Кража в особо крупных чувствах

***

– И в самом деле, с вишней!

– Ну, а когда я тебя обманывала?

– Никогда, – с удовлетворенным вздохом ответил Петр. Когда пироги только-только из духовки, нельзя им дать остыть. Они сейчас самые вкусные. А поговорить можно и потом. Или в процессе.

– Темная история с этим альбомом, Петруша, – София Аристарховна подливала племяннику чаю. – Я что на скорую руку смогла узнать – так вот непонятно ничего.

Петр слушал рассказ тети, перемежавшийся незнакомыми Петру русскими и итальянскими именами, непонятными терминами и всевозможными датами.

– Тетушка, родная, ты мне скажи, что в сухом остатке.

– Я тут кому полчаса распиналась? – нахмурилась София Аристарховна. – Ты что, совсем ничего не понял?

– Что я понял – так это то, что на данный момент нет точной гарантии, что это был оригинал, как утверждают Виктор-Эммануил и вдовица.

– Виктор-Эммануил?

– Племянник убитого. В смысле, покойного.

– А вдовица… – медленно протянула София Аристарховна, а потом потрясенно ахнула. – Так это что же – Элечка?!

Та-а-ак… Все интереснее и интереснее. Мир деятелей искусства оказался еще более тесным, чем Петр предполагал.

– А ты знаешь Элину Конищеву?

– Конечно! Очень талантливая девочка! Чрезвычайно одаренная – и в художественном смысле, и в человеческом. Очень светлая девочка.

– Блондинка, я заметил. Именно поэтому Конищев на ней и женился, верно?

– Ты сейчас, любимый племянник, подзатыльник схлопочешь!

– Но ведь, согласись, это несколько странная ситуация – учитывая их разницу в возрасте. Точнее, не странно, а возникает одна-единственная версия произошедшего, когда вместе оказываются молоденькая студентка и весьма немолодой преподаватель.

– И какая же? – прищурилась София Аристарховна.

Петр помолчал. Он понимал, что ступает на зыбкую почву – похоже, тетушка действительно питала теплые чувства и к Элине Конищевой, и к ее покойному супругу.

– Ты права. Версий несколько. И только ты знаешь, какая правильная. Почему Конищев женился на своей студентке?

– Я, Петруша, к людям в постель не лезу и тебе не советую! – отрезала София Аристарховна. – Нехорошо это. Неправильно. Не по-людски.

– А что делать, тетушка, работа у меня такая. Я вынужден лезть к людям в постель. И не только в постель.

Он помолчал, выжидательно глядя на Софию Аристарховну. Два фирменных Тихих упрямства сошлись в очном поединке.

– Я одно тебе скажу – Валентин Элечке ничего дурного не сделал. Это я доподлинно знаю.

Произнеся это, София Аристарховна встала и принялась выкладывать на блюдо вторую порцию пирогов. А потом долила себе и племяннику горячего чаю и выдала ответочку.

– Ты посмотри на себя, Петруша. На кого ты похож? Рубашка мятая, не выбрит, а пироги ешь так, словно с голодного края. Запустил ты себя!

Петр не смог сдержать улыбки. Так, тётушка села на своего любимого конька.

– Гладить белье – это пережиток прошлого, и потом – рубашка из льна, а он всегда мятый. Пироги у тебя такие вкусные, что их грех не уминать с аппетитом. А что до бритья – да, каюсь. Вечно забываю. Надо бороду, наверное, отрастить. Как у деда Аристарха.

София Аристарховна снова хмыкнула.

– Вот допросишься. Приеду к тебе домой с инспекцией! Там, наверное, пыль по углам и бардак.

– Приезжай, – безмятежно согласился Петр и взял с блюда еще один пирожок. Откусил. – О, этот с капустой и грибами! Приезжай, тетушка, приезжай. Мне стыдиться нечего, дома у меня порядок как в казарме.

– Вот именно что как в казарме! Жениться тебе надо, Петя!

Он не выдержал – расхохотался.

– А почему это я должен первым жениться? А не Пашка?

– Ну, потому что ты же старший.

Ну вот! Подловила его тетушка. И не скажешь же, что не старший.

– А я, тетушка, как вы – в пятьдесят три женюсь. На молоденькой студентке. Или стажерке.

– И в кого же у тебя характер-то такой? – вздохнула София Аристарховна – и пошла снова ставить чайник.