Алек

Я застонала с облегчением, откинувшись на спинку дивана.

— Слава Богу, что это закончилось!

Алек толкнул мое колено своим. — Могло быть и хуже.

Я посмотрела на него, приподняв брови. — Куда еще хуже?

Он усмехнулся.

— Она могла застать нас занимающимися сексом на кухонном столе.

Только не бей его.

— Ты больной на голову, ты знаешь об этом?

Алек пожал плечами и посмотрел на журнальный столик.

— Почему она попросила меня сделать ей чай, если не стала его пить?

Я выпрямилась.

— Она не пьет чай, уверена, она попросила тебя сделать его, чтобы поговорить со мной наедине.

Он взглянул на меня.

— Я слышал, как она говорила о твоем весе, и хочу, чтобы ты знала, что она ошибается. У тебя нет лишнего веса, у тебя идеальный вес. У тебя великолепное тело.

Он так считает?

Я покраснела.

— Ты так говоришь, потому что я не соглашаюсь спать с тобой, а тебе не нравится быть отвергнутым.

Алек подмигнул мне.

— Ты права, мне не нравится быть отвергнутым, так что это одна из причин, почему я хочу трахнуть тебя. Но другая, главная причина, потому что ты страстная.

Я нахмурилась.

— Я должна быть польщена?

— Да.

— Ты придурок.

Он рассмеялся.

— Это лучшее оскорбление, имеющееся у тебя?

— Дай мне время, и я придумаю другие, которые будут шокировать тебя до глубины души.

Алек встал.

— Я не сомневаюсь в этом ни секунды, — ответил он.

Взглянув на него, я с любопытством спросила:

— Как долго она была здесь?

Он пожал плечами и, подняв со стола чашку, понес ее к раковине.

— Около десяти минут, прежде чем ты вернулась.

Я застонала. — О чем она говорила?

Алек снова пожал плечами:

— Она лишь спросила, откуда я, кто мои близкие и где они, а также, чем я занимаюсь в жизни.

Я сглотнула. — И что ты ей сказал?

Он взглянул на меня и усмехнулся.

— Я сказал ей правду, что я из Нью-Йорка, что приехал сюда со своими братьями и в настоящее время безработный.

Я выпустила вздох облегчения, что рассмешило его.

— Ты же не думала, что я на самом деле расскажу ей о своей работе, не так ли?

Я покраснела.

— Ты очень открытый человек Алек, не уверена, что ты можешь о чем-то промолчать.

Он показал мне язык, затем, громко свистнул, подозвав Шторма.

Я наблюдала за Штормом, который шел по коридору от спальни на кухню. Мне приходится звать его, по крайней мере, раз десять, прежде чем этот ублюдок соизволит услышать меня.

— Как ты это сделал? Он никогда не приходил ко мне с первого раза.

Алек, пожав плечами, наклонился и начал гладить Шторма по голове.

— Может быть, это благодаря тому, как именно я его позвал? Он понимает, что обязан подчиниться.

Я фыркнула.

— Это должно быть работает только с собаками.

Алек взглянул на меня.

— Это работает и с людьми тоже.

— Но не со мной.

Он улыбнулся.

— Подожди, когда привыкнешь ко мне, котенок, то увидишь, насколько убедительным я могу быть.

Я чувствовала, что он пытается запугать меня.

— Ты только тогда сможешь убедить меня сделать хоть что-нибудь, когда в аду наступит зима, плейбой.

Алек подмигнул.

— Я собираюсь получить удовольствие от выполнения поставленных передо мной задач.

Я зарычала, вызывая у него смех. Затем он снова продемонстрировал то, как его слушается Шторм, взяв его за ошейник. Поднявшись с дивана, я быстро прошла на кухню и встала рядом, скрестив руки на груди.

— Я уже гуляла с ним, мы сделали несколько кругов по парку.

Алек поднял бровь.

— Да, и я собираюсь выгулять его снова. Хочу, чтобы он привыкал к тому, что я буду рядом. Я сам с ним справлюсь.

Я сглотнула. Это было так мило, но очередная прогулка для моего ребенка сейчас не самое подходящее занятие.

— Это замечательно, что ты думаешь о нем, но я не хочу, чтобы он шел на еще одну прогулку.

Алек наклонил голову в сторону.

— Почему?

Я вздохнула.

— Потому что он страдает отдышкой, когда слишком много двигается, я не хочу давить на него.

Алек отрицательно покачал головой. — Kила, это может показаться жестоким, но Шторм...

— Не говори этого.

— Он...

— Не. Говори. Этого.

— Толстый.

Я ахнула и ударила его по руке.

— Ублюдок, он же здесь, и он может услышать тебя! — Я увидела, как Алек прикусил свою нижнюю губу. — Он не толстый, у него просто густая шерсть. Вот и все.

Алек смотрел на меня.

— Ты только что превзошла Би по шкале привлекательности.

Кого?

— Извини?

— Брона, мы зовем ее Би. Она может быть очень милой, но, черт побери, котенок, не настолько, как ты.

Я зарычала. — Я не милая, и ты не берешь с собой Шторма.

Алек потер лицо свободной рукой и сказал:

— Детка, я не оскорбляю большого мальчика. Я просто констатирую факт. Он имеет избыточный вес, и это очень плохо для собаки. Думаю, мы должны посадить его на диету и чаще с ним гулять.

Он это серьезно?

Я положила руки на бедра.

— Мы? Я встретила тебя только прошлой ночью, и ты только что переехал ко мне, став моим липовым парнем, а теперь вдруг заявляешь, что у нас есть будущее?

Алек ущипнул меня — он буквально поднес свою огромную гребаную руку к моему лицу и ущипнул своими проклятыми пальцами.

— Мы — это мы сейчас, привыкай к этому, котенок. С этого момента и пока мы не вернемся с Багамских островов, мы — единое целое, дуэт, чертова пара — так что да, мы — это мы — фальшь или нет.

Я моргнула.

Ну, извините меня.

— Как скажешь, — пробормотала я, скрестив руки на груди.

Алек вздохнул.

— Будет проще, если мы посмотрим на это соглашение с другой стороны: как на настоящие отношения. От этого будет больше пользы, и на свадьбе все будет выглядеть более правдоподобно.

Я вздохнула, потому что он был прав.

— Хорошо, хорошо, мы — так мы.

Он с ликованием улыбнулся и поднял свободную руку в воздух. Я хмыкнула и дала ему «пять».

— Я не спеша погуляю со Штормом и возьму с собой бутылку воды на случай, если он захочет пить. Ты не хочешь пока распаковать мои сумки?

Я повернулась и взглянула на сумки Алека.

— Думаю, у тебя дерьма больше, чем у меня.

Алек засмеялся, направляясь к входной двери.

— У меня есть много дерьма.

Он открыл дверь, и, оглянувшись на меня, сказал:

— Ты можешь просто выложить и отнести пару вещей в спальню. Через два дня мы все равно улетаем на Багамы. Мне понадобятся только одежда для сна и дома.

Сказав это, он закрыл за собой дверь и оставил меня, как дуру смотреть на нее.

Он думает, что будет спать в моей спальне?

Нет. Однозначно, нет.

— Ой. Мой. Бог! Ты перестанешь пинать меня? Я, бл*дь, не могу больше терпеть!

Сегодня была первая, совместно проведенная с Алеком, ночь. Сейчас было раннее утро, и я обдумывала убийство.

Да, этот ублюдок добился своего и спал в моей постели просто потому, что он отказался покинуть ее перед сном. Шторму, который скулил и жаловался в течение часа после того, как Алек не пустил его на кровать, достался диванчик. Моя комната не очень большая и кровать королевских размеров не поместилась бы в ней. Втроем в моей постели было бы тесновато, так что Шторму пришлось подчиниться.

— Ой! Остановись, бл*дь, не царапай меня, Kилa! — взвыл Алек, лягнув меня ногой.

Я сердито, с силой пнула его ноги подальше от своих.

— Ничего страшного, если ты поцарапаешься, ты продолжаешь удерживать мои ноги своими.

Я вытащила свою правую ногу, но ногтями оцарапала икру Алека.

— Боже, ты самый худший человек, с которым мне приходилось спать, — огрызнулся он, сев на кровать.

Я?

Я самый худший человек?

Что этот придурок себе позволяет?

Я села и толкнула его в плечо обеими руками.

— Иди спать на диван со Штормом, это моя кровать. В любом случае, ты должен быть благодарен уже за то, что спал здесь!

Алек невесело рассмеялся.

— Да, чувствую, мне чертовски повезло спать рядом с Эдвардом ноги-ножницы.

Ублюдок!

Я закричала, прыгнув ему на спину, когда он попытался встать с кровати.

— Это не моя вина, что я не могу найти кусачки для ногтей, которые у меня были. Я сказала тебе не трогать мои вещи в ванной, но разве ты послушал? Нет!

Алек кашлянул, когда моя рука оказалась у него на шее.

— Я оставил эту проклятую штуку для стрижки нетронутой в ванной комнате!

Он сжал мое предплечье, что, конечно, заставило меня убрать руку от его шеи. Все еще сердитая и, чувствующая боль от захвата, я ухватилась за волосы Алека своими руками.

Он вскрикнул. — Мои волосы, не трогай мои красивые волосы!

Я зажала в кулаке его длинные пряди и потянула, что заставило его зашипеть от боли.

— Возьми свои слова о моих ногах обратно или я не перестану.

— Двадцать три года, Kила, тебе двадцать три, так что начинай, бл*дь, вести себя соответственно. Ай! Ладно, ладно, беру свои слова обратно. Боже!

Мне, честно говоря, плевать, насколько по-детски это было, улыбнувшись в триумфе, я отпустила его волосы, но прежде чем успела слезть с его спины, он поднялся с кровати вместе со мной. Затем бросил меня обратно и, повернувшись, набросился на меня. Расположившись между моих ног, он схватил мои руки, поднял их над моей головой и прижал кончик своего носа к моему.

Все произошло в мгновение ока, я не успела ничего сделать, и прежде чем что-либо поняла, он уже прижимался к моему лицу.

— Ты дернула меня за волосы, — рявкнул он.

Я мрачно взглянула на него.

— Ты оскорбил мои ноги.

— Твои ногти, как лезвия бритвы! Разве это оскорбление, если это правда?

Я попыталась вылезти из-под него и, когда он не сдвинулся с места, завизжала.

— Ты слишком тяжелый!

— О, так теперь ты называешь меня толстым? Как нехорошо, Kилa, — огрызнулся он, сымитировав тонким ужасным голосом ирландский акцент.

Я заворчала.

— Мне кажется, что ты насмехаешься надо мной.

Алек засмеялся. — Ты меня рассердила.

Я закатила глаза.

— Я рассердила? Может быть, это потому, что я разбита после бессонной ночи? Ты самый худший партнер для отношений!

Это действительно так. Было просто невозможно ощущать себя комфортно рядом с ним.

Алек отпустил мои руки и слез с меня, затем подошел к комоду и включил лампу.

Я прикрыла глаза руками и закричала:

— Что ты делаешь?

— Принимая во внимание то, что ты только что сказала, я не самый худший партнер; любезничать и обниматься — это просто... не для меня.

Что?

Я убрала руку и прищурилась, давая глазам привыкнуть к свету.

— Что ты имеешь в виду?

— Я могу обнять тебя, пока ты не заснешь, но я не смогу заснуть таким образом. Я пробовал это сотни раз с сотнями разных людей, и это просто не для меня.

Не слишком ли распутно?

Я нахмурилась.

— Почему?

Алек пожал плечами.

— Это неловко и неудобно.