Кофе - и никакого интима

* * *

— Госпожа Гриц, вы меня слышите? — английская речь и мягкие касания в районе запястья заставили меня вернуться в реальность.

Я приоткрыла глаза и увидела перед собой пожилого турка в белом халате. Он осторожно обхватил ладонями мое лицо, осматривая зрачки.

— Как вы себя чувствуете?

— Не знаю, — ответила я, с трудом вспоминая английские слова.

— Показатели почти в норме. Мы сообщили вашим родным о случившемся. Ваш муж скоро будет здесь, — сообщил доктор, и я рванулась вперед, но слабость не дала сесть.

— Не надо мужа! Он пытался меня убить!

Мужчина глянул на меня озадаченно. Потом перевел взгляд на живот, и по его потускневшему взгляду я поняла — что-то не так.

— Что с моим ребенком? — затаив дыхание, спросила я.

— Вам нельзя нервничать, — доктор попытался успокоить меня, но я изо всех сил вцепилась в его руку.

— Что с ребенком? — почти прокричала я.

— Сердцебиение не прослушивается. Мне очень жаль, —спокойным тоном сообщил он, вырывая мое собственное сердце из груди.

— Нет! Нет! — закричала я, царапая кожу врача,— —Мой малыш жив!

— Госпожа Гриц, я попрошу дать вам успокоительное, — пробормотал мужчина и отвернулся, не в силах видеть слезы на моем лице.

Дверь с шумом распахнулась, и в нее, словно ангел возмездия, влетел Вадим, на ходу надевающий халат.

— Яна! — шепнули его губы, и я расплакалась еще сильнее.

Вадим присел на кушетку и, приподняв меня от постели, крепко прижал к себе. Я рыдала, обнимая его шею, и все никак не могла сказать, что нашего ребенка больше нет. Что Дима убил его. Я сама убила его.

— Родная, любимая, все будет хорошо, — шептал Вадим, целуя мои плечи. Он приподнял голову и обратился к доктору на английском: Я тоже врач. Что с моей женой?

— Она потеряла ребенка, коллега, — отозвался доктор, и я ждала, что Вадим станет метать гром и молнии, проклиная меня за то, что я сделала.

Но он неожиданно ровным тоном, полным профессионализма, попросил:

— Приготовьте кабинет ультразвуковой диагностики. Я хочу сам убедиться.

Ничего не ответив, доктор вышел из кабинета, и не успели мы с Вадимом толком обменяться взглядами, как вошли медбратья, чтобы пересадить меня на инвалидную коляску.

Вадим смерил их холодным взглядом и, подняв меня на руки словно пушинку, спросил, куда нужно идти.

Я закрыла глаза, прижавшись ухом к груди любимого мужчины. Стук его сердца — ровный, выверенный по долям секунды — успокаивал и вселял надежду. Волшебный доктор со мной. Да, малыш, папа рядом, и это значит, что все будет хорошо.

В кабинете УЗИ было тепло и прохладно, и мне так не хотелось отпускать Вадима, но я все же легла на кушетку, молясь о том, чтобы малыш был в порядке.

Долго и напряженно Вадим всматривался в экран и катал головку аппарата по моему животу. Шумы и поскрипывания сводили меня с ума. Пара врачей, стоящие за спиной Вадима, хмурились и перешептывались, словно не понимая, почему этот русский возомнил себя лучшим врачом, чем они.

— Давай, доченька, ты же здесь, я знаю, — шепнул Вадим, и в этот момент, словно отвечая на зов отца, в комнате раздалось хрипловатое сердцебиение.

Все замерли, не смея поверить в свершившееся чудо. Сердечко малыша стучало. Ребенок был жив! Вадим победно улыбнулся и склонился, чтобы поцеловать меня.

Турки выглядели озадаченными, им не терпелось оправдаться перед Вадимом, но тот не обращал на них никакого внимания.

— Волшебный доктор, — шепнула я, отирая слезы счастья с лица.

— Наша дочь в полном порядке, — заверил он, нежно целуя мои губы.

— Но почему ты решил, что это девочка?

— Я чувствую. Она мне снится. Вы обе снитесь мне, — Вадим потерся носом о мой нос, и сердце — мое собственное — запорхало птицей в грудной клетке. Тяжелые каменные оковы, которыми я его сдерживала, рухнули под натиском настоящей любви.