Шлемазл

ИИСУС: И что не так?

ПИЛАТ: Да всё не так. Чему ты людей учил? Посмотрите на птиц небесных, не жнут, не сеют, а сыты бывают? Посмотрите на траву полевую, как её Бог одевает, красивее, чем одевался царь Соломон? Вовсе не про радость созидательного труда ты проповедовал.

ИИСУС: Ты ничего не понял.

ПИЛАТ: Что тут было понимать? Вы в своей Иудеи жили как скоты: грязные, вонючие, дикие какие-то, вши, везде дерьмом воняет, улицы замусоренные, дорог нет, почты нет, воды нет. Зато какая духовность! Не знаю… Может, вас манна небесная развратила за сорок лет тунеядства в пустыне? Халява быстро расхолаживает. Работать надо было. Посмотри. Мы, римляне, куда бы ни пришли, что делаем? Строим акведуки, строим общественные бани, строим общественные сортиры с канализацией. Мостим дороги. Организовываем почту. Патрулируем улицы. Ловим воров и бандитов. Упорядочиваем налогообложение. Вводим закон и порядок. Всё-таки правовая система у нас работает, и префект даже в самой далёкой задмуханной провинции, вроде меня в этой поганой Иудее, знает, что за ним стоит вся мощь Рима, и сам эту мощь побаивается, потому что если что не так – башку оторвут однозначно.

ИИСУС: Так что было бы, если б ты меня не распял?

ПИЛАТ: Сдох бы ты в канаве. Тебя по-любому побили бы камнями. Свои же. От зависти. Которые твоего Отца считают своим Отцом. Они тебе завидовали, Иуда тебе завидовал. Он же ревновал тебя ко всему – к твоей стати, к твоему красноречию, к твоему успеху. Он и у меня был, предлагал тебя сдать, но мне какое дело до ваших еврейских штучек? А даже если и не убили… Пока ты был молодой и красивый, и говорил свои заумные проповеди, ты тёткам нравился, и они давали тебе деньги. Вот ты и твоя шайка ездили бабам и простофилям по ушам, они тебе копейку подбрасывали, вы шлялись по всей Иудеи и не работали, жили за чужой счёт. А потом бы ты всем надоел со своим занудством. Побирался бы, просил милостыню на перекрестке. За чудеса ты денег вроде не брал? Пришлось бы брать. И ты разве один был чудотворец? Да их по всей Иудее и Египту сотни шлялись. Вот скажи мне, Иисус: если ты умел воду обращать в вино, что ж ты камни не обращал в золото, чтобы со вдов и работяг бабло не стричь?

ИИСУС: Мне такое даже в голову не приходило.

ПИЛАТ: А мне вот, видишь, пришло.

ИИСУС: Мы по-разному видим мир.

ПИЛАТ: Не знаю, как видишь ты, а я смотрю на вещи, как они есть. Тебя называют Словом, Логосом, тобою творился мир. И какой мир тобою сотворён? Только не говори про свободу воли и всё такое, это ни тебя, ни Бога, ни нас не оправдывает. Ты думаешь, ты поменял мир? А твой древний дедуля, царь Соломон, сказал: что делалось, то и будет делаться под солнцем. Ну вот издох ты на кресте с каким воплем? “Отец, зачем ты бросил меня?” Страшно было? Больно? Невыносимо? Это люди сделали, которых ты за три дня до этого учил милосердию и состраданию. Что поменялось в мире? Человеческая природа, что ли, поменялась? Блаженны нищие духом… Что это всё значит?

ИИСУС: Именно это и значит.

ПИЛАТ: А ты помнишь, что мне сказал на допросе? Я тебя спрашиваю: ты царь иудейский? А ты мне: это ты говоришь. Только за одну такую дерзость следовало съездить по твоей божественной морде.

ИИСУС: Чего не съездил?

ПИЛАТ: Я – префект, высшее должностное лицо в вашей вонючей дыре. Мне ещё руки об всякую шваль марать? Ну подумай, кто был ты и кто был я? Да и, по правде говоря, не расположен я людей бить. Даже такое ничтожное и никчёмное существо из задницы мира, каким ты был в земном обличьи.

ИИСУС: А казнить расположен?

ПИЛАТ: Ты опять за своё? Я, что ли, орал “распни его”? Я, что ли, кричал “кровь его на нас и детях наших”? Да мне потом жена моя, Прокула, полгода к себе не подпускала, обижалась, что я не отпустил тебя. А как мне было отпускать тебя? Я и хотел, а они, твои священнички и моралисты, потребовали душегуба Варавву, а тебя, безобидного юродивого, велели распять. Какие ко мне вопросы?

ИИСУС: Только один. Почему ты не использовал свою власть, чтобы отпустить невиновного?

ПИЛАТ: Если б я тебя отпустил, то никакой бы власти у меня не было: они бы подняли бунт, Рим бы прислал легионы, распяли бы тысячи человек, меня бы выгнали взашей. Так что я отделался малой кровью.

ИИСУС: Невинной.

ПИЛАТ: Ну прости меня.

ИИСУС: Вот именно это я и хотел услышать. Я прощаю тебя, Пилат.

Свет гаснет. Экраны гаснет.

ГОЛОС АВГУСТА (из темноты): Стоп! Снято! Антракт 15 минут.

Действие третье.

В большой гостинной сидят за столом Марк, Август и Изя. На экранах над сценой их лица.

ИЗЯ: Я хочу ещё! На библейские вечные темы.

На экранах появляются кадры, изображающие странные картины на библейские сюжеты.

МАРК: А не слишком ли занудно? Может, добавим движухи?

АВГУСТ: И чего-нибудь веселого. Раскроем характер нашего вошедшего в раж героя через конфликт, который он не понимает – с кем он имеет дело, и как его при этом имеют. На библейском фоне.

ИЗЯ: Это как?

АВГУСТ: Ты – человек искусства? Любишь всё прекрасное? Допустим, у тебя хватает таланта создавать прекрасное, скажем, картины. Так и напечатаем…

Слышен стук клавиатуры. На экранах появляется надпись “Новелла “Мазила”.

Гаснет свет. На экранах видно, как Изя стоит перед холстами и пишет картины, работая с палитрой, смешивая краски и нанося их на холст, стоящий на подрамнике. Экраны гаснут, зажигается свет на сцене.

Картинная галерея. На стенах висят странные абстрактные и фигуративные картины. На экранах появляется надпись “Опыты Эйзегезы. Персональная выставка Исаака Шапиро”. Изя вешает на стену большую картину.

Входит Феликс Самшиттер с двумя роскошными и социально безответственными девицами, Снежанной и Роксоланой. В руках у Феликса штатив с фотоаппаратом, который он ставит в углу и проделывает с ним манипуляции. Видят Изю, вешающего картину. Феликс осматривается. Он удивлён. Он смотрит внимательно на большое полотно, которое Изя пытается закрепить. На нём изображён Херукуси – карлик в самурайских доспехах. Изя стоит на стремянке, прилаживая Херукуси. Феликс стучит по стремянке, снизу вверх обращаясь к Изе.

ФЕЛИКС: Слышь, братан, а где мазила, в смысле художник?

ИЗЯ: А вы кто?

ФЕЛИКС (представляя себя и барышень): Я? Феликс Самшиттер. А это родненькие мои, близкие.

ИЗЯ: Самшиттер? Это фамилия?

ФЕЛИКС: Не нравится? От слова “самшит”. Предки возили самшит из Грузии в Белоруссию. Кормились с того.

ИЗЯ: А моя фамилия МазиллО. Это мои картины.

ФЕЛИКС

Ты гонишь? Твои картины? Похоже на мазню душевнобольных. Как в дурдоме. Значит, ты у нас мазила?

ИЗЯ: Слышали – были такие художники МикеланджелО, ДонателлО, УтриллО, КалО, МуриллО, а я вот МазиллО.

РОКСОЛАНА: Котик, мне нравится вон та палочка, беленькая на чёрненьком.

ФЕЛИКС: Сколько просишь вон за ту хренотень?

ИЗЯ (слезая со стремянки): Десять тысяч долларов.

ФЕЛИКС: А не до хрена?

ИЗЯ: Так это же и есть хренотень.Это фаллическая кость. Настоящий костяной хер. Бакулюм.

ФЕЛИКС: Не понял?

ИЗЯ: Ещё раз – это хер моржовый. Костяной каркас. Почти метровый. Чтоб в ледяной воде исполнял свою функцию.

СНЕЖАНА: Масик, я тоже хочу такую картинку. В будуар.

ИЗЯ: Такая большая только одна такая. Есть мышиные пенисные кости – они поменьше и подешевле. По пять и по три.

СНЕЖАНА: Не хочу мышью письку. Хочу моржовую!

РОКСОЛАНА: Я первая!

СНЕЖАНА: Роксоланочка, не будь сучкой. Тебе Биркин двадцатую уже подарили? Вот и успокойся. Я, может, искусство шибко-шибко люблю. Больше, чем сумки Хермес и бланики.

ФЕЛИКС: Так, мазила, пока эти обезьяны не сцепились, дам им ещё какой-нибудь хер. Только высокохудожественный. Без похабщины.

ИЗЯ: Ну, в принципе, эта выставка моих работ вся посвящена теме… Этой самой теме.

РОКСОЛАНА (озираясь): Что-то я не понимаю… А где тогда тётки? Без них какой смысл?

ИЗЯ: Дело в том, что мужское начало, воплощённое в мужском конце – это не столько для тёток…

СНЕЖАНА: Это что, для голубеньких? Ты модельер, да? Стилист? Мне нужен новый визажист, а то мой престарелый педик сжёг мне кожу и рожу.

ФЕЛИКС: А ты сам-то, в натуре, не заднеприводной?

ИЗЯ: Натурал. Я вам поясню. Вот видите – картина. На ней Авраам, праотец наш, сам себе сделал обрезание. Потому что это символ завета человека с Богом. Бог ему сказал – и он сделал.

РОКСОЛАНА: Котик, ты тоже сам себе отчекрыжил? Мой бедненький! Пойдем, я тебе в него холодок вдую.

СНЕЖАНА: Тебе бы только дуть. Дай человеку рассказать.

ФЕЛИКС: А что это за облако в трусах теребит его за конец?

ИЗЯ: Это архангел Рафаил снимает боль. Анальгина ещё не было.

СНЕЖАНА: Я тоже умею снимать боль. Масечка, пойдём, помассирую простату. Боль буквально рукой снимет.

ФЕЛИКС (Изе): Слышь, мне б товарищу подгон братский сделать. Тему ты поднял лютую. Значит, смотри, что мне надо. Дружок у меня есть, чёрт голимый, хитрая жидовская морда, вроде меня. Он как бы мне и друг, и партнер по бизнесу, и в тоже время все норовит меня нае… нажухать. Но мы с ним с детства, как братаны. Но чтоб он помнил: деньги деньгами, но есть ещё совесть.

РОКСОЛАНА: Котик, ты такой у нас умненький… Но только у тебя эти понятия тоже не совмещаются.

СНЕЖАНА: Да, масечка, мы тебя любим не за это. И даже не за твой… этот….

ИЗЯ: Бакулюм?

СНЕЖАНА: Типа…

ФЕЛИКС: Я знаю, за что вы меня любите.

РОКСОЛАНА: Ну при чём тут деньги?!

ФЕЛИКС (указывая на картину с карликом Херукуси): А что это за Тирион Ланнистер? Клоун из театра Кабуки?

ИЗЯ: Это особая картина. Это тоже карлик. Я придумал мангу, на основе реального самурая из Древней Японии. Он очень храбрый, но маленький. И он не мог дотянуться мечом до головы врага, поэтому в суматохе и неразберихе боя он откусывал члены своим врагам, а когда те падали, отрубал им головы. Он считал, что таким образом враг лишается мужества. Имя этого карлика – Херукуси. Мне порой кажется, что он живой, и вот-вот спрыгнет из картины и пойдёт…

ФЕЛИКС: Кусаться? Не-не-не, на хер такое счастье. Я такое даже врагу не подарю. Что-нибудь повеселее, ближе к еврейской тематике есть?

ИЗЯ: Тогда обращу ваше внимание вот на эту картину. На ней, смотрите, Ктулху, Чужой и Хищник стоят с перебинтованным достоинством, а рядом стоит знаменитый рав Соловейчик, ваш земляк, корнями тоже из Любавичей.

ФЕЛИКС: Какой земляк? Он из Пружан. До них семьсот верст от Любавичей. Но главное ты уловил чутко. Так что с того?

ИЗЯ: А то, что любое разумное существо может стать евреем. Обрезание открывает всем разумным существам путь к свету Творца и свету Торы.

ФЕЛИКС: Где это ты такое вычитал? У талмудистов?

ИЗЯ: Сам допёр.

РОКСОЛАНА: Котик, он такой умный! Дай ему денег.

СНЕЖАНА: И мне. Это я его нашла.

РОКСОЛАНА: Вообще-то я.

ФЕЛИКС (Изе): Мои шиксы не промах. А что это за тёлка с сиськами отсасывает глушак у Узи? Который вон старый тот пердун в штраймле ей в клюв пихает?

СНЕЖАНА: Какая классная эротика! Масечка, купи мне этого дедульку с волыной! А мы порно будем снимать сегодня? У меня драйв потёк!