Трепет. (не) его девочка

* * *

— Папа? — темные брови женщины удивленно ползут вверх. — Ты не говорил, что у тебя есть дочь, Рустам. И такая… взрослая…

Не говорил обо мне? То есть вообще? Ну, хорошо, дочерью он меня не считает, но неужели он не рассказывал даже о том, что у него есть падчерица? Значит, причина его отторжения заключается не в том, что эта женщина против детей?

И снова это горькое чувство расползается в груди, обжигает сердце и легкие, мешает сделать вдох. Он сам меня отвергает. Сам так решил. Даже не считает нужным про меня рассказывать.

Я смотрю в глаза мужчине и вижу, как в их глубине начинает сверкать пламя. Он злится на меня. А мне плевать. Пусть злится. Пусть снова назовет меня «не дочерью».

Его рука соскальзывает с талии женщины, и через мгновение, которое кажется вечностью из-за ярости отчима, накалившей пространство между нами, я ощущаю горячее прикосновение к своему запястью. Он отрывает мою ладонь от своего плеча и опускает мою руку.

— Регина, иди в машину, — чеканит мужчина, не поворачиваясь в сторону своей спутницы.

Регина. Мне не нравится это имя. Слишком резкое. Но ей подходит.

— Что? Но… Рустам, ты не хочешь объяснить мне…? — пытается возмущаться Регина, но ее быстро осаждают.

— Не хочу. Просто уйди. И подожди меня на парковке.

И как я могла подумать, что какая-либо женщина вообще способна повлиять на него и на его решения? Он же просто непробиваемый. Вряд ли их разговор мог бы звучать так: "Мне не нравится, что у тебя дочь. Выбирай: либо я, либо она!" — "Ну, конечно же, я тебя выбираю!" Сейчас даже сама мысль кажется мне смешной и нелепой. Но может, мне просто так кажется? Я ведь не знаю, насколько близкие и душевные у них отношения. Возможно, он сейчас так резок со своей Региной, потому что я его разозлила и раскрыла его «тайну».

Женщина недовольно кривит губы, бросает на меня еще один высокомерный взгляд, после чего разворачивается и идет к выходу, цокая каблуками и виляя бедрами. Невольно смотрю ей вслед. Почему мужчинам нравятся такие? Стервозные и с раздутым самомнением. Разве скромные, тихие и добрые женщины не лучше? Как моя мама, например. Уверена, что моя мама умела любить и заботиться гораздо лучше и искреннее, чем вот эта особа.

— Яна, — рычит отчим. Я удерживаюсь о того, чтобы вздрогнуть, и поднимаю голову, стараясь придать своему лицу абсолютное спокойствие и бесстрашие. Это трудно, учитывая то, какие мощные волны гнева исходят от мужчины напротив.

— Что? — невозмутимо спрашиваю и горжусь собой за то, что голос не дрожит.

— Мы же уже обсудили это. Кто ты мне, и кто я тебе.

— Ох, ну конечно. Только вот ТЫ своей подружке даже о наличие падчерицы не рассказал. Ты стыдишься меня? — а вот теперь в голосе появляются визгливые нотки. По-хорошему, будет лучше сейчас извиниться и уйти. Точнее, сбежать. Отправиться к Сашке, провести с ним чудесный день, а об отчиме и этой случайной встрече забыть. Но я не могу сдвинуться с места. Я продолжаю стоять и смотреть на мужчину, слышу, как из его горла вырывается хриплый выдох, вижу, как длинные темные ресницы опускаются вниз, прикрывая ставшие почти черными глаза.

— Зачем ей знать что-либо о моей жизни? Это ее не касается. И ты ее тоже не касаешься.

— Разве это не она — та самая?

— Та самая, кто, Яна? — мужчина насмешливо кривит губы. На них я тоже смотрю.

— Та самая "было". Женщина, из-за которой вы с мамой перестали любить друг друга. Еще одна причина вашего развода.

Отчим молчит какое-то время, затем делает шаг ко мне и наклоняется. От его близости я почему-то ощущаю, как мурашки пробегают по коже. Аромат, который я ненавижу, проникает в меня, порождая желание придвинуться чуть ближе и вдохнуть его глубже. Это какая-то ерунда. Откуда взялись подобные мысли?

— Нет. Она не та самая, — выдыхает он. — А остальное — не твое дело.

Разумеется. Не мое. Что еще он мог ответить? Не знаю, что чувствую после его слов: облегчение или еще большее недоумение? Если Регина не та самая, тогда, кто? И зачем ему тогда Регина? Пытаюсь выстроить мысли в логическую цепь, но не удается. Он слишком близко и продолжает стоять рядом. Я даже биение его сердца слышу.

— Рустам Довлатович… Прошу прощения за сцену… Пройти дайте… — все-таки выдавливаю из себя. Да что не так со мной? Что за паралич?!

Мужчина не отходит. Вместо этого поднимает руку, заводит за мою голову и стягивает резинку. Волосы каскадом рассыпаются по моим плечам и спине. Потом он убирает резинку в карман своих брюк и тихо произносит:

— Так лучше.

Что. Это. Было? Это очень странно. Я не знаю, как мне реагировать на это! То сам шарахается, когда я прикасаюсь к нему, то стоит почти вплотную, распускает мои волосы, делает комплимент. И почему у меня так дрожат колени?

Уже хочу попросить отчима вернуть мне резинку, как вдруг он резко вырывает из моей руки пожарную машинку, о которой я совсем забыла, и недовольно рявкает:

— Снова к отцу собралась?