XXXL. Как (не) влюбить (ся) в миллиардера

Глава 8

Зинаида

– И что, он прямо тебя поцеловал? Прямо в губы? Взасос? Оооооо. И как тебе? Понравилось? – жадно спросила Варькина, принюхиваясь к аромату жареной картошки, шкворчащей на сковороде смесью сливочного и растительного масел. Я когда нервничаю, всегда жарю картошку с чесночком и зеленью. А сегодня я сходила с ума от воспоминаний, и хотела отнюдь не картошки, да-да. Мне хотелось снова почувствовать восторг и головокружение от прикосновения чужих губ. И огненный шар в животе. Этот поганец Холод выбил меня из колеи. И чертов его вкус надо было срочно чем-то забить. Например, жареной вкусняшкой, вприкуску с соленым огурцом. – А ты что? Ты-то хоть не оплошала? Пусть знает наших.

– А она его укусила, – хохотнула Лизка, хрустя моим огурцом, выловленным из банки. – Как овчарка кусок мяса. Ам, и нет красавчика. Теперь у него губы, как у модели. Зинкин яд вызвал аллергию и отек мозга. У нее убойная сила, как у гюрзы. Или ты что, сошла с ума? Ты влюбилась в этого мажора? – в глазах подруги промелькнуло что-то похожее на догадку смешанную с недюжинным умищем. Я аж испугалась, как бы некстати проснувшийся интеллект не вылез через выпученные глазищи Лизуни. – Слышь, Пуговкина, ты это. Ты дурью не страдай. Он не из нашего мира. Он вообще с другой планеты – фантастическая тварь из враждебного ареала обитания. Пережует и выплюнет.

Я всхлипнула и поставила на подставку для горячего, исходящую паром сковородку. Ну права она, чего уж. Сейчас поем и приду в себя. Я ж не дура влюбляться. Совсем у этой Лизки мозг свистнул.

– Он вкусный, – выдохнула я, глядя на Варькину, вытаскивающую из кармана джинс… Вилку. Она носит в кармане вилку? Боже. Помоги мне не рехнуться.

– Холод? Как мороженка? – прочавкала Катюха, бодро орудуя «трезубцем».

– Огурец. Вкусный огурец, к картошке самое то, – рявкнула я, испугавшись того, что есть мне сейчас вообще не хотелось, вот уж чудо чудное. Зато хотелось снова смотреть в мечущие молнии глаза проклятого мужика. – Вам поговорить, что ли, не о чем больше? Холод то, Холод сё. А у меня жизнь под откос летит из-за этого ирода. И к нему невеста приехала, чтоб вы знали. Не нужна ему толстая Промсарделька. Так что прекращайте свои фантазии идиотские. Вы бы лучше подумали, куда я дела записи. Они явно где-то в офисе. Но где? Альфредыч меня уволит все равно. Он злой был как бородавочник, что мы его кабинет превратили в кладбище домашних животных. А Холод пообещал, что заплатит за компромат. И сумму озвучил космическую. Деньги мне не лишними будут. Пока я найду новую работу, жить-то надо на что-то. Да и маму же не оставишь без маникюра. Она меня с потрохами съест. Вы, кстати, как умудрились так разгромить приемную?

– Долго ли, умеючи, – глубокомысленно изрекла Лизка, глядя на орудующую вилкой, как заправский фермер, подругу. – Варькина. Оставь нам немного, ты же лопнешь.

– А ты налей и отойди, – гоготнула эта поганка. – И кстати, умеючи всегда долго. Слушай, Зинка, а что ты делать будешь, когда найдешь? Ну, Холоду отдашь все или все же попробуем выяснить, кто заказал красавчика? Интересно же.

– Да, и стоить эта инфа будет гораздо дороже. Компромат что? Уничтожил и «Вася в пинжачке», а за мужика он нам руки целовать будет этот мильярдер твой. А потом невесту свою тупую бросит и поползет по стене, как Ричардгирище. И такой с цветком в зубах к твоим ногам, Зинка, мир бросит. Ага.

– Он не мой. И чего это вам он руки должен целовать? Губу закатай, – вспыхнула я, тоже мечтая о губозакаточной машинке. Уж больно картинка, которую нарисовал злой гений Катьки меня впечатлила. – картошку всю сожрала. У тебя, Варькина, руки загребущие.

– Гля, как надулась, – хихикнула Лизка. – Никто не зарится на сокровище. Мне, откровенно говоря, помощник твоего Егорки больше нравится. А Катька облезет, у нее и так с парнями проблем нет.

– Дуры, – хмыкнула Варькина. – Чего это с кошатиной твоей творится?

Я посмотрела на Чучмечку и пошла к двери. Обычно она так нервничает и носится кругами, когда слышит приближение мамы. Но сегодня кошка словно одурела, вся вздыбилась белоснежной шерстью, словно ее ударило током и «зачирикала», словно на голубей за окном.

На пороге стояла мама, привалившись плечом к косяку. Ее лицо было белее мела. Рядом с родительницей маячил смутно знакомый мужичок, самого странного вида. Чересчур модный. Но невероятно грязный. Аромат бомжатины перебил все ароматы, витающие в доме. Выкорчевал с корнем даже запах чеснока, исходящий от Варькиной. А она, между прочим, своим выхлопом, легко могла бы уложить африканского слона. Красавец в розовом пуховике и повязанной крест-накрест через грудь, белоснежной пуховой шали, галантно держал мою маман под ручку, поминутно икал куртуазной сивухой, и шаркал ножкой.

– Привет, – прорычал гламурный подонок и я наконец его узнала. – Я тут мимо променадил, а она на лавочке сидит, сердешная. А возле поребрика стоит машинка красивая, а в ней дядьки страшные. Вот я и подумал, не нужна ли помощь.

– Полик? – наконец осенило меня. – Я надеюсь мои сто евро ты потратил не на модный лук?

– А что, красиво и тепло, – набычился бомж, передавая мне на руки абсолютно дезориентированную, почему-то бу-букающую маму. – Между прочим я постригся еще. И шапку купил себе. Здоровье, знаешь ли, дороже предрассудков. О, Катюха, – радостно гаркнул галантный Апполинарий Рюрикович, рассмотрев наконец-то Варькину. – И ты тут. Куда вы вляпались-то, девки?

Я не ответила. Сейчас меня волновала мама, не похожая на себя. Несгибаемая железная леди, которую я в жизни не видела не то что испуганной, а даже слегка растерянной, сейчас смотрелась весьма бледно. И ее извечная песцовая шапка, пережившая наверное нашествие монголо-татар, неприкосновенная и нежно любимая, сейчас была зажата у мамы под мышкой, кощунственно смятая и поникшая. А это может означать только одно, маму похищали пришельцы, делали ей зондирование во все места и видимо что-то повредили в мозгу, паразиты. Другого объяснения аномалии я не смогла придумать, как не старалась.

– Клавдия Пална, ау. Вы призрака, что ли, увидели? – проорала Люська. Матушка встрепенулась и обрела осмысленное выражение глаз.

– Господи, Лиза, сделала бы ты уже что-нибудь с лицом своим. Ну ведь инфаркт же можно схлопотать, – промямлила моя родительница и повела носом. – Ты еще и пахнешь дурно. Детка, пора что-то решать. Хотя, призрак. Да, я видела призрака. Точнее нет – упыря. Раньше думала они на солнечный свет не вылазят, а потом фильм посмотрела про красавчика вампира. Оказывается они спокойно между нас шоркаются. Точно, упырь. Он пришел за нами, помяни мое слово, Зина. А я еще внуков не понянчила. Пойду корвалолу выпью фужерчик, нет два. И что вы трансвестита домой притащили? Совсем с глузду съехали, – окинула она растерянным взглядом своего недавнего кавалера, которого сама и притащила в нашу квартиру. Точно все плохо. Очень плохо.

Мама, пошатываясь, пошла в сторону кухни, из которой спустя две минуты донесся аромат коньяка. Мне стало страшно. Родительница моя ничего не боится. Ей не ведом страх. Она может вырубить одной левой любого монстра, ей прикончить упыря, что Лизке высморкаться. Так чего, а точнее кого она испугалась до безумия? Рюрик принюхался и заблестел глазками.

– Кого это она трансвеститом обозвала? – поинтересовался несчастный. Господи, моя жизнь филиал дурдома, в котором я главная.

– Ладно, заходи, – решила я, впуская в дом неожиданного помощничка. А что, соглядатай возле гостиницы нам не помешает.

– Точно, я вспомнила, – вдруг заорала Лизка. Меня аж звуковой волной расплющило по стене от ее вопля. – У тебя руки были в земле. И нос тоже. И волосы. Я еще подумала, чего это?

– У кого были руки в земле? – поинтересовалась муттер, появляясь в дверях кухни, раскрасневшаяся и повеселевшая.

– У Зинки.

– Так это ты его отрыла, – хрюкнула мама и начала заваливаться на пол, закатив глаза.

Егор Холод

Нос этот сморщенный ее, чуть вздернутый совершенно одуряюще действует на мое подсознание. Нос, надо же. Никогда не думал, что эта часть женского организма может быть столь волнующей и побуждающей к безумию. Может мне пора уже к доктору-мозгоправу? А то, глядишь, начну скоро по паркам бегать в плаще на босу ногу, и пугать зазевавшихся толстух своей брутальной мощью.

– Что-то ты чересчур довольный, – прищурился Мишка, глядя на дебильную улыбочку, играющую на моей зверской физиономии. – Холод, ты флягой не брызнул случайно.

– Представляешь, вот я как раз сижу и рассуждаю на эту тему, друг мой Михуил. И прихожу к выводу, что пока еще жив здоров и невредим мальчик Вася Бородин. В противном случае ты бы уже валялся хладным трупом в багажнике этой пакостной колымаги, с перегрызенным горлом. Какого хрена ты вызвал эту овцу сюда?

– Какую? – икнул приятель, посмотрев на меня волооко, как бычок перед первым институтским балом на бойне. – Холод, отдохнуть бы тебе. Овцы уже мерещатся, так скоро до летающих тарелок дойдем, а там глядишь и призраков начнешь лицезреть.

– Я про невестушку мою говорю, – зарычал я, больше не сдерживая клокочущей в груди злости. – Ты рамсы попутал, Миша? Забыл, кто тебя вытащил в люди и откуда? Да за твою задницу полушки гнутой никто бы не дал, когда я тебя нашел через год после интерната. Или забыл уже? А теперь ты из себя строишь моего ангела хранителя, чертяка? Не смей лезть в мою жизнь, понял?

– Не понял, – взревел мой дружок, – я не вызывал никого, мать твою. Какая невеста, когда тут живыми бы остаться? Эта ядерная баба и ее подружки чокнутые страшнее холеры. Жор, она просто тебя использует. И это ты с ума сошел совершенно. Пять лет работы псу под хвост пустил, точнее суке. Бегаешь за этой толстой кобылой, как кобель уличный. Твои позиции падают, рейтинги летят к чертям. А рамсы я попутал?

– Еще раз назовешь Промсардельку сукой или кобылой, я тебя урою, понял? – сжал я кулаки и от друга детства этот мой жест не укрылся. Он замолчал, и напрягся ожидая удара. Черт побери, что же творится со мной. Он ведь прав. Я злой, холодный и расчетливый. Был до вчера. Что-то происходит с моей жизнью, совершенно смещающее полюса.

– Прибыли, шеф, – обиженно буркнул Мишаня, распахивая передо мной дверцу, явно давая понять, что я его унизил. Ну да, перегнул малех. Но каждый, кто рядом со мной должен знать свое место, даже лучший друг. Каждый, кроме чертовой Промсардельки, которой я отчего-то позволяю все? Отчего интересно? Хотя за ее выкрутасы надо бы спустить с нее уродские ее трусишки и отходить ремнем по круглой заднице. Черт, сейчас у меня сорвет крышу.

– Через час машина должна быть у входа. Водителю прикажи подняться, Нелькин багаж заберет. И Миша, билеты закажи обратно этой шалашовке. Да смотри бизнес-класс не бери. И еще, отправь ребят к Альфредычу, пусть тряханут мужика. Мне нужен заказчик. И, Мишаня, имя заказчика мне нужно было вчера. Ты понял?

– Слушаюсь, – оскалился мой дружок, став похожим не на милягу парня, а на улыбчивого бультерьера, смотрящего на сладкую косточку. – Что-нибудь еще?

– Еще, Миша, извини меня, – вдруг выдохнул я, и сам обалдел от этой простой фразы, совершенно спокойно слетевшей с моих губ. Никогда в жизни я ни у кого не просил прощения. Физиономия Мишки вытянулась, и мне стало очень смешно и легко. – Я правда что-то поплыл. Завтра у нас встреча? Я буду при параде. Только таблеточек обезболивающих бахну, да гримера мне найди все же.