Тот самый парень

— Ты пользуешься услугами эскорта, потому что они вынуждены подписывать соглашение о неразглашении? — Его брови в замешательстве сходятся вместе, но он не просит пояснения. Ему и не нужно. — Это потому, что у тебя есть тайный сексуальный фетиш, о котором ты не хочешь, чтобы люди знали? Я понимаю, как важна осмотрительность для человека твоего… статуса.

Он напрягается. Надо его успокоить.

— Я не осуждаю. — Я клянусь, крестя сердце. — Это исключительно ради исследований. Обещаю.

— Исследований?

— Да. Ну, помнишь… для моей книги.

Он медленно кивает, будто только что вспомнил, что я опубликованный автор с четырьмя тысячами подписчиков и восемьюдесятью тремя отзывами на Goodreads. Средняя оценка — четыре звезды, большое всем спасибо.

— Твоя последняя попытка прошла не слишком хорошо. Так вот почему ты хочешь втянуть меня в это? Надеешься, что люди действительно купятся на это?

Я игнорирую его выпад.

— Не хочу я никуда тебя втягивать. Просто мне интересен кто-то вроде тебя.

— Кто-то вроде меня?

— Так я и сказала.

— Ты, вообще, знаешь, кто я?

— Конечно, — вру я.

— Просвети меня.

Зараза.

— Ну, я имею в виду, что знаю твой типаж.

— Мой типаж?

Я пожимаю плечами.

— Богатый. Одинокий. Трудоголик. Воспринимаешь жизнь слишком серьезно. Любишь все держать под контролем. Амбициозный. Втайне великодушный. — Я делаю вдох. — Деятельный. Независимый. Верный. Питаешь слабость к своей маме. Проблемы с отцом. И ты потратил свою жизнь, пытаясь выбраться из тени своего дедушки.

— Я никому не подчиняюсь.

— Но у тебя нет уважения твоего дедушки.

— Я пользуюсь его уважением.

Наклоняю голову и, прищурившись, изучаю его.

— Неужели?

Он улыбается, но улыбка не касается глаз. Или этой вены на лбу, которая вот-вот выскочит.

— Я тоже тебя знаю, Пенелопа Харт.

Думала, что растаю, услышав, как он произносит мое имя. Но все, что я чувствую, — это комок нервов в горле, который угрожает меня задушить. Я выпалила свои мысли о его личной жизни, не задумываясь о том, что они заставят его чувствовать. И теперь он собирался сделать то же самое со мной.

Справедливо.

Подавляю тревожность и одариваю его улыбкой.

— Что ты знаешь обо мне? Кроме того, что сказал твой дедушка. — Я прикладываю палец к подбородку. — Повтори, что он там сказал? Не могу вспомнить. Знаю, что он не упомянул «неотразимая», но это и так довольно очевидно…

— Я помню в точности, что он сказал, — говорит он холодно.

— Просвети меня, — бросаю ему его же слова и ухмыляюсь.

— Он сказал, что ты очаровательная.

— Я очаровательная…

— Вежливая.

— Это тоже я…

— Настоящая.

— «Фальшивка» даже не входит в мой лексикон.

— И моя любимая часть.

Его взгляд скользит по мне. Не медленно. Не горячо. А быстро. Резко. Он собирается сказать что-то, что заденет мои чувства. Я готовлюсь к этому.

— Он считает, что ты действительно могла бы сойти за леди.

— Джейк… — предостерегает Кэм, но Джейк его игнорирует.

— А леди в дедушкином понимании — это женщина с классом, которого у тебя определенно нет. Это красивая женщина… и я проявлю великодушие и оценю тебя на шестерку. Это женщина, которая добилась успеха.

— Я добилась успеха! — огрызаюсь в свою защиту. — Я достигла того, о чем миллионы людей только мечтают.

— Поджог мешка с собачьим дерьмом не считается, милая.

Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не закричать на него. Или поцеловать, потому что он назвал меня милой. Даже если это было сделано в негодующей форме. Но это просто говорят во мне обезумевшие гормоны. Правда в том, что предыдущее покушение на мою писательскую карьеру, а теперь и его вопиющее пренебрежение к ней, задевают мои чувства.

Вернемся в мой родной городок. Там я пользуюсь дурной славой эксцентричной, озорной дочери одинокой, печальной леди, которая создает произведения искусства из дерева и печет лучший лимонный пирог в шести графствах. Когда меня короновали королевой на Арбузном фестивале в выпускном классе средней школы, люди поздравляли меня и маму несколько месяцев. Они решили, что это станет моим величайшим достижением. Конечно, что еще могла предложить миру такая девушка, как я, после того, как была рождена вне брака, брошена донором спермы еще в утробе матери и воспитана как язычница одинокой женщиной, которая отвергала ухаживания доступных — и некоторых недоступных — мужчин в городе?

Я знала, что каждую субботу седовласые леди обсуждали мою маму в салоне красоты. Видела ее имя в молитвенном списке в церкви воскресным утром. Я слышала, больше раз, чем могла сосчитать, как они «жалели ее сердечко» из-за неприятности с внебрачным ребенком. Когда я входила в помещение, они закатывали глаза, но когда мама из него выходила, ей в спину каждый раз летели убийственные взгляды.

После окончания школы я поступила в местный колледж. Я превзошла ожидания своего маленького городка, хотя и не пыталась этого сделать, и поскольку они не могли сказать обо мне ничего плохого, сплетни утихли. Отсрочка длилась до события, которое навсегда останется известным как Грандиозное Расставание, произошедшее на последнем семестре второго года обучения в колледже.

Имея за плечами шесть часов до получения степени специалиста, разбитое сердце и гребаный трофей Арбузной королевы на каминной полке в гостиной, служащий постоянным напоминанием о том, что невысказанные слова «мы же говорили» звучали из каждых уст Маунт-Олив, штат Миссисипи, я решила написать книгу.

Ради моей мамы.

Ради себя.

Ради права показывать средний палец каждой седовласой старушенции в городе, чтобы им было о чем по-настоящему молиться.

Так я и сделала.

И три года спустя я все еще этим занимаюсь — то есть отмахиваюсь пальцем от старушек. Но делаю это за их спинами, потому что Центр пожилых пожертвовал деньги на большой рекламный щит на границе города с моей фотографией, на котором написано: «Добро пожаловать в Маунт-Олив. Дом автора бестселлеров Пенелопы Харт».

Как не любить маленький городок.

Что бы я только ни сделала, чтобы оказаться там сейчас и съесть кусочек маминого лимонного пирога. Смотреть викторину и не знать ответа ни один вопрос. Вместо этого я нахожусь в восьмистах милях отсюда. Сижу на диване, который стоит больше, чем мой «Шевроле». Смотрю в глаза мужчине, которого я считала своим Тем Самым Парнем.

Он расплывается у меня перед взором, и я моргаю, чтобы смахнуть влагу с глаз, прежде чем покатятся слезы. Желание плакать очень сильное. Мне хочется рыдать. Сломаться. Сдаться. Но я не могу. Я отказываюсь быть ослабленной словами этого человека. Если бы он выбросил меня в окно или протаранил моей головой экран телевизора, тогда, да, — я бы заплакала. Но лить слезы из-за оскорбленных чувств?

Никогда.

А что происходит, когда мы не справляемся со своими чувствами? Мы атакуем, используя другую эмоцию. В моем случае, это гнев. Или, по крайней мере, так говорит мой тренер по управлению гневом.

— Ты настоящий говнюк, знаешь это?

— Кажется, ты постоянно забываешь, что это ты вломилась в мой гребаный дом.

Я закатываю глаза.

— Ты еще не устал это повторять? Боже, ты сегодня уже раз сорок это сказал.

— Знаешь, от чего я устал? От твоего присутствия.

— Прекрасно. Я уйду. — Плед падает к моим ногам, когда я встаю. — Могу я воспользоваться твоим телефоном? Пожалуйста?

Он бросает на меня презрительный взгляд.

— Значит, у деревенщины действительно есть манеры.

— Иди нах*й.

Я пулей лечу в его кабинет, игнорируя его возражения. Плюхаюсь в большое кресло и беру трубку. Прижимая ее к плечу, набираю номер и поднимаю глаза.

Джейк стоит в дверях. Упираясь руками о дверной косяк. У него длинный торс. Резко очерченные мышцы. Охренительный пресс. Кончиком языка облизываю губы при виде отметин от брызг жира от бекона. Проклятье, у него даже пупок сексуальный. И в такой позе эти пижамные штаны и без того с низкой посадкой висят в опасной близости от основания его члена.

Он засранец.

Он засранец.

Он засранец.

Между мантрой, его перекошенным хмурым лицом и гудками на другом конце провода мне удается подавить жар, нарастающий внизу живота.

— Ты не возражаешь? У меня звонок.

Он бормочет что-то о том, что я чертовски нелепа, что мне нужно сделать это быстро и ничего не трогать, прежде чем отталкивается от двери и поворачивается ко мне спиной. Мне приходится мысленно дать себе пощечину, чтобы выкинуть из головы образ его дерзкой задницы, которая еще долго стоит перед глазами, после того, как он скрывается из виду.

Джейк Суэггер — козел.

Дурацкое Чикаго.

И я хочу пирога.

Пора возвращаться домой.

Глава 7

Мама проходит через пять стадий горя каждый раз, когда я с ней разговариваю.

Стадия 1: Отрицание.

— Ты не можешь звонить мне из пентхауса в Чикаго и просить денег на дорогу домой. Серьезно, Пенелопа, как такое произошло?

Стадия 2: Гнев.

— Сколько раз я тебе говорила не лезть в чужие дела, а? А теперь, что ты собираешься делать, если Эмили вернет этого парня и они поженятся? Ты сделала больше, чем просто сожгла мешок с собачьим дерьмом, юная леди. Ты до основания сожгла мост к потенциальному будущему мужу лучшей подруги.

Стадия 3: Торг.

— Я вышлю тебе деньги на дорогу домой, только если ты пообещаешь мне, что прекратишь свои проделки.

Стадия 4: Депрессия.

— Ты хоть представляешь, что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится? Пока мы разговариваем, я заедаю стресс «Орео». К моменту, как ты доберешься до дома, я буду размером с дом.

Стадия 5: Принятие.

— Рада, что ты в порядке. Это все, что имеет значение.

К тому времени, как я вешаю трубку, я улыбаюсь. Мамино беспокойство оказало свой эффект. Приятно, когда о тебе кто-то заботится. Возможно, в этом проблема Джейка. В детстве его недостаточно любили. Меня бы не убило, прояви я к нему немного больше понимания. В конце концов, с момента нашего знакомства, я не принесла ему ничего, кроме горя.

Ох. Почему разговор с мамой всегда вызывает во мне сочувствие?

И почему Джейк не может больше походить на нее и полюбить меня безоговорочно, несмотря на мои недостатки?

За это я непременно заляпаю свежеотполированную деревянную поверхность его стола своими отпечатками. И поскольку я мелочная и ребячливая, я приподнимаю полотенце и ерзаю голой задницей на его кресле.

Вернувшись в гостиную, чувствую себя легче. Лучше. Скоро мне предстоит прощание, но я не грущу. Хотя это не входило в его намерения, Джейк дал мне так много за время моего пребывания здесь, — материал для моей книги. Поездку на лимузине. Вид на Чикаго и его полуобнаженное тело. Пиццу. Бекон. Бесплатный пропуск из тюрьмы.

Ну, на самом деле, он ничего мне этого не давал. Я все это украла. Но технические детали переоценивают.