Ирландский обет

Прежде чем он успевает задать ненужные вопросы или возразить, я выхожу из машины, все еще сжимая пакет, и начинаю пробегать два квартала до отеля трусцой, уворачиваясь от прохожих. На улице пока не слишком жарко, но к тому времени, как я добираюсь до дверей в вестибюль, мои пуговицы уже липнут к телу от пота, и я слегка запыхался. Очевидно, что мне нужно заменить некоторые занятия тяжелой атлетикой на кардио-тренировки.

Я открываю дверь, игнорируя вопрос консьержа, не нужна ли мне помощь, и направляюсь прямо к лифту. Александр дал мне номер комнаты по телефону. Ничто в мире не может замедлить или остановить меня, когда я поднимаюсь, хватаясь за поручни лифта, как будто я могу каким-то образом заставить его двигаться быстрее одним усилием воли.

Если он причинил ей боль, я убью его.

Когда двери открылись, я выскочил из лифта и направился прямо к 546 номеру, который дал мне Александр. У меня возникает краткий, мимолетный страх, что он, возможно, дал мне неверную информацию и отправил меня в погоню за несбыточным, в то время как сам уводит Ану туда, куда ему, возможно, захочется ее увезти, но логика подсказывает мне, что это неправда. Приезжай сюда немедленно, сказал Александр. Здесь мы решим вопрос о том, кому принадлежит Ана. Хватит этой чепухи.

Если он говорил правду, то Ана здесь. И он, по крайней мере, закончил играть в игры. Я могу только надеяться.

Когда я добираюсь к номеру 546, я решительно стучу в дверь, мое сердце бьется где-то в горле, но я стараюсь казаться как можно более спокойным. Я не могу придушить мужчину в ту минуту, когда открывается дверь, как бы сильно мне этого ни хотелось, но, когда она распахивается, и я вижу лицо Александра, мрачное и спокойное, мне требуется вся моя сила, чтобы не сделать именно это.

Он выглядит потрясенным, как будто испытывает ту же боль, что и Ана, что и я, как будто он человек с разбитым сердцем, борющийся с потенциальной потерей своей любви. Как он смеет так думать об Ане, я внутренне киплю, протискиваюсь в комнату и пригвождаю его сердитым взглядом.

— Что, черт возьми, происходит…

Слова замирают у меня на губах, когда я вижу Ану, сидящую на краю кровати, ее лицо такое бледное, что ярко видны красные пятна на обеих щеках в тех местах, где кто-то ее ударил, они выглядят почти нарисованными. Я поворачиваюсь к Александру, черная ярость поднимается во мне, когда я делаю два шага к нему, и только голос Аны останавливает меня на полпути.

— Лиам, нет, он меня не бил. Это была Иветт.

Я резко оборачиваюсь, мгновенно замечая темноволосую сучку на другом конце комнаты. Я вижу красный шрам на ее лице, портящий ее внешность модели, но этого недостаточно, чтобы компенсировать тот факт, что она все еще дышит.

— Я думал, что убил тебя, — рычу я на нее, стиснув зубы.

Иветт холодно улыбается мне.

— Я не умираю легко.

— Ясно. Но это ошибка, которую я могу исправить. Особенно после того, как ты снова посмела поднять руки на Ану…

— Лиам, нам нужно кое-что обсудить. — Голос Александра прорезает воздух, острый, как нож. — Или ты больше беспокоишься об Иветт, чем о женщине, которую, по твоим словам, любишь?

— Конечно, нет. — Я сердито поворачиваюсь к нему. — Но ты даже не можешь защитить ее от этой пизды, так как ты смеешь предлагать мне, что у тебя есть право голоса в…

— Что это? — Александр указывает на пакет в моей руке, и я чувствую, как все в комнате с визгом останавливается.

Я бросаю взгляд на Ану, которая почему-то стала еще бледнее, каким бы невероятным это ни казалось. Ее голубые глаза расширены от ужаса, и я ничего так не хочу, как подойти к ней и обнять, притянуть ее в свои объятия и пообещать ей, что все будет хорошо. Но по тому, как Александр встал между нами, становится ясно, что он не позволит мне так легко добраться до Аны.

Ана качает головой, на ее лице застыло испуганное выражение, но по тому, как сузились глаза Александра, переводящие взгляд с аптечного пакета в моей руке на мое лицо и обратно, становится ясно, что он не собирается так просто это отпускать.

— Что. Находится. В. Пакете? — Александр повторяет вопрос сквозь стиснутые зубы, его острые челюсти плотно сжимаются от раздражения из-за того, что я не сразу ответил на его вопрос. — Я не люблю, когда меня заставляют ждать, Лиам…

— Я не один из твоих питомцев, — огрызаюсь я на него. — Я не обязан подпрыгивать, когда ты говоришь "прыгай", и я, конечно же, не обязан разглашать тебе личную информацию.

Александр выхватывает пакет у меня из рук, прежде чем я успеваю остановить его, прежде чем я даже успеваю отреагировать, одним удивительно быстрым движением.

— Я узнаю сам, — шипит он, и я слышу тихий вскрик Аны от страха, когда он открывает пакет и заглядывает внутрь.

Я вижу, как его лицо тоже бледнеет, когда он просматривает содержимое, на каждой черте написано потрясение, когда он медленно поднимает глаза, сначала на меня, затем на Ану, а затем снова на меня.

— Что это значит? — Тихо спрашивает он. — Это для твоей невесты, Лиам? Сирши? В конце концов, ты лишил ее драгоценной девственности перед свадьбой, солгав милой Ане о своей связи с другой женщиной?

Я слышу слабую надежду в его голосе, что это что-то настолько непристойное, что навсегда разделит нас с Анной. Это, возможно, отправило бы ее обратно в его объятия, и именно поэтому я не могу использовать эту ложь. Это удобная ложь, она избавила бы нас от необходимости признаваться Александру, что Ана беременна. Но если я скажу вслух, что был с Сиршей, я чувствую, что Ана никогда не сможет полностью забыть мои слова, даже если это неправда. Доверие между нами хрупкое, оно все еще крепнет, и я не могу заставить себя сказать что-либо, что могло бы каким-либо образом навредить ему, особенно после моей ошибки прошлой ночью, когда я повел ее на балет, но я также не могу заставить себя сказать Александру правду, сообщить ему что-либо, что могло бы заставить его думать, что у него есть права на Ану больше, чем они уже есть.

— Скажи нам правду, Лиам. — Губы Александра кривятся в ухмылке, как будто он уверен, что я колеблюсь из-за Сирши, а не из-за правды, что беременность Аны все намного усложнит.

— Я… — я с трудом сглатываю. — Это личное дело, я…

— Меня вырвало прошлой ночью. — Ана выпаливает это сдавленным голосом, и моя голова мгновенно поворачивается в ее сторону.

— Ана, не надо…

— Он собирается вытянуть это из нас, — говорит она несчастным голосом. — Мы останемся здесь, пока не скажем правду, так что мы можем это сделать. И он заслуживает того, чтобы знать. Я знаю, ты ненавидишь его, Лиам, но он не был… он не был жесток ко мне. В некотором смысле, он спас меня от Алексея. Так что я не могу сидеть здесь и лгать. У меня задержка, — добавляет она, глядя на Александра. — Но это ничего не значит. Я слишком худая. Это может быть…

— Ты правда слишком худая, малышка. Я пытался тебя кормить. — Выражение его лица нежное, когда он смотрит на Ану, такое заинтересованное, что меня покалывает от гнева. Я не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, смотрел на Ану таким образом.

— Это не беременность, Александр, я почти уверена в этом…

— О, черт возьми, — выплевывает Иветт, ее глаза сужаются, когда она смотрит на нас троих. — Теперь эта маленькая сучка вынашивает потомство, после всего этого? Кто бы хотел иметь ребенка от нее… — Она морщит нос, и Александр бросает на нее острый, сердитый взгляд.

— Придержи язык, Иветт, — резко говорит Александр.

— Я не беременна! — Ана выдыхает эти слова с отчаянием в голосе. — Я не…

— Очевидно, это не то, что думает Лиам. — Александр встряхивает пакет с тестами. — Очевидно, Лиам думает, что есть достаточно хороший шанс…

— Он слишком остро реагирует! — Голос Аны умоляющий. — Александр, давай просто обсудим, о чем ты хотел поговорить с Лиамом, а потом мы сможем уйти. Между нами все кончено. Мы больше не будем вместе. Я же сказала тебе…

— Ты никуда не уйдешь. На это есть простой ответ. — Александр достает одну из коробок и протягивает ее Ане. — Пройди тест, куколка. И тогда мы узнаем.

К этому моменту Ана становится белой как мел, как будто в ее лице не осталось ни капли крови.

— Александр, пожалуйста. Я не хочу делать это здесь.

— Отцом может быть любой из нас, куколка, если ты беременна. Тебе следует сделать это здесь, в присутствии обоих потенциальных отцов. Или… — кажется, на его лице появляется новая мысль. — Неужели Лиам не…

— Я не кончал в нее, — быстро говорю я, надеясь, что это его отпугнет. — И прошло уже несколько недель с тех пор, как она была в Париже. Наверняка ты предохранялся с ней. Ана права. Есть какое-то другое объяснение ее болезни.

Я, конечно, блефую. Я не кончал в Ану, но я был внутри нее дважды, довольно долго, без презерватива. Любой, кто проходил базовое обучение сексу, знает, что, хотя этого может быть недостаточно, чтобы забеременеть, это, безусловно, может привести к залету. И во второй раз я вышел из нее как раз в тот момент, когда начался мой оргазм. Я слишком отчетливо помню вид ее испачканных спермой бедер, и всего несколько дней назад я довел себя до оргазма на ее киске, покрывая ее своей спермой, не думая о возможных последствиях. Последнее не может быть причиной вероятной ситуации с Анной, но я не был осторожен. Никто из нас не был. Не настолько осторожен, как следовало бы, если бы мы пытались предотвратить беременность Аны. Но, честно говоря, я об этом не думал. Мысль о том, что Ана беременна моим ребенком, хоть и пугает в каком-то абстрактном смысле, но и возбуждает. Я всегда знал, что у меня будут дети. Я просто еще не думал об этом каким-либо реальным, конкретным образом. У меня не было для этого никаких причин. Беременность Аны расстраивает меня не сама по себе. Это может еще крепче привязать ее к Александру… и вполне может, здесь и сейчас, если он заставит ее пройти тест.

Александр ухмыляется, на его лице появляется выражение довольного ликования, вероятно, при мысли о том, что я не наслаждался теми же удовольствиями с Анной, что и он.

— О, я не предохранялся, месье. — Его холодная, немногословная улыбка становится только шире. — Возможно, ты и не кончал в ее сладкую киску, но я, безусловно, кончал. И не один раз. Что только делает меня еще более настойчивым, куколка. Ты будешь проходить тест здесь.

Я поворачиваюсь к нему, черная ярость поднимается в грозовом облаке почти неконтролируемого гнева при мысли о нем внутри Аны, заполняющем ее…

— Ты не принимал никаких мер предосторожности? — Огрызаюсь я. — Ты пытался сделать ее беременной? — От одной мысли об этом мне становится дурно. Александр мрачно усмехается.

— Не пытался, месье, нет. Но почему бы и нет? Анастасия была, есть и будет моей. И у нее, конечно, не было права голоса, чтобы сказать иначе.

При этих словах Ана сильно бледнеет, ее глаза нервно перебегают на меня.

— Лиам, я…

Я поднимаю руку, не в силах больше это слушать.

— Ана, нет. Я не хочу об этом слышать. Я понимаю, это произошло. Но я не могу… — Я делаю глубокий вдох. — Это не имеет значения, — с трудом выговариваю я. — Он больше никогда к тебе не прикоснется.