позади, когда политрук Мозготыков утверждался в мысли, что запрещенных «аксессиаров» нет, прапорщик спокойно раздавал «временно конфискованные» предметы их владельцам.

Это касалось не только фотоаппаратов, местного спиртного и картишек с голыми бабами, купленными еще в поезде, когда их, «салабонов», два года назад везли в эти бесконечные хазарейские степи, окруженные горной цепью, но и эротической литературы. Точнее, рукописного самиздата, оригиналом которому служил сомнительный первоисточник со старательно выведенным заголовком: «КОМОC-УТРА». Рукопись сопровождалась затертыми картинками, сделанными под копирку шариковой ручкой.

…Ефрейтор уже предвкушал, как через месяц с небольшим поедет домой, в Мухосранский район, в родное село Зажопинские Выселки. Он представлял себя в парадной форме, воображал себя «полным кавалером» значков и даже медалей, которые он по блату прикупил в местной палатке «Военторга», у жены прапорщика Оксаны. К его достижениям по службе эти медальки никакого отношения, конечно, не имели.

Отец, Задолбайло-старший, обещал выгнать к его приезду целый бидон чистейшего самогона, а еще зарезать огромную свиноматку. Она будет зажарена на вертеле – прямо на улице, перед избой. А он, ефрейтор, позвякивая на кителе медалями, почти герой, будет рассказывать девчонкам и вообще сельской молодежи о подвигах на Гойконуре. Расскажет о том, как он, одинокий космический волк, вел неравный бой с ротой заграничных диверсантов, решивших захватить советский космодром. Он был ранен и уже думал о конце, но подоспевший на помощь штурмовой отряд на танках, бронетранспортерах и боевых вертолетах сумел добить наглых диверсантов. Девушки будут охать и делать круглые глаза, а он, подражая любимому актеру Леониду Быкову из кинофильма «В бой идут одни старики», прикурит вынутую из «серебряного» портсигара папироску. Смачно затянувшись и выдохнув дым в лица сельчанкам, он продолжит рассказы о тяжких буднях космогероя Задолбайло…

Утренняя хмарь потихонечку рассеивалась. Из-за горного массива потянулись несмелые солнечные лучики. Они разгорались, удлинялись и как бы смывали темные фиолетовые тени со скал. Из-за горы показался огненный шар. Весь космодром, его стартовый стол, стапели и сам корабль, красавец «Уран», покрытый бриллиантами выпавшей за ночь росы, засверкали, заискрились на солнце.

Прикрыв глаза от сияющего солнца, Санек удовлетворенно оглядел метровые вырезанные буквы «ДМБ-86». Красота! Такие буквы будут видны за полкилометра, а то и за километр. Разумеется, весь наряд во главе с земляком, то бишь прапорщиком Недбайло, оценит творение по достоинству. А как же! Да они все вместе потом сфотографируются на этом скульптурном фоне!

А вот и они едут. Да не одни!

Ефрейтор Задолбайло, приставив ладонь ко лбу, вгляделся в колонну машин, впереди которой ехал гарнизонный «уазик».

«Уазик» со сменой караула внутри возглавлял колонну из шести «Икарусов». В автобусах сидели генералы и иностранные корреспонденты, собиравшиеся освещать в прессе исторический старт.

А еще в «Икарусах» ехал экипаж космонавтов.

Уяснив, что настал его звездный час, затянув потуже ремень и поправив гимнастерку, ефрейтор побежал докладывать разводящему, что за время несения им боевого дежурства происшествий не случилось.

Высыпавшие из автобусов иностранные журналисты, имевшие отчего-то озадаченные выражения на лицах, защелкали фотоаппаратами, а Задолбайло подумал с неудовольствием: «Ишь ты, им-то фотики можно…»

Навстречу ефрейтору несся, как угорелый, прапорщик Недбайло. Он был почему-то без фуражки. И тут Санек увидел чудо: черные как смоль волосы прапорщика побелели до цвета первого снега. Случилось и еще кое-что необыкновенное: томика Ги де Мопассана в руке у прапорщика не оказалось.

На всю жизнь запомнил Саня искривленный гримасой ужаса рот и крик, вырвавшийся оттуда:

– Ну полный пердимонокль!