Душа моя

Глава 9

В городе мы с Олегом расстались на автовокзале — молча, просто кивнув друг другу. Спокойно, сосредоточенно… Наши такси шли в разные стороны и впереди у каждого тоже было разное: мне нужно было переодеться и ехать на работу, а после нее забирать из школы Анжелу. А он поехал в больницу. Еще в автобусе обещал позвонить и сообщить то, что там узнает.

Уже в серой брючной тройке и белоснежной блузе, на работе я немного пообщалась с Оксаной — главным нашим бухгалтером, на тему основной и промежуточной отчетности. Обсудили неожиданный интерес Росстата, но оказалось — дело не в нас, просто следующий год объявлен годом сплошного статистического наблюдения. Будем ждать пояснений.

Потом звонила Виктору в Длинное — необходимо было уточниться. Поговорили коротко и немного сковано, но во мнении сошлись однозначно — нужен цементовоз. И чтобы снаряженная масса тонн на семь, не меньше! Договорились по срокам, и я сделала предварительный заказ спецтехники. Будущий ответ перенаправила в бухгалтерию для оплаты.

Саша Голубев доложил, что занят на объекте и будто бы там все в порядке — после обеда должны подъехать с заказчицей и подписать акт сдачи-приемки выполненных работ.

Ближе к обеду дождалась звонка от Олега:

— Еле пробился к главному, Ир — о состоянии больных ставят в известность только родственников. И к нему тоже не пускают — даже не пытайся. Все по-старому — пока жив. Затребовали и ждут историю с последнего места лечения…

Потом я пыталась работать с бумагами — сделать общий обзор лично для себя. И… годовая отчетность, это, конечно, важно. Но сроки сдачи ее в разные контролирующие органы сильно растянуты по времени — справка в ФСС подается вообще в середине апреля. Так что время еще будет, а сейчас голова что-то вообще не соображала. Отложила…

Света зашла уточниться на счет маленьких новогодних подарков для работников. Их у нас не так много — чуть больше сорока человек. Но все проверены временем, надежны и даже где-то дороги, даже неуёмный в своем женоненавистничестве Потапыч. То, что еще раньше предложила Светлана, оказалось весьма… — букеты для семей сотрудников из фруктов и фигурного шоколада. Образец как раз и доставили — красиво… Остальные подвезут завтра. Будут еще конверты с открыткой в них и тысячной купюрой — мелочь, но мужикам должно быть приятно.

Прошла в туалет и только сейчас бросилось в глаза, что коридор офиса красиво украшен световыми гирляндами и крохотными еловыми веточками. На оконных стеклах ажурные снежинки из салфеток, на рабочих столах в кабинетах тоже веточки — в искусственном инее и с крохотными шариками. В бухгалтерии и у нас с Сашей — блюда с мандаринами и они пахнут… Все это сделали Света и Аня — постарались.

Старалась и я — на мне были личные поздравления с Наступающим. Смежники, поставщики, наметившиеся заказчики, налоговая, пожарная…

Это тоже рутина… праздничная, но все равно рутина — обычные дела, которые мягко и ненавязчиво приземляли, будто пытаясь вернуть меня в привычный мир. И не справлялись… Там — в сухих бурьянах, в гадючьей яме или же на теплой Ольгиной кухне… но что-то будто надорвалось внутри. А может это случилось ночью, когда слезы должны были отпустить на свободу, очистив душу и освободив от обид? Должны были — я крайне редко плачу. А нет — и этого оказалось мало. Я будто переосмыслила что-то, получив ту дикую встряску. Будто поднялась над своей прошлой жизнью, посмотрев на нее новым, иным взглядом и поняла — мало! Мне нужно что-то еще. А что?

Я ведь и раньше чувствовала — что-то не совсем так. И даже пыталась это исправить. Рискнуть и стать по-женски счастливой — полностью, безоговорочно и бесповоротно, как Алёна! Посмотрела на них с Николаем и решилась. То, что между ними, было ясно, прозрачно, очень правильно, очень естественно и донельзя просто. Они просто жили и сейчас живут, но их счастье… оно заразно. Рядом с ними я чувствую себя причастной к нему, проникаюсь им, оно будто пронизывает собой не только меня, но и все и всех вокруг, делая чуточку счастливее. Но вот потом — на расстоянии от Дружаниных, моя личная, уже привычно окружающая меня пустота становится в разы ощутимее и воспринимается намного острее. И это не зависть — завидовать я просто не умею, не дано. Это что-то совсем другое — осознание чего-то, посыл куда-то, неосознанное стремление к чему-то…

И полтора года назад я решилась.

Почему — нет? Если хватало дури, решимости, смелости, наглости или отчаянности ложиться под чужих мужиков… или же класть их под себя — неважно! Неужели у меня не хватит всего этого, чтобы решиться сделать тот самый шаг — важный, судьбоносный, который может и даже должен дать мне желанное счастье?

Я ехала в поезде на Дон, в станицу Колотово, где жила семья Коли, брата Алёны. Но это потом… а вначале — в райцентр, где он служил в полиции. Все, что нужно было знать об этом и о нем, я еще раньше узнала у подруги, ну и порывшись в интернете — адрес конторы, телефон и даже их рабочее расписание.

И подготовилась, само собой — как положено… все, что только может сделать с собой женщина, собираясь очаровать любимого мужчину и уговорить его попробовать… просто попытаться построить отношения. Чувство к нему стало моей болезнью, наваждением, но и спасением тоже — отвлекло от тех самых страданий по Мише, о которых говорил Олег.

Но на момент рождения этого чувства Коля был женат и жену свою любил, а потому и любовь моя долго оставалась личной, тщательно скрываемой тайной. Но она была настолько захватывающей, глубокой и сильной! Мне так казалось… Сразу осознав всю глубину своего попадания, я уехала тогда из дома родителей Алёны, у которых гостила вместе с ней и Анжелой — подальше от Коли, опасаясь сорваться в признания.

А потом вот решилась. Он уже в разводе, мои чувства не остыли. Так почему — нет?

Меня отшили вежливо и даже красиво — вкусно накормив в ресторане и будто (или на самом деле) сожалея и грамотно обосновав свой отказ. Дальше он проводил меня до гостиницы, а наутро я даже получила красивый и, наверное, достаточно дорогой букет с запиской-сожалением… Единственный прокол, за который я потом была ему даже благодарна: чуть помедлив, Николай Соловьев спросил у двери гостиничного номера:

— Мне зайти…?

То есть… в принципе…? Я не знала, что об этом думать. И тогда, и теперь. Может и стоило? Но после всех его разумных слов и доводов я уже смотрела на него другими глазами и видела перед собой… просто своего ровесника — темноволосого худого мужчину, загорелого и симпатичного, а еще — донельзя чужого. Даже более чужого, чем те товарищи из клубов. Не тянуло уже — как отрезало! Хотя он никак не обидел меня и говорил вполне себе умные вещи:

— У нас с тобой не получится «пробовать», Ира. Тогда видеться нужно, время проводить вместе, а мы хрен знает как далеко живем друг от друга. И у тебя там якорь — свое дело и квартира, дочка в школе… друзья ее, обстановка привычная. Важно же, да? Дети, это важно. И мои — тоже. Здесь дом их, дед с бабкой, моя работа. Сорваться ни у тебя, ни у меня не получится. Это уже не пробовать, Ир, это в омут кинуться, а что там — х… хрен его знает? — отвернулся он, а потом уточнил:

— Это тогда, Ир, называется уже не пробовать, а решиться. Я — не готов… Та ты только не обижайся, — забеспокоился он, — дело ж не в тебе! Старшая у меня норовистая растет, дыбки точно встанет. Сашка — не проблема, а вот Боровичок…

— Не называй ее так… — встала я тогда из-за стола, потянув на себя сумочку: — Она обижается, ей это не нравится. Алёна говорила…

— Ира, я провожу, — вскочил Коля следом.

— Не нужно, я рядом — в гостиницу.

— Покажу хоть город. Душа не на месте — хреновый получился разговор, — мотнул он головой.

— Зато честный. И ты прав. А я не подумала…

Не хотела же, но пошла… То ли доказать ему, что все в порядке и со мной ничего такого — рядовая, в общем ситуация. То ли на что-то еще надеясь. Мы долго гуляли тогда, почти убив ноги. Особенно я — каблуки же. Там еще попалась на пути моментальная фотография — художественный снимок. Он предложил, а я согласилась… Теперь она стояла на моем рабочем столе — в рамочке, все, как положено. Кто-то так выставляет снимки детей, мужей, а я свой — в шляпе, с вырезом до пупа… Лучшие годы, лучшее время и все, что смогла, что сумела… На выходе — ноль. Отрезвляющее фото, «напоминательное», опускающее на землю, если что… Оксана увидела первый раз и спросила:

— Тебе зеркала мало? Что ты себя для себя же выставила?

— Нравится, классно же вышла? И грудь как бы… имеется.

— Да… грамотно сняли, — согласилась она, — от фотографа много зависит. А могут так испоганить… у меня вон раз…

Полдня мы тогда с Николаем гуляли, потом ужинали в каком-то уютном ресторанчике — он настоял. Говорили о детях, их городе, Алёне, погоде, моей и его работе — как хорошие знакомые. Тему отношений больше не поднимали. Только в гостинице он спросил… ну, а я ответила:

— Не стоит, Коля. Хороший день был, красивый у вас город. И еще — Алёна не знает, что я здесь. Не проговорись, смотри.

— Та ты шо? Я ж — могила, — улыбался он. Весело, легко и похоже совсем не сожалея о том, что от утешительного интима я отказалась. Не глянулась, стало быть.

Красиво там у них говорят — глянулась… душевно звучит. И говор этот — южный, донской. Приятный, уютный, мягкий.

Утром еще букет был — доставка. Я оставила его в гостинице — куда с таким в поезд? Хватит того, что тащила на себе чемодан с красивым бельем, обувью, косметикой и нарядами на всю ту неделю, которую отмерила на наше с Колей «знакомство». Сидела потом в душном вокзале, ждала места в проходящем…

Но ехала домой и радовалась, что хоть хватило ума не признаться в любви. Потому что усиленно искала ее в себе и уже не находила. И что тогда было раньше? Просто жаркое, голое южное лето? Когда чувствуешь так остро, так сильно — молода еще, хочу еще! И на многое еще способна — любить до умирания, дарить себя, детей рожать! Или так влияло тепло семейной обстановки в доме Соловьевых? А тут такой мужик: молодой, сильный, веселый, внимательный и ласковый к жене, да еще и в форме — мечта ходячая. Хорошо — хватило ума…

После работы я ждала Анжелу в вестибюле школы, предварительно поговорив с ее классной и вручив ей небольшой, но приятный для женщины подарочек.

— Мам! — кинулась ко мне дочка и сразу же приземлила: — А папа не приехал?

— А папу неожиданно вызвали на работу. Он же работает, Анжела, — с готовностью подхватила я, еще раньше решив, что буду говорить: — И ты знаешь на кого он работает?

— На Жана Нувеля! — загорелась дочь, — я смотрела «зеленый» небоскреб! И его личные проекты тоже… вилла «Хризантема»! Мам, я тоже буду архитектором — как ты и папа.

— Как папа и тетя Алёна, Анжик. Мама твоя — строитель, — уточнила я.

— Папа сказал, что без вас архитекторы — полный ноль, — успокоила меня дочь.

— Ну-у… где-то так оно и есть, — радовалась я тому, что так легко удалось переключить ее внимание.

Дом встретил нас запахом хвои — ёлка приживалась и благоухала в мокром песке. И это последний раз, блин! Я зарекалась — последний раз! Никогда больше! Хватит потерь! Хватит уже смертей! Даже если судьба ей такая, то я к этому не буду причастна.