Нелюбимая

Пролог

Его снова нет дома. Уже поздняя ночь и я знаю, что его задержала далеко не работа. Наверняка уже где-то затерялся среди бесконечной вереницы ночных клубов и баров. Непременно наутро я снова увижу на воротнике его смятой рубашки следы чужой женской помады. Снова встречу взгляд полный боли, раскаянья и гордой злости. Он ничего мне не скажет. Уйдет спать в отдельную комнату. Потом допоздна станет работать в кабинете, а рассвет встретит с недокуренной сигаретой, зажатой между пальцами.

Мы больше не разговариваем, редко встречаемся даже взглядом. Он ненавидит меня, я это чувствую, догадываюсь, понимаю. Мне больно оттого, что я превратила нашу жизнь в руины. Такой опрометчивой ошибки я себе никогда не прощу. Какие бы разногласия между мной и Германом не возникали раньше, я никогда не хотела ему навредить. Не хотела заставить его страдать. Злилась, это правда, но чтобы сделать ему больно — нет.

Всё внутри меня переломилось с приходом беременности, я будто очнулась от затяжного сна и трезво посмотрела в глаза реальности. Ни одна влюблённость или мимолетная слабость не стоят того, чтобы ребенок жил без матери. И теперь я это поняла, правда уже поздно.

Родители консультировались с разными адвокатами, но никто ничем помочь не может. Одни либо находятся под влиянием Германа, другие твердят, что в составленном контракте отсутствуют любые притязания матери на ребенка. В любом случае, даже без наличия этого контракта, ребенок в наших семьях всегда должен оставаться с отцом. Такова традиция. Может быть, поэтому многие женщины у нас и не стремятся к разводу.

Никакого другого выхода нет, кроме как подчиниться воли Германа, но для меня это сродни гибели. Сердце больно сжимается лишь от одной мысли, что моего ребенка отнимут. Заберут, как только я дам ему жизнь. Горькое чувство, что я стала разменной монетой в интересах родителей и собственной неопытности, сводит с ума. Мне страшно, но я понимаю, что сейчас совсем не время опускать руки. Необходимо что-то сделать, исправить ситуацию. А возможно ли это? Как говорится, разбитую чашу не склеишь.

Тихо прохожу мимо приоткрытого кабинета Германа. Он сидит на кожаном диване между тонкими изящными пальцами тлеет сигарета, лицо спрятано в ладонях, локти уперты в колени. Вся поза моего мужа указывает на его бессилие, усталость и отчаянье.

— Уходи, — слышу задушенное. — Уходи! — Герман поднял на меня взгляд своих воспаленных красных глаз.

А я стою как идиотка, пошевелиться не могу. Муж резко встает с дивана, подходит ближе и захлопывает дверь прямо у меня перед лицом, даже легкий ветерок коснулся кожи. Я всё испортила…